— Ты бы не одобрил, Годфри… Ты всегда говорил, что я язычница. Да, я такая. Я не верю в прощение и снисхождение. Я верю в месть — я причиню кому-нибудь боль за то, что ты мертв.
Дальше по каналу раздалось отдаленное эхо. Писк. Крысиный писк.
Сильнее завоняло дерьмом. Аш теперь шла, зажимая нос влажным рукавом. Блевать ей было нечем. Вдоль каменного прохода тихо и медленно текла вода.
Последние отблески света из трещин в крыше высветили какую-то неровность в стене. Это такой кирпич, что ли? Она протянула руку, чтобы дотронуться до кирпича — но вместо него дотронулась до темной пустой нишы размером с кирпич.
Кончиками пальцев она ощупала длинную нишу, высотой в две ее ладони. Для проверки засунула руку внутрь. В глубине ниши костяшки пальцев наткнулись на кирпичи, скрепленные известкой. Нахмурившись, она огладила ладонью стену перед собой, повела рукой вверх по стене, и ладонь попала на такое же пустое место, в другую нишу для кирпича. А над ней — еще одна.
В нижнем краю каждой ниши имелся кирпичный выступ. Достаточно крепкий, чтобы выдержать вес человека.
Ее охватила радость. Незаметно для себя, она даже стала дышать глубже; вдыхала сладкое зловоние и громко смеялась, из глаз бежали слезы. Она водила руками по стене вверх и вниз, убеждаясь, что не ошиблась. Высоко над головой, насколько она могла достать руками, в стену были встроены ниши. И стена была не изогнутая в этом месте, где перекрещивались туннели: эта стена над ней шла прямо вверх.
Аш подняла руку и ухватилась за одну нишу, ногу поставила в другую и стала карабкаться по стене.
Первые пятнадцать-двадцать метров подъем был не сложным. Потом заболели руки. Она рискнула чуть отклониться от стены и посмотреть наверх. Разбитая часть трубы поднималась над ней еще на пятьдесят-шестьдесят футов, не меньше.
Она дотянулась до следующей ниши и подтянула себя кверху — в промокшей насквозь, тяжелой одежде. В голове у нее стали бродить несвязные мысли.
Я думаю, что «Голоса» говорят при помощи машины, при помощи каменного голема. Они звучали в моей голове именно так же. Но они совсем не такие, как мой Голос.
Знает ли об этом еще кто-нибудь? Знает ли Фарис? Давно ли они так вещают? Говорят ли они с Фарис тоже при помощи голема — или же они притворяются каменным големом? Может быть, до сих пор никто об этом не знает…
Допустим, военная машина стоит в Доме Леофрика уже два столетия; допустим, что эти — другие — говорят через нее? Или они — часть ее? Часть, о которой не знает Леофрик? Или… знает?
Аш решительно запретила себе прислушиваться.
Она тянулась вверх, подтягиваясь на руках, бицепсы болели, она поднялась еще на одну ступеньку. У нее горели икры и бедра. Она рассеянно опустила взгляд мимо себя и разглядела пол — далеко внизу под собой, увидела, как она уже высоко.
На высоте в сорок футов до кирпичного прохода вдоль стены или до сточного канала — вполне достаточно, чтобы при падении разбиться насмерть.
Она толкала себя вверх.
Допустим, эти «Голоса» ненавидят Бургундию? Почему именно Бургундию? Почему не Францию, Италию, империю турок? Я знаю, что бургундские герцоги — самые богатые, самые могущественные государи Европы, но дело ведь не в богатствах, не в могуществе; они хотят сжечь саму страну, превратить ее в прах… Почему?
Аш передохнула, прислонившись лбом к кирпичной кладке. Кладка была холодной. Руки были уже исцарапаны пыльной известкой.
Теперь ей пришлось извернуться, чтобы увидеть разбитую часть потолка над собой и сбоку. Ее отрезал от потолка каменный выступ. Ступени вели вверх, она подняла голову и увидела куда — в узкую шахту в потолке. Там — полная тьма. Не угадаешь, что там может оказаться.
Она крепко держалась, дрожа в своих мокрых и вонючих одеждах. Мысли неслись в голове, опережая одна другую. И вдруг Аш улыбнулась в темноту.
Вот в чем дело. Конечно. Вот почему визиготы напали на Бургундию, а не на турок! Турки — угроза для визиготов посерьезнее, чем Бургундия, однако машина — именно машина! — говорит им, что решение всех проблем Карфагена — в захвате Бургундии. Должно быть, так! И говорит это не каменный голем, говорят — те Голоса, множественные Голоса!
Аш вцепилась пальцами в ступеньку. Мышцы свело судорогой. Она глубоко засунула пальцы ноги в ступеньку и разогнула ногу, выпрямив ее; другую ногу потянула наверх, поставила на следующую ступеньку.
Если какая-то семья, семья какого-то другого амира создала другого каменного голема… Нет, такое стало бы известно! Даже Леофрик никогда не пытался сохранить своего голема в тайне. Просто охранял его. Но если это не другая глиняная машина — тогда кто же они, эти голоса?
Ясно одно — кто бы они ни были, они знают обо мне.
Аш двинулась в темноту, постепенно втягиваясь в шахту. Сперва — голова, потом плечи, а следом и все гибкое, извивающееся тело. Наверх, в шахту. «Если шахта не ведет никуда, мне просто придется карабкаться снова вниз, — подумала она, и сразу же пришла новая мысль, о том, прежнем: — Итак, они знают обо мне теперь. Ладно. Ладно. Я потеряла моих людей. Я потеряла Годфри. С меня хватит».
— Ты бы лучше постарался узнать обо мне, — прошептала Аш, обращаясь к неведомому врагу. — Потому что я непременно выясню, что ты такое. Если ты машина, я тебя расколочу. Если ты человек, я тебя распотрошу. Самое глупое, что ты мог сделать — это связаться со мной.
Она улыбнулась в темноте собственному хвастовству. Протянутыми вперед пальцами прикоснулась к кирпичу и металлу. И остановилась.
Осторожно водя пальцами, она нащупала пыльный камень, прямо над головой, и ободок из холодного металла, внутри него оказалась круглая железная пластина.
Аш как можно глубже засунула ступни в каменные ступеньки, на которых она стояла. Крепко схватилась за ступеньку левой рукой. А правой ладонью сильно ударила по металлической пластине, выталкивая ее вверх.
Она ждала сопротивления, думая — «ни хрена я не буду подставлять под нее спину, да и не смогу», и удивилась когда металлическая крышка отскочила вверх и тут же отлетела куда-то в сторону. В лицо ей ударил поток холодного воздуха. Ее ослепил яркий греческий огонь. Двигаясь по инерции, она упала лицом вперед, поцарапала лицо о кирпичную лестницу и чуть не сорвалась.
— С… сука!
Она подтянула себя еще на две ступеньки и вцепилась в наружный край в поисках какой-нибудь опоры, чтобы вылезти наружу. Ничего. Пальцы скребли по камню. Отверстие оказалось слишком широким, и Аш никак не могла опереться руками о края.
Держась левой рукой, Аш распрямила ноги, с усилием вытолкнула себя наверх и тяжело рухнула на мостовую.
Ее пронесло вперед; тело ее уже лежало, вытянувшись, на дороге, а бедра и ноги еще висели над бездной. Она оперлась ладонями и, извиваясь, поволокла тело вперед и покатилась, сложившись пополам; и катилась без остановки, пока не оказалась в добрых десяти футах от открытого сточного люка.
Она лежала в узком переулке между зданиями без окон.
В двадцати ярдах от нее горел один стеклянный цилиндр с греческим огнем. Другие, поближе к ней, оказались разбиты. В нескольких ярдах ниже по переулку булыжники зловеще осели.
Привыкшие к темноте глаза заслезились. Аш встряхнула головой, поднялась, опираясь на руки и ноги; мокрая шерсть рейтуз и камзола прилипла к телу и быстро замерзала в ночном воздухе.
«Значит, я еще в Цитадели…»
Ветер сменил направление. Аш поднялась и настороженно прислушалась.
До нее донеслись крики, грохот колес повозки, звон металла о металл. Битва, хаос; но ничто не говорило о том, где она — в пределах Цитадели или вне ее стен, в самом Карфагене. Ветер снова сменил направление, и звуки относило в сторону.
«Но я выбралась!»
Аш глубоко вздохнула и задохнулась от зловония, источаемого ее одеждой. Она огляделась. Вокруг, по обе стороны узкой улицы, были только голые каменные стены. Такие высокие, что у нее не было возможности увидеть межевой знак или догадаться, в какой стороне должен быть храм, где находятся стены города. Аш повела носом. Запах гавани… и еще чего-то…