Луч снова проходит рядом – и снова задевает ее.

ХОЗЯИН

Ну вот!

Эля удваивает усилия – он идет к ней размашистыми шагами – фонарь слепит – топор в руке – болотные сапоги чавкают в сырой траве – все ближе, ближе…

…И она еле-еле, в самый последний момент успевает вкатиться в ограниченный валунами предел.

Хозяин останавливается у края круга. Эля отползает назад – все еще связанная, беспомощная – и смотрит ему в лицо. Это первый раз, когда она может разглядеть его как следует – ему на лицо падает свет окон хибары, свет от уличной лампы.

ХОЗЯИН

Ну и что мы тут?

ЭЛЯ

Ты кто такой? Ты кто такой?!

ХОЗЯИН

Я Хозяин.

ЭЛЯ

Хозяин чего?

ХОЗЯИН

Хозяин тут всего. И всехний.

ЭЛЯ

Ты зачем их убил?!

ХОЗЯИН

Нужно мне было – и убил. Головы мне их были нужны. И твоя пригодится.

ЭЛЯ

Зачем?!

ХОЗЯИН

Ты не поймешь.

ЭЛЯ

Зачем?! Зачем?!

ХОЗЯИН

Я рыбалку люблю. Рыба хорошо на опарышей клюет. А самые славные опарыши – в мозгах плодятся. В собачьих. Но эти…

(кивает на Элю)

…еще лучше.

Эля смотрит на него в ужасе, не зная, что сказать.

ХОЗЯИН

Ты мне скажешь сейчас, что их просто в мясе можно разводить, в трупах. Да? Угадал? Но это не то же самое.

Эля тем временем нащупывает оброненный на пороге Чучундрой нож и пытается связанными за спиной руками перепилить веревку… Недалеко в траве лежит брошенный зэками карабин, и она не выпускает его из вида.

ХОЗЯИН

Знаешь, как испанский хамон. Есть обычный хамон, он такой бледно-красненький, не хамон даже, по сути, а вяленая ветчина какая-то. А есть хамон-де-бейотас – это от кабанчиков, которых исключительно одними желудями кормят. Там мясо такое… багровое, терпкое получается. Совсем другое дело. Вот и тут. Понимаешь?

Эля почти разрезала веревку, которая спутывает ей запястья, – так, что увлеченный своим рассказом Хозяин, кажется, ничего не заметил.

ЭЛЯ

Это… это садизм какой-то… Ты маньяк, Макс прав был, маньяк обычный…

ХОЗЯИН

Ну нет. Не обычный.

Ей удается наконец перерезать веревки на руках, и она садится, опираясь руками на землю. Хозяин стоит на самом краю очерченного камнями круга, смотрит на Элю с улыбкой, с окровавленным топором в руках. Она принимается, уже не скрываясь от него, резать ножом веревку на ногах.

ХОЗЯИН

А ты думаешь тоже, как и они, что я за камни зайти не могу?

ЭЛЯ

Не можешь!

ХОЗЯИН

Не могу или не хочу?

ЭЛЯ

Катю нашу тоже ты убил?!

ХОЗЯИН

Катю… Катю… Это такая бойкая, да? В желтом платочке.

ЭЛЯ

Ты?!

ХОЗЯИН

Катя-Катя-Катенька… Катенька моя. Мне обещана. Как и ты. Одна сегодня, другая завтра, какая разница?

ЭЛЯ

Кем обещана?!

Она вскакивает, освободившись от веревки.

ИНТ. ГОСТИНАЯ В ДОМЕ БАБЫ НЮРЫ. НОЧЬ

Макс хохочет напоказ. Видно, они продолжают какой-то недавно начатый спор.

СОНЯ

Тут такие вещи творятся… Этот Хозяин… Не надо его искать.

МАКС

Не найдем Хозяина – ни Катю не найдем, ни Элю. И не поймем даже, что с ними стало. Как это – не надо? Надо искать и надо трубить!

СОНЯ

Тебе не поверит никто, Макс. Тут… дьявольщина какая-то.

МАКС

Ох… Да ладно. Обычный криминал. Какая дьявольщина? Зачем? Мы и без Бафомета прекрасно обходимся. Вот когда муж жену в ванной расчленяет и в пакетах из супермаркета на помойку по кусочкам носит, вот это да, это ад. Или профессор свою студентку. Который по Наполеону угорал. Чикатило, Сталин, Цапки… Все сами, все ручками. Сто процентов тебе даю, это все имеет самое простое объяснение. Такое, что зритель НТВ сможет понять. Не говоря о слушателях «Радио Свобода».

СОНЯ

Не сможет. Тебе этого не надо делать, Максим, правда.

МАКС

Надо! Именно, что надо. Это единственный метод. Вся эта шушера, вся эта шелупонь от телика, как от солнечных лучей через лупу… Мигом обуглится.

Соня поднимается со своего места.

СОНЯ

Ладно. Пойдем.

МАКС

Куда?

СОНЯ

Анна Петровна! Вениамин Алексеевич там?

ГОЛОС БАБЫ НЮРЫ

Ак куда он денется-от?

Соня кивает Максу.

СОНЯ

Пойдем, познакомимся.

МАКС

Да мы знакомились уже. Попка дурак, и все такое.

Соня берет его за руку и поднимает с места. Макс нехотя встает, не выпуская из рук телефон.

ИНТ. СПАЛЬНЯ БАБЫ НЮРЫ. НОЧЬ

Баба Нюра сидит на стуле рядом с постелью, в которой лежит старик Вениамин Алексеевич. Входят сначала Соня, а за ней Макс.

И Соня, и Макс – застывают. Оба видят старика. Соня глубоко вздыхает, Макс – все еще со своей заранее заготовленной насмешливой улыбкой – кивает Вениамину Алексеевичу.

МАКС

Здрасте.

ВЕНИАМИН АЛЕКСЕЕВИЧ

И вам не хворать.

Воцаряется тишина. Макс исчерпал свое остроумие и просто пялится на лежащего в постели старика. Соня смотрит на него внимательно тоже – пытаясь понять, настоящий ли он.

СОНЯ

А вас… Вам можно вот так, да? Из церкви выходить?

ВЕНИАМИН АЛЕКСЕЕВИЧ

Мне из комнаты нельзя, дочка. Лежачий я.

Соня оглядывается на бабу Нюру – та разводит руками.

БАБА НЮРА

А куда ты его еще собралась тащить? Сказано – лежачий.

СОНЯ

Я не понимаю… А почему…

БАБА НЮРА

А я и не спрашиваю. Я Господу и так благодарна. Как дали – так и дали. Лежит – и за лежачего спасибо.

Макс присвистывает, оглядывая комнату. Видит накрытую покрывалом клетку. Поднимает покрывало – клетка пуста.

МАКС

Так. А… как бы потактичней… Слушайте, Вениамин… Алексеич. А мы тут были один раз, а вас не было. И могилка ваша на кладбище…

Старик принимается кашлять – громко, надрывно. Бабка одергивает Макса громким шепотом.

БАБА НЮРА

Тсс… Не надо ему… говорить. Зачем? Пустая могила там. Для виду сделана.

Макс оборачивается на Соню. Та смотрит на него странно – как будто просит его подтвердить, что все это происходит по-настоящему.