В начале урока все сидели и хихикали.
Как назло Римушка первым вызвала именно Селькупова.
— А почему ты идешь к доске без дневника?! Не знаешь правил?
— А он в сумке, — пролепетал Егорка.
— Так достань!
— А она вон… — Егорка, чуя беду, показал на окно.
— Это что? Это издевательство?! — моментально раскалилась Римушка.
Если это и было издевательство, то над Егором Селькуповым. Но он бормотнул:
— Не знаю…
— А кто знает?! Я?!
Егорка опять ответил «не знаю»?
— Что ты, как попугай, твердишь это дурацкое слово! Как твоя сумка попала туда?
— Не з… — Егорка перепуганно замолчал и всхлипнул.
— Чьи это фокусы?! — Голос Риммы Климентьевны опять засвистел надтреснутой флейтой.
Класс, конечно, тоже «не знал».
— Кто дежурный?!
Оказалось, что дежурный ничего не видел, потому что ходил на перемене в математический кабинет за циркулем и угольниками.
— Селькупову за сегодняшнюю тему — два! — объявила математичка.
Все притихли.
И тогда Вашек сказал:
— Почему два-то? Разве он не ответил урок?
— Горватову тоже два! За поведение! За неуместное пререкание! Или… немедленно доставайте сумку! Как хотите!
Легко сказать — доставайте! Если даже распечатать форточку, то как дотянешься? Одно дело — бросить, другое — выуживать.
— Селькупов, ты меня слышал?
— Как я достану-то… — он уже не всхлипывал, а плакал и был похож перепуганного третьеклассника.
Тогда Вашек встал. Кругом было тихо, только в ушах звенели еле слышные струнки. Вашек знал, что делать. Римма сказала «доставайте как хотите»? Прекрасно, сейчас он возьмет у доски тяжелый деревянный угольник, высадит им нижнее стекло, и сумка — вот она…
…— Понимаешь, Белка, я был тогда у же не такой, как раньше, — тихо рассказывал Вашек (а Сёга сидел у соседнего орудия в одуванчиках и занимался лошадками). — У меня уже был брат. И мне вдруг показалось, что Егорка похож на Сёгу. Ну, и как тут усидишь… А Умник вдруг сказал у меня за спиной: «Горватов, подожди». Он меня опередил и встал у окна…
Умник встал у окна прижался грудью к нижнему стеклу и развел руки — словно хотел заслонить от всех сумку Егора Селькупова. А потом качнулся назад, и… сумка была у него в руках. Умник при общем молчании отнес ее Егорке.
— На…
Римушка зашлась в истерике:
— Значит, это ты!.. Ты!.. устроил этот дурацкий фокус! Затолкал ее туда, а потом обратно! Чтобы сорвать урок!.. А все это знали и покрывали хулиганство!.. Всем! Всем двойка по поведению за четверть! Будете сейчас сидеть просто так, а математика — седьмым уроком!.. — И она хлопнула дверью.
Сперва шестой «Б» обалдело молчал, а потом поднялись на Умника: «Всё из-за тебя, Тюпа недоделанная! Кто тебя просил?!» Некоторые думали, что это он запихал туда сумку, а те, кто знал правду, помалкивали, тоже «гнали волну» на Умника. И никто даже не поинтересовался, как он выудил Егоркино имущество сквозь стекло! Толпе наплевать было на чудо! Мысли были про другое: придется сидеть лишний урок, а потом объяснять дома про двойку за четверть! Попробуй доказать родителям, что двойка — несправедливая!
Умника прижали к стене у доски.
— Иди, паразит, доказывай Римушке, что ты один виноват! А то раскатаем в блин!
Лишь Егорка пытался тонко объяснять, что Пятёркин не виноват. Но кто его слышал, сверчка заморенного…
Тогда Вашек растолкал одноклассников и встал рядом с Умником. И сказал всем сразу:
— А ну, отвали…
Народ удивился на пару секунд, но «отваливать» не стал. Наоборот:
— А тебе чё надо?! Тюпиной крышей заделался? Сыпь на обочину, а то окажешься у папочки в срочной хирургии!.. — И «крутой» Васяня Бугай потянул к Вашеку лапу.
Вашек четко (будто не первый раз!) вделал ему башмаком под колено. А визгливому Вовке Глазову по прозвищу Глюка ткнул кулаком в нос. Из носа побежало, Глюка согнулся. Бугай тоже…
…— Знаешь, Белка, я до той поры дрался очень редко. Честно говоря, боялся, если даже видел, что надо вмешаться. И за Тюпу ни разу не заступился, хотя давно уже не приставал к нему, как другие. А теперь внутри будто лопнуло… может, терпение, может еще что-то… А когда лопается, то, оказывается, уже не страшно… Нас, наверно, через минуту смешали бы со штукатуркой, но кто-то из девчонок сбегал в учительскую за Римушкой: «Там мальчишки передрались!» Она ворвалась, опять разоралась… А потом все как всегда: разборки, вызовы родителей…
— Сильно попало?
— Мне? Да нисколько не попало. Папа, когда пришел в школу и послушал Римушку, сказал ей:
«Я сразу объяснил сыну, что он поступил неправильно…»
Та, конечно, расцвела и ждет рассказа: как он меня уму разуму учил. А папа говорит:
«Я ему растолковал, что, когда имеешь дело с превосходящим противником, надо бить ближних не по носу, а по уху, наотмашь. Это безопасно для их здоровья и в то же время дает нужный психологический эффект — несколько снижает стадные инстинкты толпы…»
Вашек произнес эти фразы четко и с удовольствием: видимо помнил их наизусть. И засмеялся. И Белка засмеялась. И даже Сёга у соседней пушки.
— А дальше что было? — спросила Белка.
— А дальше ничего. Директорша наша не в пример умнее Римушки, разобралась. Сказала, конечно, что драться нехорошо, на этом все и кончилось. А потом — каникулы… И никто даже не стал спрашивать, как Умник добыл сквозь стекло сумку…
— Вашек, а как он ее добыл?
— Это он потом уж мне объяснял. То есть мне и Сёге. Говорил, что это «на уровне развернутого сознания». Какая-то там четырехмерность, переход в замкнутое пространство. Поди разберись…
— Я разбирался, пока он рассказывал, — снова подал голос Сёга. — А потом опять все в мозгах перемешалось…
— И у меня… — признался Вашек. — Да и сам Тюпа научился объяснять все эти хитрости не сразу. Иногда получалось бестолковое бормотанье. А уж потом, когда он познакомился с профессором Рекордарским — другое дело…
— А как он познакомился? Когда?
— Случайно. Вскоре после той истории с сумкой.
Нельзя сказать, что Вашек и Умник сильно подружились, но все же стали ощущать друг к другу симпатию. Ведь как-никак, а недавно пришлось им постоять плечом к плечу против превосходящего противника! И в начале весенних каникул Вашек позвал Пятёркина поиграть на Институтских дворах (так ребята называли Треугольную площадь и ближние к ней территории).
На улицах еще лежали талые сугробы, а Институтские дворы были уже сухие, прогретые солнцем. Плиты и булыжники площадей впитывали лучи и отдавали тепло окружающему пространству. По ним можно было бегать босиком — некоторые так и бегали. И без курток, в рубашках или майках! Порой мелькали коричневые бабочки. На тополях и сирени набухали почки. В щелях между плитами вырастали травинки.
В общем, для игр здесь было самое то место!
Конечно, не всякому такие игры по душе. Многим больше нравятся компьютерные игрушки, замирание души перед экраном. Но не всем. Да и не у всякого в доме компьютер… А каникулы были для всех! Весна — для всех! Теплый воздух, что волнами пробегал над камнями — для всех! Или, по крайней мере, для тех, кто в двадцать первом веке не забыл, как гоняют по лужайкам мячи, прыгают через скакалки, запускают шелестящих и трепещущих змеев, и обмирают в укрытиях во время старинных игр в прятки (здесь говорили «в пряталки»).
На Институтских дворах собирались ребята с ближних улиц. А были и такие, что не с ближних, издалека. Потому что было здесь хорошо. Придешь — и тебя берут в любую игру: «Здравствуй! Тебя как зовут? Будешь с нами в «чушку-вышибалу»? Тогда вставай на тот край…» Компании были разные — и постоянные, и такие, что складывались для очередной игры, а потом рассыпались и собирались по-новому. Но в любой компании никакому новичку не говорили: «Чё приперся, мотай отсюда!» Всегда смотрели как на приятеля.
