Возле зала для взвешивания тоже никого не видно, хотя двери были открыты. Я заглянул в эту святая святых, куда обычно запрещен доступ простым зрителям, с любопытством обозрел весы и плоские свинцовые болванки, которые подкладыва-ют под седла. Затем заглянул в раздевалку для жокеев и увидел там ряды пустых вешалок, пустые скамьи, пустые подставки для седел — все пусто и чисто, шаги отдаются эхом, ни единого намека, ни признака жизни. Скачки кончились и умчали с собой все, кроме пыли.

Наверняка Джерард счел бы этот мой обход напрасной тратой времени. Но ведь такого случая больше не представится. Я долго разглядывал комнату, на двери которой висела табличка с надписью: «Распорядители». Там стояли лишь стол, шесть невзрачных стульев, а на стене висели столь же невзрачные копии с каких-то полотен. Ни записей, ни книг учета — ничего.

Вернувшись на свежий воздух и к первоначальной цели визита, я подошел к двери с табличкой «Управляющий», которая была слегка приоткрыта, решительно толкнул ее и, о чудо, обнаружил в комнате человека. Он сидел за столом и писал. Приподнял лысоватую голову и пушистые брови и вежливо спросил:

— Чем могу помочь?

— Я ищу поставщиков, — ответил я.

— Тех, кто работает на доставке?

— Э-э… да.

— Тогда вам надо обойти трибуны сзади. Прямо перед собой увидите табло тотализатора. Свернете направо. Увидите рядом с табло вход в банкетный зал, но дверь, которая вам нужна, находится справа от него. Такая зеленая дверь, сразу бросается в глаза. Там еще рядом несколько пустых коробок от пива, если не убрали, как я просил.

— Спасибо.

Он кивнул и вернулся к своей писанине. Я же двинулся в указанном направлении и вскоре увидел зеленую дверь и пустые коробки от пива, о которых он говорил.

Я увидел также, что попал сюда как раз в момент доставки. У запертого входа в банкетный зал стоял большой темного цвета фургон, задние дверцы распахнуты настежь, двое рабочих в коричневых комбинезонах выгружают из него коробки с джином.

Сама же зеленая дверь тоже была распахнута настежь и подперта одной из пустых коробок. И я прошел в нее мимо двух работяг в комбинезонах, занятых тачкой с джином, который Окни наверняка бы не заказал себе в ложу.

Дверь, как вскоре выяснилось, вела в очень плохо освещенный коридор футов шести в ширину, который уходил куда-то вдаль и конца ему видно не было. И я понял, что он, должно быть, тянется вдоль трибун и является некой внутренней связующей артерией всего спортивного сооружения, где протекает некая неведомая посторонним внутренняя жизнь.

Работяги провезли свою тачку мимо трех закрытых зеленых дверей с надписями: «Кладовая А», «Кладовая Б» и «Кладовая В», а также мимо открытой кладовой «Г», где я мельком успел заметить с полдюжины глубоких противней, типа тех, что используются в пекарнях.

Еще несколько шагов — и тачка с джином резко свернула влево, и я свернул следом за ней. И оказался уже в более просторном коридоре, ведущем к открытой тяжелой двери. За дверью виднелся свет и мелькали люди, и я направился туда, размышляя над тем, является ли Верной фамилией или именем и есть ли хотя бы малейший шанс застать его на рабочем месте в субботу.

За тяжелой дверью оказалась просторная кладовая, заставленная пирамидами из ящиков и коробок в человеческий рост — в отличие от тех, что валялись снаружи, эти были полными. Слева, за перегородкой из дерева высотой до пояса и стеклом до потолка, размещалось нечто вроде офиса. Письменный стол, картотека, календарь на стене, бумаги. Справа еще одна дверь вела в еще более просторную кладовую, эдакий мини-склад, где чуть ли не до потолка высились коробки и ящики со спиртным. Только тут я сообразил, что в Мартино-парк, очевидно, готовятся к проведению ежегодного осеннего карнавала, который обычно устраивают в конце ноября, этим и объяснялись столь солидные запасы. Как-то один торговец рассказывал мне, что на карнавале в Челтенхеме в марте публика умудрилась прогулять целых три дня и что не считая пива, которого было выпито море разливанное, умудрилась расправиться с шестью тысячами бутылок шампанского, девятью тысячами бутылок разных других вин и четырьмя тысячами бутылок крепких алкогольных напитков. Судя по всему, в Мартино-парк вознамерились побить этот рекорд минимум вдвое.

Джин на тачке въехал во вторую кладовую, где присоединился к огромной горе громоздившихся там коробок, я снова послушно последовал за ним. Крупный мужчина с пластиковой дощечкой для записей пересчитывал коробки, другой, с черным фломастером, делал пометки на каждой из разгружаемых коробок.

Никто не обратил на меня никакого внимания. Я стоял перед этими людьми, точно невидимка, затем наконец до меня дошло, что каждая из групп причисляет меня к противоположной. Работяги вкатили тачку в узкий проход и, оставив там, взяли другую из длинного ряда и покатили к выходу. Мужчина с фломастером продолжал ворочать коробки, делая на каждой пометку, а мужчина с пластиковой доской, шевеля губами, считал и записывал.

Я решил набраться терпения и подождать, пока они не закончат, чтоб не сбивать со счета. Теперь же, вспоминая об этом, думаю, что подобного рода нерешительность, вполне возможно, спасла мне жизнь.

Неожиданно в офисе пронзительно зазвонил телефон.

— Иди, подойди, Мервин, — сказал мужчина с дощечкой, и его напарник с фломастером повиновался и уже было шагнул к перегородке, но тут первый, тот, что покрупней, нахмурился, точно вспомнив что-то, взглянул на часы и сказал: — Эй, нет, погоди, Мервин, я сам подойду! А ты иди и убери эти коробки от пива. Отнеси их в кладовую «Г». И обожди снаружи, пока я не скажу. И тем ребятам-грузчикам скажи, чтоб тоже подождали, пока я не закончу разговаривать, лады? — Он мельком взглянул на меня и добавил: — Кстати, это и тебя тоже касается. Так что валяй, скажи им!

И он зашагал по направлению к стеклянной кле-тушке, где трезвонил телефон, оставив меня словно приросшим к полу, и вскоре я услышал его голос и увидел через стеклянную перегородку часть спины.

— Да, слушаю… Да, да… Так, дальше…

Не успел я сообразить, что теперь делать, уйти или остаться подслушивать, как из коридора донесся чей-то другой голос и послышались звуки шагов.

— Эй, Вернон! Ты здесь, что ли?

Он быстро вошел в дверь и тут же повернул влево, к офису, но я узнал его, хоть и видел всего секунду.

Пол Янг.

— Вернон!

— Да… Послушай, погоди минутку… я сейчас. — Верной, прикрыв ладонью телефонную трубку, начал разворачиваться лицом к пришельцу. И пока ни один из них не смотрел в мою сторону, я постарался убраться с глаз долой.

Пол Янг!..

Мысли путались в голове, тело стало неповоротливым и тяжелым, точно из свинца.

Чтобы выбраться на волю, мне придется пройти мимо застекленной перегородки, и тогда Пол Янг наверняка заметит меня. Может, тогда, в «Серебряном танце луны», он и не обратил на меня особого внимания, но с тех пор наверняка не раз поминал недобрым словом. Помощник помощника мог объяснить ему, кто я такой, это он, Пол Янг, послал грабителей со списком ко мне в лавку. А потому, очевидно, он должен знать, чем закончилось это мероприятие. Ему также, наверное, известно, что главной цели своей оно не достигло. И я был уверен, что, увидя, он тут же узнает меня, и при одной мысли об этом все мое существо оцепенело от страха.

Правда, в данный конкретный момент ни Пол Янг, ни Вернон вроде бы не двигались, однако я, подстегиваемый атавистическим, глубоко запрятанным инстинктом загнанной в угол добычи, принялся искать в этом ярко освещенном помещении укромное темное местечко, где можно было бы спрятаться.

Но никаких уютных закоулков или щелок видно не было, одни сплошные блоки и колонны из ящиков и коробок с выпивкой. Между некоторыми из них виднелись узенькие проходы, куда можно было бы протиснуться… и где любой проходящий мимо человек мог легко меня обнаружить. Туда, в дальний конец, в панике подумал я. Может, туда они не сунутся…