Над ним нет ни крыши, ни полотняного тента. Но зато широкие веера пальмовых листьев и ветви цветущих олеандров спасают посетителей от палящих лучей южного солнца, а порой и укрывают от моросящего дождя.
Здесь не найти обычных для такого рода заведений столов с белыми скатертями. Не видно и услужливых официанток в накрахмаленных фартуках и резных чепчиках на головах. Никогда вы не услышите здесь грохота джаза и охрипших голосов певцов. Даже радио не будет мешать вам, как ни навязчиво оно на Приморском бульваре.
Удивительно, но в этом неприметном кафе всегда полным-полно народа. Его посетители — большей частью люди с сединой, с морщинистыми лицами, свидетельствующими, что они много перевидели на своем веку. И они очень любят это уютное местечко. Их не отпугивают колченогие столики и старые, подчас продавленные стулья. А все это — ради одной чашечки удивительно ароматного кофе. Все знают, что этот напиток готовит самый лучший кофевар Сухуми — черноглазый, уже немолодой армянин Акоп, человек с большой душой. Попросите у него вторую чашечку его изумительного кофе, он низко склонит голову и мягко скажет:
— Не можно, понимать надо. Дохтур говорит: один чашка полезна, а два — уже вредна. Нельзя!
Но это не обижает посетителей. Они покорно соглашаются с Акопом. И ради одной крохотной чашечки кофе люди готовы сидеть в этом приглянувшемся им кафе целый день. Разве что обеденное время заставит кое-кого вернуться домой. Однако потом многие опять придут к радушному Акопу.
По просьбе одного из сидевших за нашим столиком, Акоп подсел к нам и рассказал второпях историю кофе. Она занимательна.
Оказывается, все началось с... козы! Бесчисленные любители кофе со всех пяти континентов должны быть благодарны той легендарной абиссинской козе, которая тысячу лет назад первой из живых существ испытала на себе великолепное действие кофе. Правда, это животное из легенды употребляло кофе отнюдь не в виде ароматного напитка. Дело обстояло гораздо проще. Коза просто обгладывала кофейный кустарник. Но по ее сверхъестественным прыжкам люди догадались о чудесных свойствах этого растения. "Кахва", то есть "возбуждающий", — так назвали они черный душистый эликсир, прогоняющий сон и усталость.
В 1554 году в Константинополе была открыта первая в мире кофейня. А спустя почти сто лет, в 1652 году, некая гречанка открыла в Лондоне вторую кофейню. Вместе с кофе появились на свет и первые представители шумного племени завсегдатаев кафе.
В кафе Акопа все давным-давно знают друг друга, все друг с другом старые приятели. Но, что всего удивительнее, рассказы здесь не переводятся. И всегда они новые, занимательные и льются один за другим, словно морские бурливые волны.
Бывает и так, что под вечер продолжается разговор, начатый еще при золотом утреннем солнце.
Как ни странно, очень любили старики поговорить и о спорте, и, надо сказать, были тут знатоки баскетбола, шахмат и, конечно, футбола. Самый заядлый болельщик мог не огорчаться, что пропустил последнюю спортивную радиопередачу. Здесь, у почти достигших столетнего возраста пенсионеров, он мог услышать самые последние новости!
Часто встречал я в этом кафе очень интересных рассказчиков. Признаюсь, в каждый свой приезд в Сухуми не могу удержаться, чтобы не заглянуть сюда. Я люблю это кафе не только за неповторимый ароматный кофе. Ведь как приятно посидеть в кругу таких собеседников и услышать что-нибудь интересное.
Знакомство или представление в этом обществе вовсе не обязательны. Смело присаживайтесь к любому столику, за которым уже сидят тесным кругом любители кофе, конечно, если вам посчастливилось и оказался свободный стул. Сразу же просите Акопа подать чашечку кофе. После того как ваши новые соседи подтвердят, что вы еще не пили, Акоп вам не откажет. И тут-то вы сразу включаетесь в общую беседу.
В недавний свой приезд в Сухуми я вновь посетил это кафе и очутился за столиком среди вековых старцев, все еще удивительно бодрых и стройных, одетых а красочные абхазские черкески. В те дни в Сухуми проходил республиканский фестиваль самодеятельности, и эти мои соседи оказались участниками хора стариков. Разговор зашел о прошлом.
— Много мы прожили, но только сейчас узнали, что такое жизнь! — сказал стодесятилетний Кавью Аайса, руководитель хора. — Какие дела творятся у нас в Абхазии! — продолжал он, вынимая из-за пояса газету. — В человеке теперь ценятся не фамилия, не связи или положение, а только его собственные качества. Вот, например, что я прочел в газете: заведующего птицефермой ругают за плохую работу, а маленькая простая птичница получила от правительства высокую награду.
— Прежде правительство мы и в глаза не видели ни разу, а если и приезжал кто из чиновников, то только для того, чтобы вконец разорить или увести в тюрьму, — поддержал столетний Шоудыд, солист и запевала хора.
— Э-эх, пожить бы в этой новой жизни еще сотенку лет! — воскликнул постановщик танцев Шоуа Сарлып и, вдруг о чем-то вспомнив, обратился к солисту: — А ты, дад, вчера сплоховал с танцем медведя. Как это у тебя получилось?
— Пора, пошли на репетицию! — прервал его руководитель хора, взглянув на часы. — Сегодня снова концерт.
Старики расплатились за кофе и, по-молодецки одернув черкески, направились в сторону театра.
За соседним столиком другая компания окружила какого-то досужего рассказчика. Прислушаюсь-ка к нему! Право, это кафе — неиссякаемый источник всяческих занятных историй!..
Дик.
Перевод автора
Однажды, когда я с друзьями устроился за столиком в кафе, к нам подошел мужчина с крупной и статной восточноевропейской овчаркой в наморднике. Шею и широкую грудь собаки украшали медали.
— Здравствуй, Анастас! — приветствовал его один из моих соседей по столику. — Говорят, твоя собака получила первый приз. Поздравляю! Присаживайся к нам.
— Спасибо, спасибо! — ответил тот, кого назвали Анастасом, и с улыбкой погладил призера по холке. — Да, Дик не подвел меня...
-- Вы, наверно, не знаете, как эта собака предана своему хозяину, — повернувшись ко мне, сказал мой сосед. — Анастас! — обратился он к пришельцу. — Расскажи, пожалуйста, историю своего Дика. Ведь о ней здесь почти никто не знает.
Мы все наперебой стали упрашивать Анастаса, и он согласился рассказать о своем четвероногом друге. Вот что мы узнали из его рассказа.
В горной Абхазии, в одной из глубоких котловин, затерялся крохотный поселок Ахуца, считающийся окраиной большого села Амзара. С этим селом и со всей страной его связывала одна-единственная козья тропа. Она вилась узкой лентой у подножья отвесных скал, как бы врезаясь в них. Вид с этой тропинки на зияющую бездну захватывал дух. А в зимние месяцы тропу заносило глубоким снегом.
Вместе с абхазами в Ахуце издавна жили греки. Жили в горном поселке дружно и выращивали отменный по своему аромату табак. "Самсуны" из Ахуцы славились по всей Абхазии и за ее пределами.
Когда глубокой осенью 1942 года фашистские захватчики пытались прорваться через перевал к этому поселку, его населению предложили эвакуироваться. Люди волей-неволей ушли в долину — до их слуха уже доносились раскаты горной артиллерии.
В суматохе не все успели захватить с собой имущество, а некоторые даже оставили в хлевах домашний скот.
Еще раньше ушел в народное ополчение молодой грек Анастас Иониди, один из лучших колхозных табаководов. Уже спустя несколько лет, демобилизовавшись с наградами из армии, Анастас узнал, что его родной поселок стал тем рубежом, где выдохлись фашисты, откуда они были отброшены далеко назад героическими защитниками Кавказа. Ахуцы больше не существовало, в ходе боев поселок был выжжен дотла... Анастас, как и другие ахуцинцы, остался в долине и продолжал заниматься любимым делом — возделыванием табака.
Но душа его тосковала по родным местам, где он родился, где прошли его лучшие годы.
Как-то раз, не предупредив родных, он ушел в горы по знакомой узкой тропе. Уже темнело, когда он добрался до Ахуцы. Анастас остановился, припал плечом к скале и не мог узнать родного очага. Повсюду было тихо и пусто. Лишь вдали чернели два одиноких домика, в которых, как ему сказали еще в Амзаре, жили сваны, переселившиеся из-за перевала. Охваченный глубокой грустью, он долго стоял, углубившись в далекие воспоминания... Внезапно раздался громкий лай, и из-за скалы выскочила огромная собака. За ней спешил пожилой сван. Собака набросилась на пришельца, сразу же сбила его с ног и, обнажив зловещие клыки, казалось, готовилась вцепиться в горло... Сван хотел было оттащить собаку, но тут же замер в изумлении: пес, положив свои тяжелые лапы на плечи лежащего человека, лизал его лицо и тихо, совсем по-щенячьи взвизгивал. Сван хорошо знал нрав своего пса — собака явно была чем-то обрадована. А незнакомец, уже поднявшись на ноги, как-то особенно нежно гладил собаку, прижав к груди ее голову.
