– На помощь! На помощь! – доносится из влажных внутренностей моего тела. – На помощь! – отдается эхом и прокатывается по кроваво-красным сосудам.

На этот раз дрожь охватывает меня гораздо раньше. И мне труднее сдерживать ее.

– Капитан, вы бы лучше сошли с солнца! У вас нездоровый вид, сэр!

– Хорошо! – говорю я и выкрикиваю: – На помощь!

– Что вы сказали, сэр?

– Я ничего не говорил.

– Вы сказали: «На помощь», сэр!

– В самом деле, Мэтьюз? Я в самом деле это сказал?

Меня укладывают в тень, отбрасываемую кораблем: внутри, в глубоких катакомбах скелета, в темно-красных приливах крови кто-то кричит, мои руки дергаются, иссушенный рот раскалывается надвое, ноздри расширяются, глаза выкатываются из орбит. На помощь! Помогите! Помогите! Выпустите меня! Нет, нет, не надо!

– Не надо! – повторяю я.

– О чем вы, сэр?

– Не обращай внимания! – говорю я. – Я должен освободиться, – и я зажимаю рот рукой.

– Сэр, что с вами происходит? – настойчиво кричит Мэтьюз. Я кричу им:

– Все на корабль! Все, все! Возвращайтесь на Землю! Немедленно!

В руке у меня пистолет. Я поднимаю его.

– Не стреляйте!

Взрыв! Мельтешение теней. Крик оборван. Свистящий звук падения.

Через десять тысяч лет. Как хорошо умереть. Как хороша внезапная прохлада, расслабленность. Я как рука, влитая в перчатку, восхитительно прохладную перчатку в раскаленном песке. Как прекрасен всеобъемлющий черный покой забвения! Однако медлить нельзя.

Треск, щелчок!

– Боже мой, он застрелился! – кричу я, открывая глаза. Капитан сидит, прислонившись к борту, его череп расколот пулей, глаза расширены, язык высунут меж двумя рядами белых зубов. Из головы хлещет кровь. Я наклоняюсь и дотрагиваюсь до него.

– Глупец, – говорю я. – Зачем он это сделал?

Люди в ужасе. Они стоят над двумя трупами и вертят головами, озираясь на марсианские пески и отдаленный колодец, в глубоких водах которого колышется тело Риджента. С пересохших губ срываются хрипы и всхлипы – они как дети, не принимающие страшного сна.

Люди поворачиваются ко мне.

После паузы один говорит:

– Теперь, Мэтьюз, капитан – ты.

– Знаю, – неторопливо отвечаю я.

– Нас осталось всего шестеро.

– Боже, все случилось так быстро!

– Я не хочу этого! Нужно немедленно убираться!

Люди раскричались. Я подхожу к каждому и дотрагиваюсь – на этот раз моя уверенность глубока, она просто поет от восторга.

– Слушайте! – говорю я и дотрагиваюсь до их локтей, рук, ладоней.

Мы все смолкаем.

Мы – вместе, мы – одно.

– Нет, нет, нет, нет, нет, нет! – кричат внутренние голоса из глубины, из узилищ их тел.

Мы смотрим друг на друга. Мы – это Сэмюэль Мэтьюз, Реймонд Мозес, Уильям Сполдинг, Чарльз Эванс, Форрест Коул и Джои Саммерз; мы молча разглядываем друг друга: у нас побледнели лица, руки трясутся.

Потом все как один поворачиваемся в сторону колодца.

– Пора, – говорим мы.

– Нет, нет! – пронзительно протестуют голоса, уже упрятанные, складированные, подготовленные к вечному хранению.

Ноги несут нас по песку, со стороны могло бы казаться, будто это гигантская двенадцатипалая ладонь передвигается по горячему морскому дну, перебирая пальцами.

Нагибаясь над колодцем, мы заглядываем в него. И видим шесть лиц: они смотрят на нас из холодных глубин.

Нагибаясь все ниже и теряя равновесие, мы падаем один за другим в жерло, в прохладную темноту, в холодные воды колодца.

Солнце заходит. Медленно по кругу перемещаются звезды. Далеко среди них мигает лучик света. Это приближается еще один космический корабль, оставляя позади себя красный след.

Я живу в колодце. Я похож на дымок, живущий в колодце. Или на испарения каменного горла. Наверху я вижу холодные звезды – ночные и утренние, вижу солнце. И иногда пою старые песни этого мира, песни его молодости. Как сказать вам, кто я, если я не знаю этого сам? Никак. Я просто жду.