– Румб на правый борт! – скомандовал Чейз, и рулевой со скрипом повернул штурвал. Снизу донеслись вопли – ядро пробило обшивку и, срикошетив от гротмачты, врезалось в канониров. – Не торопись, – велел рулевому Чейз.

Рядом с ухом Шарпа что-то прожужжало. Мгновением позже мушкетная пуля вонзилась в палубу. Стреляли с мачт неприятельских кораблей. Усилием воли Шарп заставил себя стоять прямо. Испанский линкор заволокло дымом, а на его месте прямо по курсу «Пуссели» показался французский линкор и еще один неизвестный корабль. Шарп не мог разобрать, испанский или французский: флаг закрывали неповрежденные полотнища парусов. Паруса были грязными и потрепанными. Двухпалубный, меньше «Пуссели», на носу – фигура монаха с крестом в поднятой руке. Значит, испанский, решил Шарп. Чейз хотел провести «Пуссель» между испанцем и французом, но испанец явно вознамерился ему помешать. Наружная часть бушприта испанского судна, именуемая утлегарем, почти касалась французской бизань-мачты. Французы обстреливали корпус «Пуссели». Мушкетные пули барабанили по ее парусам. Чейз размышлял. Он мог обогнуть французский линкор и подойти прямо к неприятельскому борту, но тогда «Пуссель» выбьется из строя. Меж тем щель все сужалась. Если капитан ошибется и испанцу удастся втиснуть свой корпус перед носом «Пуссели», неприятель может зацепиться за ее бушприт и удерживать британский линкор, пока под непрерывным орудийным огнем он не превратится в груду кровавых обломков. Хаскелл, поняв, что им угрожает, бросил на капитана удивленный взгляд. Мушкетные пули вгрызались в палубу под ногами. Очередное ядро разнесло рундук с флагами у гакаборта. Еще одна мушкетная пуля вонзилась в штурвал, другая разбила фонарь нактоуза. Глядя на сужающийся проход, Чейз испытывал сильное желание обогнуть корму испанца, но разве мог он позволить неприятелю диктовать свои условия!

– Идем прежним курсом! – велел капитан рулевому. Он никому не собирался уступать дорогу. – Канонирам приготовиться, мистер Хаскелл! – приказал Чейз.

Хаскелл повторил приказ капитана.

– Подъем! Изготовиться к стрельбе!

На нижней палубе мичманы и лейтенанты выкрикивали приказ капитана:

– Подъем! Готовься к бою!

Канониры сгрудились вокруг орудий, вглядываясь в открытые порты. Морской пехотинец чертыхнулся и зашатался – мушкетная пуля пронзила плечо.

– Ступай к хирургу, – приказал раненому Армстронг, – да поживее! – Сержант поднял взгляд на французов с мушкетами, повисших на бизань-мачте. – Пора научить этих молодцов хорошим манерам! – прорычал он.

Наконец истерзанный бушприт «Пуссели» втиснулся в щель между вражескими кораблями. Канониры на нижней палубе еще не видели врага, но уже задыхались от плотного, словно туман, порохового дыма. Теперь «Пуссель» была так близко к неприятелю, что французские и испанские снаряды перелетали через ее палубу и поражали идущие следом корабли.

– Вперед! – скомандовал Чейз. – Полный вперед! Настало время расплаты. «Пуссель» находилась в футе от кормы одного неприятельского корабля и носа другого и могла отомстить обоим. Сейчас горячий металл обрушится на врагов, превратив их корабли в кровавое месиво из раздробленных костей и деревянных обломков!

– Пушки к бою! – прокричал Чейз.

Пусть мерзавцы захлебнутся своей кровью, мстительно думал капитан. Пусть пожалеют, что родились на свет! Ублюдки еще заплатят за то, что сделали с его кораблем! Раздался скрежет, полетели щепки – бушприты «Пуссели» и испанца столкнулись, утлегарь испанца переломился, и «Пуссель» устремилась в узкую щель, зацепив сломанной брам-стеньгой французский флаг и разодрав его в клочья.

– А теперь зададим им! – раздался крик капитана.

Чейз вздохнул с облегчением – наконец-то пришел его час!

Лорд Уильям Хейл отказался делить укрытие со служанкой леди Грейс. Его светлость велел девушке найти себе место в трюме на носу корабля.

– И так приходится терпеть неудобства, – заявил лорд Уильям жене, – не хватало еще сидеть вместе со слугами.

Укрытие для дам располагалось на корме и представляло собой треугольное пространство рядом с рулем. Сверху нависали полки, где хранились офицерские вещи и где Малахия Брейсуэйт некогда прятал бумаги, за которыми спустился в трюм в день своей смерти, чтобы создать хотя бы видимость комфорта, капитан велел застелить покатый пол старой парусиной. Лорд Уильям и леди Грейс сидели прямо под маленьким люком, который вел в оружейную на кубрике. Обычно там хранили кремневые замки и чинили мушкеты. Сейчас оружейная пустовала, но во время боя туда относили умирающих.

Лорд Уильям настоял, чтобы на ржавый крюк в потолке повесили два фонаря. На колени его светлость положил пистолет, сверху пристроил книгу, которую вытащил из кармана.

– «Одиссея», – сказал лорд Уильям. – Думал, что во время плавания найду время для чтения, но часы пролетели незаметно, верно?

– Верно, – вяло отвечала леди Грейс. Грохот вражеских орудий заглушался толщей воды.

– Должен заметить, с годами мой греческий не стал хуже. Некоторые слова я забыл, но юный Брейсуэйт помог мне. Секретарем он был никудышным, но греческий знал превосходно.

– Терпеть его не могла, – заметила леди Грейс.

– А мне казалось, вы его просто не замечали, – пожал плечами лорд Уильям и уткнулся в книгу. Он водил пальцем по строкам и беззвучно шевелил губами.

Леди Грейс прислушивалась к грохоту орудий. Когда первый снаряд поразил «Пуссель», заставив судно задрожать, она поежилась. Лорд Уильям чуть приподнял бровь, но глаз от страницы не оторвал. Вода сочилась в трещину между деревянными стропилами рядом с леди Грейс. На миг ей захотелось прижать палец к размокшей старой пакле. Шарп рассказывал, как в приюте детей заставляли раздирать циновки, сплетенные из просмоленной пеньки. Волокна шли затем на заделку корабельных швов. От этой работы ногти Шарпа почернели, хотя он уверял, что виной тому кремневые замки мушкетов. Леди Грейс подумала о руках любимого и закрыла глаза. Что за наваждение на нее нашло? Даже сейчас она могла думать только о Шарпе. Корабль снова тряхнуло, и внезапно леди Грейс ощутила, как давят стены этого тесного укрытия, расположенного у самого днища судна.

– Я читаю о Пенелопе, – произнес лорд Уильям, не обращая внимания на удары, что ежеминутно сотрясали корпус судна. – Выдающаяся женщина, не так ли?

– Вы правы. – Леди Грейс открыла глаза.

– Квинтэссенция, э-э… я сказал бы, верности. Согласны?

Леди Грейс подняла глаза на мужа. Он сидел, прислонившись спиной к противоположной стене, и, казалось, испытывал немалое удовольствие от разговора.

– Пенелопа считается образцом супружеской верности, – осторожно ответила она.

– Вы когда-нибудь задумывались, дорогая, зачем я взял вас в Индию? – спросил лорд Уильям и захлопнул книгу, заложив страницу каким-то листом бумаги, вероятно письмом.

– Смею надеяться, потому, что в Индии я могла оказаться полезной вам, – отвечала леди Грейс.

– Так и есть, – согласился лорд Уильям. – Должен признать, наши гости никогда не имели повода пожаловаться на плохое обхождение, да и дом вы вели превосходно.

Грейс промолчала. Руль скрипел на крюке. Вражеская канонада то затихала, то вновь звучала мощным крещендо.

– Впрочем, хороший слуга справился бы с этим не хуже вас, если не лучше, – продолжил лорд Уильям. – Нет, дорогая моя, вынужден признаться, что взял вас в Индию не поэтому. Откровенно говоря, я боялся, что вы не станете хранить мне верность, подобно Пенелопе.

Леди Грейс отвела глаза от ручейка, сочившегося по стене.

– Вы оскорбляете меня, – холодно промолвила она. Лорд Уильям сделал вид, что не расслышал.

– Пенелопа хранила верность мужу все годы его странствий. Способны ли на это нынешние жены? – Казалось, его светлость всерьез задумался. – Как вы считаете, дорогая?

– Будь я женой Одиссея, – парировала леди Грейс, – я наверняка знала бы ответ.

Лорд Уильям рассмеялся.

– А вам бы это понравилось, дорогая? Выйти замуж за воина? Одиссея считают великим воином. Впрочем, мне всегда казалось, что на деле он был всего лишь ловким мошенником.