Леди Грейс покачала головой, давая понять, что ей нет дела до тайных замыслов секретаря.

– Возможно, Брейсуэйт и вас шантажировал? – улыбнулся лорд Уильям. – Обычно он пялился на вас с такой преданностью и обожанием. Это всегда меня забавляло!

– Я терпеть его не могла! – выпалила леди Грейс.

– К чему такая горячность, дорогая моя? Этот ничтожный человек едва ли заслуживал вашей ярости. Впрочем, неважно. Правда ли то, о чем он пишет в своем письме, – вот что меня занимает.

– Все это ложь! – воскликнула леди Грейс.

Лорд Уильям поднял пистолет с колен и в свете фонаря проверил затвор.

– Помню, я удивлялся тому, как вы изменились, ступив на борт «Каллиопы». Раньше вы были так нервозны и раздражительны, а тут ни с того ни с сего просто расцвели! Последние несколько дней ваша живость кажется мне и вовсе неестественной. Уж не беременны ли вы?

– Нет, —солгала леди Грейс.

– Ваша служанка призналась, что по утрам вас все время тошнит.

Леди Грейс замотала головой. Когда она была с Шарпом, все казалось таким правильным, естественным и прекрасным, но разве это ее оправдывало? Шарп простой солдат, сирота из лондонских трущоб. Грейс понимала, что в обществе ее связь вызовет высокомерные насмешки. Тогда это мало ее заботило, но сейчас она корчилась от стыда, глубоко под водой, одна среди крыс, всеми покинутая.

Лорд Уильям наслаждался ее мучениями. Подняв глаза к потолку, его светлость вздохнул.

– Странно, почему все стихло? – невинным тоном поинтересовался он, пытаясь сбить жертву с толку, прежде чем снова поднять карающий бич. – Наверное, бой закончился. – Вдали раздавался грохот орудий, но «Пуссель» не отвечала. – Помню, как мой дядя спросил: не хочу ли я взять вас в жены? Я сомневался. Ваш отец был известен своим мотовством, а мать всегда казалась мне пустоголовой сплетницей. Должен признать, Грейс, я не устоял перед вашей классической красотой. Но вы славились своей образованностью, и я боялся, что ваша головка забита идеями, которые я вряд ли счел бы приличествующими своей супруге. Однако я рассудил, что как-нибудь справлюсь с этим недостатком, что мое восхищение вашей красотой поможет мне снисходительно отнестись к вашим притязаниям прослыть образованной женщиной. Взамен я требовал от вас малого: вы должны были родить наследника и не уронить честь моего имени. Вам не удалось ни то ни другое.

– Я родила вам наследника, – сквозь слезы возразила Грейс.

– Этого полудохлого щенка? – Лорд Уильям пожал плечами. – Впрочем, сейчас это уже не важно. Своим поведением вы показали, что вам неведомы понятия чести, супружеской верности и достоинства.

– Брейсуэйт лгал! – вскричала леди Грейс– Уверяю вас, он лгал!

– Нет, не лгал, – со злостью накинулся на жену лорд Уильям. – Вы, миледи, якшались с этим невежественным и грубым солдафоном. – Его светлость больше не мог сдерживать ярость. – Вы прелюбодействовали с грязным крестьянином! Вы не унизились бы сильнее, если вышли бы на улицу и задрали юбку перед первым встречным!

Голова леди Грейс запрокинулась назад. Открытым ртом она судорожно ловила воздух, глаза покраснели и опухли.

– Сейчас вы так отвратительны, что мне не составит труда осуществить задуманное. – Лорд Уильям поднял пистолет.

Корпус «Пуссели» потряс новый удар.

Задира медлил исполнять приказ. Шарпу казалось, что чернокожий гигант опоздает и французы вот-вот хлынут на палубу «Виктори». Но вот «Пуссель» качнуло волной, слегка развернуло левым бортом, и Задира дернул шнур. Заряд угодил в гущу врагов. Еще мгновение назад толпа атакующих упрямо карабкалась на палубу «Виктори», и вдруг эта палуба превратилась в кровавое месиво. Упавшая мачта и паруса пропитались кровью, а люди просто исчезли, унесенные ураганом огня.

Теперь «Пуссель» находилась от «Редутабля» на расстоянии пистолетного выстрела. Чейз приказал приготовиться орудиям левого борта. Капитан велел канонирам поднять стволы пушек, чтобы ядра упали на палубу французского линкора – туда, где толпились матросы. Снаряд за снарядом, медленно и неторопливо обстреливала «Пуссель» неприятельскую палубу. Французов подкидывало вверх и выбрасывало за борт. Несколько ядер прошли насквозь и повредили перила открытой палубы «Виктори». «Пуссели» потребовалось чуть больше минуты, чтобы растерзать французский линкор. Довершили дело залпы двух карронад.

«Редутабль» не отвечал. Капитан все поставил на абордаж, а теперь его абордажная команда была полностью уничтожена. Однако мачты французского линкора по-прежнему усеивали стрелки с мушкетами. Пули металлическими градинами сыпались сверху. Гранаты взрывались с шипением и дымом, разбрасывая вокруг осколки стекла и металла.

Морские пехотинцы «Пуссели» делали все, что могли, но французы превосходили их числом. Почти ослепнув от дыма, Шарп стрелял и перезаряжал. Пули со свистом врезались в палубу. Одна срикошетила о ствол карронады и угодила пехотинцу в бедро. Хватая ртом воздух, пехотинец отпрянул от перил. И в это мгновение другая пуля влетела ему в горло. Несчастный согнулся, упал на колени и ошарашенно воззрился на Шарпа.

– Сплюнь, парень! – крикнул ему Шарп. Пехотинец бессмысленно посмотрел на него, нахмурился и послушно сплюнул. Крови в слюне не было.

– Давай вниз, живо! – прикрикнул на него Шарп. Пуля врезалась в бугель, сбивая свежую желтую краску.

Армстронг чертыхнулся – пуля попала ему в левую ногу. Сержант пошатнулся, но не выпустил мушкет из рук. Шарп зарядил, прицелился во француза на мачте и нажал на спуск. Сверху упала граната, взорвавшись с треском и пламенем. Осколки стекла ранили Армстронга, но сержант сам затушил пламя, опрокинув на палубу ведро песка, и снова взялся за мушкет. Кровь стекала в шпигаты «Редутабля», капала с перил. Алые струйки заливали закрытые порты французского линкора. Кормовые орудия «Пуссели» дали залп в бак «Редутабля». Раздался треск, словно разверзлись ворота преисподней, – ядро снесло якорь французского линкора. Ядра «Виктори», перелетая через палубу «Редутабля», задевали «Пуссель». Шарпу показалось, что количество стрелков на мачтах противника увеличилось. Он отбросил мушкет и схватил семистволку Армстронга.

Шарп бросился к перилам правого борта, закинул ружье на плечо и стал карабкаться вверх по вантам фок-мачты. На шканцах «Пуссели» раскинулся пехотинец, из-под него ручьем струилась кровь. Другой пехотинец лежал, прислонившись к перилам. Капитана нигде не было видно. Пуля ударила в канат прямо над Шарпом – просмоленная пенька задрожала, словно струна. Шарп отчаянно полз вверх, а уши закладывало от грохота орудий. Пуля просвистела рядом, еще одна угодила в мачту, другая – в ствол ружья. Словно бывалый матрос, Шарп карабкался вверх по линям, забыв о высоте. Он и сам не заметил, как дополз до платформы и оказался напротив французской гротмачты. Дюжина французов перезаряжала мушкеты, но один целился прямо в него. Шарп почувствовал, как пуля царапнула по щеке. Он поднял ружье.

– Ублюдки! – пробормотал Шарп и спустил курок.

Отдача отбросила его назад. Из дула в небо взвился дымок, но с французской мачты в ответ не раздалось ни выстрела. Шарп снова закинул ружье за плечо. Ноги дрожали, сердце колотилось, и он кое-как спустился по вантам на палубу. Подняв глаза вверх, Шарп увидел только свисающие с платформы тела. Он отбросил ружье, схватил мушкет и вернулся на свое место у левого борта.

В строю оставалась дюжина морских пехотинцев. Остальные были мертвы или ранены. Сержант Армстронг с окровавленным лицом и мокрыми от крови панталонами сидел, прислонясь спиной к фок-мачте. Правый глаз сержанта заплыл кровью, но он все еще целился и стрелял, а затем упрямо перезаряжал мушкет и снова стрелял.

– Вам пора вниз, сержант! – крикнул Шарп.

Армстронг презрительно хмыкнул и вытащил из сумки патроны. Пуля задела спину Задиры, оставив кровоточащий рубец, словно от удара плетью, но гигант не обращал на рану никакого внимания. Он не спеша перезаряжал пушку – «Редутабль» был уже вне досягаемости карронады.