Внез.апно он услышал частые тревожные сигналы, обернулся. Движение транспорта было мгновенно, перекрыто. Через перекресток, стреляя вертящимся огнем над кабиной, быстро шла единственная машина — с красным крестом. Круто свернув, она так же быстро скрылась в воротах института скорой помощи.

Потом Денисов увидел ее снова. Она стояла у приемного отделения.

Несколько медиков в халатах поверх темно-зеленой, пижамного вида одежды курили у входа, вежливо кивнули, когда Денисов с ними поздоровался.

Знакомая медсестра из приемного отделения вручила Денисову халат, без которого нечего было и пытаться пройти в отделение реанимации, сделать необходимые несколько шагов, отделяющие изнутри дверь от стола с телефонами.

Перехваченная надвое поясом короткого халата медсестра отделения реанимации сверкнула стеклышками очков:

— Вы, по-моему, были у нас? Денисов? — ее резкий голос он всегда узнавал по телефону. — К нам многие следователи звонят.

— Я был насчет Белогорловой. Теперь меня интересует больной, которого недавно доставили. Тоже с транспортными травмами.

— Не только с транспортными, — поправила сестра. — Сейчас хирурга позову. Подождите, — она вышла.

В этот раз в отделении реанимации было что-то, на что он не обратил внимания в свое прошлое посещение. «Звук!»

Из глубины отделения доносились непрекращавшиеся резкие непривычные звуки— словно, свиристя, катилось поддерживаемое проволокой колесо или разматывалась цепь ворота, опускавшего в колодец ведро.

Денисов увидел на полке несколько тонких брошюр, наугад вынул одну. Это была уже знакомая «Критика новых течений в протестантской теологии». Он хотел поставить книгу на место.

— Значит, вы звонили насчет Белогорловой? — у стола стоял хирург в таком же темно-зеленом костюме, в халате, в шлепанцах. Он показался

Денисову молодым, ироничным. Мимолетно взглянул на инспектора, на название брошюры.

— Да, я, — Денисов положил брошюру на стол, между двумя стоявшими рядом ярко-красными телефонными аппаратами. — Но сегодня я по поводу другого больного.

Что вы о нем скажете?

— Все будет зависеть от результатов операции.

— Вы видели его?

— Смотрел другой врач, но я присутствовал.

— Сможете описать его лицо? Не похоже, что оно чуточку деформировано здесь? — он провел пальцами от щеки к щеке.

Медик пожал плечами:

— Говоря честно, не обратил внимания. Слишком серьезный случай. Поэтому оперируем у себя, а не в хирургии.

— Далеко отсюда? — Денисов слышал, что операции могут проходить в нескольких залах, один из которых находится в двух шагах от них, справа, за дверью.

— Вы хотели взглянуть? — он покачал головой.

— А когда его повезут в палату? — спросил Денисов.

— После операции решим.

Медсестра в это время отвечала кому-то по телефону:

— Отделение реанимации. Да. Ничего не могу сказать. Сейчас на операции.

Да… Очень тяжелое, позвоните, пожалуйста, позже. Не знаю. Пожалуйста…

Денисов догадался, что по телефону интересовались его больным.

— Насчет Дернова?

— Да. От вас звонили… — она подтянула туже деливший ее пополам пояс.

— Из милиции. Тоже волнуются.

— Больше ничего у вас? — спросил хирург.

— Где его одежда?

— В приемном. Если не сдали на склад. Если сдали — ищите в десятом корпусе.

На второй этаж вела широкая, в стиле этой триумфальной архитектуры лестница, светлая, как все в этом здании. Наверху она упиралась в крохотный, с однойединственной маленькой дверью балкон.

«Возможно, что там, дальше, за маленькой дверью, широкий коридор…» —

Денисов давал себе обещание проверить, но на это никогда не хватало времени.

У ножилоа добродушной санитарки приемного покоя нашлись, как всегда, резиновые перчатки, она предложила их инспектору.

Тщательный осмотр, описание одежды, составление протокола осмотра — все это было еще впереди. Сейчас требовалось лишь основное: ориентировать о раненом, о имевшихся при нем предметах и полученных им повреждениях соседние органы внутренних дел.

Осторожно, стараясь не уничтожить следы, Денисов осмотрел одежду, проверил карманы.

Пострадавший носил короткое серое пальто, утепленное, «8% полиамид, 92% шерсть», размера 52-54. Пострадавший,, видимо, не курил, был аккуратен в носке вещей, часы предпочитал носить циферблатом к себе, на металлическом браслете; во внутреннем кармане обычно держал авторучку, заправленную черными чернилами. Был он брюнетом с короткими волосами, это Денисов понял, осматривая кепку. "Повреждений на одежде нет, — подумал Денисов. —

Скорее всего ударили чем-то тяжелым по голове".

В карманах ничего не оказалось, кроме носового платка, нескольких автобусных билетов и кожаного бумажника. В бумажнике находилась .расписка:

«…имевшиеся при пострадавшем деньги в сумме триста рублей тремя купюрами сданы в милицию др решения вопроса».

Денисов не стал занимать телефон в отделении, подошел к автомату, висевшему у входа, набрал номер дежурного.

— Из Склифосовского? — спросил Сабодаш. — Подожди, я включу Бахметьева, чтобы потом не дублировать.

У него наверняка будут вопросы.

— Он вернулся с Речного вокзала?

— Да. Там пока ничего нового, он здесь. Сейчас ему звонил Сапронов из пансионата.

— А что там? — спросил Денисов.

— Пока тоже глухо. Ждут известий. Отпечатки пальцев послали по фототелеграфу в Бухару, — Антон решил сразу разделаться с ответами на возможные вопросы. — В юридической консультации тихо. Фесин сидит в процессе, как освободится, поедет — рассмотрит почту.

В случае неясных бумаг из других городов сразу связывается с нами. Я включаю Бахметьева, Денис, Говорите!

Теперь они могли слушать и говорить друг с другом втроем.

Денисов перечислил приметы одежды пострадавшего, причиненные ей повреждения. Бахметьев слушал не перебивая, в конце спросил:

— Это все?

— Нет. Кто-то звонил в отделение реанимации, интересовался состоянием здоровья Дернова.

— Из милиции?

— Якобы от нас.

— Я не звонил.

Антон тоже отозвался!

— Из дежурки не Звонили.

— Может, Сапронов? — Бахметыев заинтересовался. — Позвони через пару минут. Я уточню.

— Райуправление оставило все, связанное с происшествием на Речном вокзале, нам, — сказал Бахметьев, когда Денисов снова набрал номер дежурной части. — Ты полагаешь, что мог позвонить… тот?

— Вполце возможно.

— Почему же он никогда не справлялся о здоровье Белогорловой?

— Может, потому, что он узнавал все от персонала?

О библиотекарше всегда говорили.

Бахметьев задумался:

— Выходит, он снова позвонит?

— Да. Я бы мог поговорить с ним под видом лечащего врача, но вдруг он слышал мой голос.

— Решим, кого послать… — Бахметьев подумал вслух:-Многого ожидать не приходится: не станет же он звонить из квартиры. Но повредить наша комбинация не может.

— Разрешите мне поехать, товарищ полковник, — проникновенно сказал

Сабодаш. Он слушал разговор со своего пульта, внизу. — Я на машине, —

Антон был владельцем «Москвича» первого выпуска, в котором едва умещался.

— Через несколько минут буду там. Мой голос никто не знает…

— В форме? За руль?

— Я переоденусь, товарищ полковник. Одна минута!

Свиристящий звук, доносившийся из глубины палат, был снова ни на что не похож.

«Ни колодезное ведро, ни колесо…» — подумал Денисов.

Медсестра пригладила жесткие волосы, туже затянула халат. Очки ее блеснули:

— Значит, если позвонят насчет здоровья Дернова…

Денисов показал на Сабодаша:

— Передадите трубку ему. Скажете! «Здесь дежурный врач, передаю трубку…»

— На самом деле дежурного врача здесь не будет, — она хитро улыбнулась, делая вид, что понимает игру, но была явно растеряна.

— Безусловно.

— И заведующего отделением тоже… — она снова хитро посмотрела. У нее был вид, словно она хочет сбежать.

— Конечно.