И главное — ее не будут терзать угрызения по поводу Никиты. Она отработает до конца.

Ливень хлынул. Светочка вскочила с лавочки и добежала до подъезда, по пути успев глянуть на окна. Свет горел. Значит, два варианта — либо хозяйка дома, либо сломан выключатель и люстра горит постоянно.

Четыре этажа коммунального рая. Есть риск сломать ноги во тьме. Лампочки выкручены и проданы бездомным элементом. Номеров квартир не разобрать. Пришлось воспользоваться секретным мобильником, имевшим яркий дисплей. Достала из немецкого планшета, посветила на дверь, сунула телефон в карман кителя. Прислушалась, но ничего не услышала — дождь за разбитым окном подъезда создавал шумовые помехи. Надавила кнопку звонка. Мелодия из «Криминального чтива». Высокие технологии позволяли установить рингтон и на дверные звонки.

Свет в окне не обманул. Юля оказалась дома.

— Кто?

— Участковый инспектор Родионова.

Хозяйка не стала препираться, заявляя, что никого не вызывала, не требовала санкции и прочих соблюдений прав. Вот что значит — опытный человек. Сразу открыла дверь.

— Я пройду? — тем не менее спросила разрешения Светочка. А могла бы ведь и с порога в конопатую челюсть. — По поводу долга Никиты.

— Да, пожалуйста, — чуть растерянно ответила Юля, отходя в сторону.

Хозяйка была в облегающей футболке. Действительно, живот немного выпирает. И вряд ли от переедания. Готовится стать матерью. Лишь бы после этого не упасть с моста. А кто у нас готовится стать отцом, а?

— Нам бы поговорить.

— Ну… Проходите. На кухню. А то в комнате не прибрано.

Светочка скинула не форменные туфли, оставшись в форменных чулках. Тапочек хозяйка не предложила. Похоже, последняя находилась дома одна, на шум в прихожей из комнаты никто не вышел. Может, вышел призрак мамы, но невидимый.

На кухне, довольно опрятной, не имеющей ничего общего с наркоманским притоном, Юля присела на табурет. Светочка осталась стоять на пороге, пощелкивая авторучкой.

— Я поговорила с Никитой. Что-то не помнит он ни про Зареченск, ни про просьбы к тебе.

Юля, рискуя сделать будущего ребенка инвалидом, закурила.

— Конечно… Как долг отдавать, так сразу память отшибло.

— Хорошо, — Светочка тоже присела на табурет, — допустим… А ты не догадываешься, почему Никита попросил съездить именно тебя?

— Откуда я знаю… Другие, наверно, заняты были.

— И как это выглядело? Его просьба.

— Да обыкновенно… Шел мимо, заглянул, предложил заработать.

— Мимо? Это давно не его участок.

— Ну что вы к словам цепляетесь? Я ж уже говорила… Дружба у нас.

— Ладно. И как ты добиралась до Зареченска?

— Обыкновенно… На автобусе, — злобно буркнула сутулка-конопатка.

— Во сколько был рейс? — не унималась гостья.

— Утром… Не помню уже. Послушайте… Я что-то натворила? Убила кого-нибудь, ограбила? Сами же подкинули халтуру, а теперь наезжаете!

— Наезжает братва, а я просто уточняю детали. Дозу, значит, пообещал?

— Да! — Юля загасила окурок и встала с табурета.

— А как же будущие дети? — Светочка показала на живот: — Не боишься, что вместо молока кокса потребует?

— Не боюсь…

— Дело твое.

Да, наверно, она зря пришла. Надо было просто все рассказать Коле или Копейкину, пускай бы Юлю кололи. А она только вспугнула. Единственный плюс — окончательно убедилась, что рыжая врет. Теперь хорошо бы убедить в этом Коленьку, пока не запрессовал Никиту.

Вспомнился Штирлиц с его шпионским наблюдением, что запоминается последняя фраза. Проверим, не заблуждался ли:

— Я, собственно, не только за этим. Анкету надо заполнить. С нас требуют, — разведчица достала из раритетного планшета бланк.

Быстро заполнила пункты. Юля отвечала без запинки, притормозив лишь на одном пункте.

— Кто еще проживает в квартире?

— Ну… Это… Никто. Раньше мама жила, но она умерла.

И не просто умерла. Не от старости или болезни. А очень-очень странно утонула.

— Что ж… Благодарю.

Светочка бегло осмотрела кухню и еще раз убедилась, что Юленька врунья. В раковине две немытые тарелки, пара вилок, в пепельнице окурки от разных сигарет. (Браво! Шарапов! Шерлок Холмс! Родионова!) Похоже, человек поужинал и ушел, а она не успела вымыть посуду. И вряд ли это был просто гость или гостья. Есть ощущение, что не просто.

В прихожей догадка подцепилась. Мужская куртка теоретически могла принадлежать хозяйке, но по размеру явно не подходила. Да и кроссовки…

Кроссовки…

Боже! Боженьки!

Великолепной шпионской зрительной памятью разведчица не обладала, но могла поклясться святым Феликсом, что данный фасон она совсем недавно видела. И не в магазине.

— Ой… Я, кажется, ручку на кухне забыла.

Юля свалила из прихожей.

Оставалось быстро раскрыть планшет. Через две секунды Светочка держала фото, переданное ей Бойковым. И на этом цветном, превосходном, качественном снимке были изображены точно такие же кроссовки, что валялись на полу в прихожей.

А значит, человек, напавший на курьеров, бывает здесь…

Господи, что значит «бывает»?.. Кроссовки же не на улице, а дома, значит, и человек… Она же не заглядывала в комнаты. А тишина обманчива.

(Не Холмс! Дедуктировать еще и дедуктировать!)

— Привет… А ты догадливая… Вот так и стой.

Черный зрачок пистолета находился в паре метров от ее лица. И, естественно, оружие не висело в воздухе. Оно удобно сидело в руке, принадлежащей субъекту средних лет. Которого Светочка, несомненно, видела раньше.

Но сейчас было не до воспоминаний.

Планшет полетел в голову гада, но не с целью поразить, а с целью отвлечь. Правая же рука скользнула в карман и выхватила секретный мобильник.

Оппонент сориентировался еще быстрее, но стрелять не стал. Просто выбросил вперед левую руку, нанеся суровый удар в лицо участковому инспектору.

Мобильник упал на пол.

Следом за Светланой Юрьевной, упавшей на секунду раньше.

Нажать тревожную кнопку она не успела.

* * *

Примерно в то же самое смутное время, вернее, немного позже, человек, описание чувств которого к Светлане Юрьевне могло бы украсить страницы любого женского романа, прибыл на встречу со своим недругом, описание чувств которого к нему отлично подошло бы для хорошего триллера. А если говорить прямо, без загадок и псевдонимов, — с Козлом Павловичем Копейкиным.

Коля не звонил ему, чтобы назначить свидание. Это было бы слабостью. Решил подкараулить возле отдела и якобы случайно встретиться.

Случай наступил довольно поздно, когда начался дождь. Копейкин, прикрываясь зонтом со сломанными спицами, поскакал к своей тачке. Николай Васильевич пару раз посигналил и моргнул фарами. Копейкин огляделся, изменил курс и подошел к бойковской «девятке», дверь которой гостеприимно распахнулась.

— Торопишься? — поинтересовался охотник на оборотней.

— А что?

— Разговор есть.

— Ты чего, меня специально ждал?

— Делать не хрен… Я к Сычеву, за справкой по Сапрыкину… А тут — ты. Залазь.

Копейкин свернул зонт, стряхнул с него воду и забрался в салон:

— Ну?

Бойков начал не сразу. А с артподготовки:

— Тебе Ольга не звонила? На днях или сегодня?

— Нет. И писем не писала. С чего она должна мне звонить?

— В общем, так… Она места себе не находит. Из-за тебя. Короче… Я ей действительно предложил тебя охмурить. Ну для дела. Она так и сделала. А потом по-настоящему втрескалась.

— Ерунда. Так не бывает, — мрачно возразил герой триллера, — то не люблю, то люблю.

— Бывает… Еще как бывает, — вздохнул герой женского романа, — по себе знаю… Я к чему… Если она вдруг позвонит, не посылай сразу. А постарайся понять и простить.

Копейкин с открытым подозрением глянул на антагониста.

— А у тебя-то какой интерес? Или ты купидон бескрылый? Про проснувшуюся совесть только не надо.

— Ну… Я ж вижу, девчонка мучается, страдает… Помочь хочу. Не говори ей, что я приезжал. Давай так. Я ей скажу, что ты тоже страдаешь, а потом встречу устрою, якобы случайную.