— Нужно провести обыски у отсидевших по этой статье, — предложил Сквира. — Может, установим связи националистов с Ревой…

— Само собой. Только никаким националистом Рева не был. Я его знал. Прокурор, начальник райотдела милиции, первый секретарь райкома — все его знали. Весь город! Какой с него националист?

Лейтенант взглянул на капитана и замолчал. Травинка, занесенная ветром, застряла в его усах, и теперь при каждом движении мелко дрожала.

— Может, поляки монету отчеканили? — выдвинул версию Сквира. — Тут ведь граница совсем рядом?

— Девятнадцать километров. У всех родственники за Бугом. Только Польша — это социалистическая страна. Их Служба безопасности на украинскую националистическую группу глаза бы не закрыла. Не говоря уже о совете этом ихнем… — Козинец замялся, подыскивая слова.

— Военный совет национального спасения, — подсказал Северин Мирославович.

— Вот именно. Они в порядке этого самого спасения гасят всех подряд. И вообще — у них там военное положение. Им не до украинских национальных идей…

В комнате повисла тишина.

«Может, стоило бы взять лист бумаги и попытаться как-то систематизировать то, что известно?», — подумал Сквира. Даже если это и не придало бы особого смысла разговору, то Чипейко такая схема, вовремя поданная, могла бы понравиться.

— А при чем тут националисты вообще? — вдруг спросил Козинец. Он задумчиво погладил усы, и травинка, застрявшая в них, наконец, слетела.

Владимир Ильич со своего кресла в Кремле удивленно смотрел на лейтенанта. Монета с трезубом не имеет отношения к националистам? Понимаете ли вы, товарищ, какую архивредную ахинею несете?

— Да ну! — язвительно протянул Сквира. Он был солидарен с Лениным.

— Нет, давайте вникнем! — настаивал Козинец. — Мы с чего решили, что эта монета националистическая?

— Так трезуб ведь! — стал заводиться капитан. — Монета самим своим существованием предполагает, что Украина — отдельное государство.

— Предположим, — легко согласился Василь Тарасович. — И на кой националистам варганить такую монету?

— Для пропаганды, — немедленно отозвался Северин Мирославович.

— А как монетой пропаганду вести?

Капитан открыл было рот, но, обескураженный, не произнес ни слова. Такая простая мысль ему в голову не приходила. Вот тебе и разговор с любителем! Вот тебе и простофиля-милиционер из глухой провинции, в свои почти сорок дослужившийся лишь до лейтенанта!

— Не листовка, не газета, не плакат, не книга! — продолжал вгонять гвозди в Сквиру Василь Тарасович. — Монета! Какая здесь возможна пропаганда? На ней лозунгов не напишешь, доказательства всякие, аргументы не поместишь…

Северин Мирославович вздохнул.

— Не зря же наши партизаны в войну ерундой не занимались и монеты не чеканили. Они плакаты развешивали да листовки разбрасывали, — никак не мог успокоиться лейтенант. — Тот же Ленин для пропаганды газету печатал. Ленин! А он в этой теме фурычил! Враги советской власти вон тоже не монеты чеканят, а по радио брешут. «Би-Би-Си» всякие. Но монеты — нет, не штампуют…

— Я понял, понял, — с легким раздражением прервал Сквира.

— А деньги?

— Что — деньги?

— Сколько нужно денег, чтобы отчеканить скромный тираж в сто тысяч экземпляров монеты? Золота для такой пропаганды потребуются тонны! Тонны — в буквальном смысле этого слова! — продолжал Козинец.

На столе лежала раскрытая на рисунках книга. С ее страниц смотрел Божьей Милостью Его Величество Максим III. Вислые усы и волевой подбородок — полная противоположность Владимиру Ильичу…

— Да и что за националист написал бы про Малую Русь? — уже гораздо тише проговорил Василь Тарасович. — Это ж Малороссия! Оскорбуха! Даже не для националиста! Даже для простого советского человека, вроде вас и меня, явная оскорбуха!

Северин Мирославович прислушался к себе. Оскорбляло ли его слово «Малороссия»? Просто неофициальное название участка суши… Он покачал головой. Себе-то он мог признаться: да, ему это слово не нравилось.

Лейтенант задумался ненадолго и добавил:

— И имя «Максим» не катит. Что за Максим? Да еще и Третий? Если уж националист придумывает такую монету, то не круче ли поместить на ней портреты борцов? Петлюры какого или Бандеры? Да мало ли у них, у националистов, героев! А тут какой-то Максим Третий! Не в дугу… — Он запнулся, бросил взгляд на Сквиру и поправился: — Я имею в виду, что было бы логичнее, если бы…

— Я понимаю, что вы имели в виду, — осторожно улыбнулся Северин Мирославович. Не хватало еще к словам цепляться!

Ну вот, монета не националистическая. Что теперь докладывать подполковнику Чипейко?

Козинец погладил усы, глядя на капитана.

— Да и не вызывает эта монета никаких националистических чувств. Жадность — да, вызывает. Желание заныкать ее на черный день — вызывает. А вот националистических чувств — нет…

Сквира кивнул.

— Может, этими монетами зарплату активистам выдают? — предположил он.

— В магазин с такой зарплатой не попрешься, к ювелиру не сунешься. Даже если бы и не было никакого трезуба! А с ним… С трезубом в КГБ загремишь с два счета!

— А награда? — все еще сопротивлялся капитан. — Вроде ордена?

— И как награда она не в тему, — развел руками Василь Тарасович. — Ты, скажем, всю жизнь положил на борьбу с Советской властью, а тебе что? Твои же товарищи награждают тебя не грамотой «Передовик национализма», не медалью «Пятьдесят лет Бандеровским курсом», не орденом «За успехи в оплевывании Советов», а монетой с каким-то Максимом Третьим…

Рот Козинца растянулся в широкой улыбке.

— Ни себе покайфовать, ни семье показать, ни перед единомышленниками повыпендриваться…

— Вы раньше имели дело с монетами? — спросил Сквира, удивляясь, когда это лейтенант успел все проанализировать.

— В смысле? — Козинец будто наткнулся на какой-то барьер. Хотел что-то сказать, но вопрос капитана остановил его на полном скаку. — Я пока ночью стены в той хате простукивал, столько всего об этой монете передумал…

— Ну и зачем же она все-таки нужна?

Козинец молча пожал плечами. В комнате воцарилась тишина. Стало слышно, как где-то в глубине райотдела дежурный объясняется с кем-то по телефону. Слов разобрать было нельзя, но голос гудел, создавая беспрерывный монотонный фон.

— Может, — задумчиво проговорил Сквира, — кто-то получил доступ к левому золоту? Ворует на прииске, например?

— А монеты-то зачем штамповать? — парировал Козинец. — Тем более, с трезубом? Так одна статья была, а теперь еще две подогнал, и каждая серьезнее другой…

Опять повисла тишина. Часы на стене отстукивали секунду за секундой.

— Нумизматы ж не зря за монеты переплачивают, — наконец, произнес Северин Мирославович. — В монетах цена выше, чем просто за драгметалл.

— Ага, выдашь ты эту монету за нумизматическую редкость! — буркнул Василь Тарасович. — Это как впаривать пенопластовый спасательный жилет, в котором якобы еще Ной по своему ковчегу расхаживал. А для убедительности и дату написать — мол, произведено до вселенского потопа… — Он хмыкнул. — Даже малый ребенок знает, что никакого государства Малая Русь-Украина не существует и никогда не существовало. И никакого короля Максима III тоже не было и нет. На кой ляд нумизмату переплачивать? И много переплачивать — иначе какой смысл подделывать монету?

— Ну да, — недовольно согласился Сквира.

— И как штамповать? Сунуться на монетный двор? На советский монетный двор? Да такого сумасшедшего заметут в первую же минуту! — Василь Тарасович победно посмотрел на капитана.

Тот отвел глаза. Возражений у него не осталось. Чтобы скрыть свою растерянность, Сквира подошел к окну. Постоял немного, глядя на пустынную улицу. Потом вернулся к столу и сел.

— Что же получается? — пробормотал он. — Этой монеты вообще не должно существовать? Она бессмысленна?

Луцк, областное общество филателистов, 16:15.