Например, два брата обсуждают устройство сада и один предлагает разбить его в месте, где нет ветра. Я слышу их разговор и вмешиваюсь: «Ветер там не дует, но и солнца там нет. Как вырастут растения?» Но ведь меня не просили высказывать свое мнение. Я могу его высказать, только если меня спросят, пригласят к разговору. А что если они ошибаются? Пусть ошибаются. Ты сам не делай ошибки. Бог поставил тебя на страже собственной души. Самое большое, что ты можешь себе позволить, — рассказать об этом деле игумену.

Или, допустим, ты просишь моего совета, куда тебе повесить икону, картину, фотографию. Я высказываю свое мнение и затем хочу посоветовать тебе еще кое-что. Это неправильно. Я должен посмотреть, хочешь ли ты дальше меня слушать или уже думаешь о своем. Только я замечу самую малую перемену в твоем взгляде, поведении, позе, я должен как можно более вежливо удалиться, сделав вид, будто ничего не понял. И я не стану при этом роптать на то, что ты не слушаешь, но буду радоваться возможности вернуться к своему молчанию, то есть к естественному для христианина деланию. Молчание — признак человека Божия, потому что молчание соединено с молитвой, в нем присутствует Бог. Слово, разговор — это выход из нашего истинного состояния. Итак, я вернусь в свою келью, никому ничего не рассказывая.

Будем вести себя с достоинством, не станем никогда высказывать свое мнение о других людях. Будем считать ближнего неприкосновенным. Подобно херувимам и серафимам, которые закрывают крыльями глаза, чтобы не смотреть на славу Божию, закроем и мы свои глаза и глаза других людей, чтобы не видеть пятен на образах Божиих. Будем всегда почитать образ Божий в лице человека.

Важно сказать еще вот о чем. В сердцах людей могут таиться несметные сокровища. Но стоит человеку открыть рот, как вместе со словами уходит и сокровище из его сердца, — обнаруживается не просто подсознание отдельной личности, но тайники всей человеческой природы.

Допустим, человек с детства вел чистую жизнь, у него на уме никогда не было никакого коварства, греха. Но вдруг в разговоре с кем-то он обнаруживает, что из глубин его души извергаются самые низкие инстинкты, сатанинские помыслы, невероятные идеи, так что он сам поражается. Что происходит? Лишь только он открыл свои уста для разговора, через них вышел и тот «осадок», который накопился в зараженной человеческой природе в целом, а не просто в его отдельной личности. Ведь мы не только имеем свою личность и волю, но и носим в себе зло всей падшей человеческой природы. Потому нам нужно блюсти себя в молчании. Очень редко человек может получить пользу, раскрывая свое сердце.

Когда пойдешь на литургию, не задерживайся надолгоно поспеши вернуться в монастырь. (42)

Правила святого Антония Великого посвящены главным образом монастырям, так как в его время уже начали формироваться первые монашеские общежития. Однако, поскольку сам святой Антоний живет дыханием пустыни, его правила поочередно относятся то к монастырю, то к келиям. Данное правило переносит нас к жизни на келиях.

Когда ты пойдешь на литургию в соборный храм, как мы сказали бы сегодня, то, как только она закончится, не медли вернуться обратно в келью. Если ты задержишься, то пустишься в разговоры и потеряешь приобретенное за богослужением. От разговоров после службы твое сердце станет мусорной свалкой, а из уст будет исходить зловоние.

Итак, лучше всего и нам после утреннего богослужения или повечерия идти в келью. Соблюдая такой порядок, мы исполним слово Божие, волю святых отцов и будем в состоянии вести духовную жизнь. Без соблюдения этих элементарных условий духовное преуспеяние невозможно. Когда ты сам себя лишаешь возможности после церкви пойти в свою келью, или поговорить со старшим братом, или побыть в келье одному, совершить правило, тогда непонятно, монах ты или мирянин. Разница между монастырем и миром заключается в различных условиях жизни. Монастырь организован так, чтобы человек имел возможность совершать бдение, молиться, поститься, то есть приобщаться Божества, в то время как в миру человек заботится о мирском, о том, как угодить миру и жене.

Значит, когда мы нарушаем правила монашеской жизни, тогда монастырь для нас становится не домом, а котором мы предпочли приютиться, но домом, где мы пали и превратились в груду осколков. Если лично мы или весь наш монастырь лишается условий для духовной жизни, то мы погибаем.

Не повышай голоса, разве только во время установленных молитв. (44)

Не повышай голоса. Эта заповедь — отзвук ветхозаветного закона, который позволяет повышать голос только во время молитвы. Во всех остальных случаях нужно говорить тихо, не только не раздражаться и не гневаться, но и просто не допускать крика. Ревут быки, и рыкают звери в джунглях. А человек имеет уста, чтобы обуздывать свой голос.

Тех, кто повышает голос в кельях и коридорах, нужно строго наказывать. Такие люди обнаруживают грубость своей души, бесчестят своих родителей и самих себя. Нет более жалкого зрелища, чем человек, кричащий на всю округу.

Никогда не повышай голоса: тебя должен слышать только тот, с кем ты разговариваешь. Ты идешь по коридору? Пусть братья в кельях тебя не слышат. Это очень легко, но требует природного благородства. Если же человек не обучен — не в смысле неграмотен, а в смысле недостаточно воспитан, — если у него в доме был разлад: отец бил мать, они кричали друг на друга, то, естественно, такой человек ведет себя подобно своему отцу. Потому я и говорю вам, что, когда мы кричим, мы открываем наготу своей семьи, даже если наши родные уже умерли. Благопристойное поведение человека — это лучшее свидетельство о его семье, наследственности. Нет ничего хорошего в человеке, который кричит. Итак, не повышай голоса. Не кричи издалека, чтобы другой тебя услышал, потрудись подойти к нему поближе. Этого требует вежливость.

Однако во время «установленных молитв», то есть когда нас ставят читать или петь, мы должны делать это громко. Нельзя читать кое-как и не заботиться о том, слышно ли нас в притворе. Конечно, вина не всегда лежит на чтеце, за хорошее чтение отвечает также и уставщик. Уставщик и чтец обязаны знать, что они несут общественное служение. На клиросе нет места человеческим немощам и пожеланиям. Клиросное послушание — это служение народу. Следовательно, уставщик обязан отправлять на клирос подходящих людей. Чтец также должен знать, что в тот момент, когда он читает, он служит народу Божию. Конечно, у нас бывают свои трудности. Может быть, мы робеем или голос хрипит. Трудности трудностями, и все-таки я должен стремиться, чтобы моя жертва стала благоприятной Богу. А она никогда не станет такой, если не будет прежде благоприятной народу.

При пении нужно следить и за тем, чтобы наш голос был воззванием, исходящим из глубины души, а не просто из уст, поэтому и говорится: «Господи, воззвах…». Хорошо, если горение нашей души будет передаваться ближним. Человек может показать другим богатство своего внутреннего мира, если он поистине любит Бога. Но некоторые, начиная петь, вдруг вспоминают о том, что нельзя кричать. Только что у них был не голос, а иерихонская труба, но стоит поставить их петь, как их становится совсем не слышно. Вот до чего доходит человек, когда он беден, убог и несчастен. Наше пение должно быть слаженным, хор должен звучать как единое целое, как один голос. Обратите внимание на то, что слово «воззвах» образовано от глагола «взывать», который указывает на крик, исходящий не из уст, но из глубины души. Пусть в нашем воззвании отражается вся наша жизнь, пусть оно разносится с такой силой, чтобы достичь самого неба.

Иногда бывает слышно одного регента. В этом случае он, конечно, достоин похвалы, а остальные, стоящие рядом и не поющие вместе с ним, обнаруживают черствость души и показывают, что они не имеют общения с ангелами и святыми. Почему ты не поешь имеете с другими, чтобы и самому свидетельствовать на клиросе о славе Христовой? Необходимо только одно: наше согласие с ближним. В этом-то и состоит трудность совместного пения. Петь «единеми усты и единем сердцем» не легко, для этого требуется большое смирение и взаимопонимание.