Бурезов метнул на ученика чародея удивленный взгляд, но ни один мускул на его лице не дрогнул.

— Человек, который сегодня ни в какой корысти не может быть заподозрен, — согласился Упрям. — Строго говоря, он до сих пор и понятия не имеет, что будут значить его слова. Разрешено ли мне привести его?

Князь дал добро, и Упрям ввел в святилище нового человека, которого никто из присутствующих прежде не видел. На вид ему было за сорок, но лицо он имел моложавое. Длинные волосы и борода аккуратно расчесаны, хотя, видно, давно не подравнивались. Ступал он нетвердо, одной рукой держась за бок, где даже под рубахой виднелись очертания повязки, но глаза его светились неподдельной радостью.

Войдя, он первым делом поклонился изображениям богов, затем учтиво поздоровался со всеми.

— Кто таков? — спросил его князь.

— Буяном меня зовут, Велислав Радивоич, — представился человек.

Василиса вздрогнула, но больше никто не проявил осведомленности. Все ждали.

— Человек я вольный, безродный и бездомный — то есть по большому счету. А вообще, до недавнего времени пребывал, прошу прощения, в собачьем облике. Псом то есть был.

— Расскажи, как это случилось, — потребовал князь.

— А по милости чародея Наума это случилось, — ответил Буян. — Ну а также, конечно, по собственному несовершенству. Как дело-то было? Ватажничал я, ну и попался десять лет назад. Кара меня ждала суровая, а Наум предложил меня в собаку превратить. Поживу, мол, в шкуре честного зверя, в стороне от соблазнов человеческих, и поумнею, исправлюсь. Ну, не буду тут подробно все рассказывать… В общем, благодарен я Науму. Ничего не скажешь — изменился, сам вижу, другим человеком стал. Может, и правда лучшим… не мне судить. А сегодня вот срок мой вышел, и снова я человеком сделался.

— Чем подтвердишь свои слова? — спросил князь.

— А разве некому здесь подтвердить? — удивился Буян.

Верховный обрядник Полепа подошел к нему, присмотрелся и кивнул:

— Действительно, припоминаю этого человека. Мне предстояло судить его, и у меня Наум испросил разрешения на этот опыт. Правду говорит он, княже.

— Не понимаю, какое отношение он имеет к нашим делам, — подал голос Бурезов.

— Прямое, — сказал Упрям. — Буян, будь так добр, скажи, с кем ты ватажничал?

— Так с Хапой, — ответил тот, — Большой ватажник был — Хапа по прозвищу Цепкий.

Бурезов пошатнулся, но снова овладел собой.

— Узнаешь ли ты этого человека, Буян? — вперед князя спросил ученик чародея, указывая на Бурезова.

Не по чину ему было вести допрос, но Велислав возражать не стал.

— Как не узнать. Знатный торговец был. Мы от него в Булгарию ходили, к султану Баклу, а потом в Дикое Поле, к нему же. Много товара возили дивного.

— Навет! — каркнул Бурезов, до побеления костяшек стискивая посох.

— Обижаешь, мил человек, — степенно отозвался Буян. — Зачем неправду говоришь? Или, скажешь, не тебя я видел в корчме «Заулок»? На Иноземном подворье? В лесу зачарованном, откуда еле вырвался, да в становище навей? Не ты на меня оборотня науськивал? Что молчишь, совестно ото лжи? — Эх, жаль, я тебя не сразу признал, а как припомнил — не ведал, что задумал ты, вражина. Не то бы еще у корчмы тяпнул за… — смутившись обилием вокруг уважаемых людей, он закончил явно иначе, чем собирался: -…за ногу.

— Навет! Его подговорили! Пообещали вернуть облик человеческий — он и согласился на поклеп…

— Обижаешь! Я за свои слова перед лицом богов отвечать готов.

— Согласен ли ты, Буян, коли не встретишь веры своим словам, на божий суд? — спросил князь.

— Без сомнений, — ответил бывший волкодав, гордо поднимая голову, и вдруг во всем его облике проявилось что-то от спокойного и справедливого могущества этой благородной породы.

— Он сам сказал, что был зачарован, — попытался еще опровергнуть показания Бурезов. — Двойные чары…

Князь кивнул:

— Я предполагал, что нечто подобное может потребоваться. Никакие чары не спасут лжеца от гнева справедливых богов, но на всякий случай я загодя связался с Ладогой, и при необходимости сюда прибудет тайной тропой еще один чародей. Теперь, после победы над Баклу-беем, многие Старцы из Совета освободились для других дел. Я не знаю его имени. Совет пообещал, во избежание подлога, выбрать посланца по жребию. Вместе с волхвами он проверит, не зачарован ли человек, рекомый Буяном, и может ли он быть допущен к божьему суду. Тот же чародей проверит, через чьи руки проходили золотые монеты, представленные суду ковалем Твердятой. А мы пока еще кое-что проверим. Князь хлопнул в ладоши, на пороге святилища появились двое дружинников.

— Передайте страже мое повеление: пусть немедленно приведут сюда содержателя корчмы «Заулок» и заодно расспросят всех людей, которые были в корчме позавчера и могли видеть, кто встречался с орком.

Дружинники исчезли. Бурезов проводил их долгим взором, после чего, не говоря ни слова, отошел к стене напротив идолов и тяжело опустился на лавочку для стариков. Безумный взор его метнулся к ликам богов и погас. Здесь, в святилище, использовать магию посмел бы только самоубийца.

— Что теперь скажешь нам, Бурезов? — спросил его Велислав.

— А нужно ли теперь что-то говорить? — ответил тот вопросом на вопрос. — Лучше вы мне скажите… Насколько я знаю, такие чары, какие испытал на себе Буян, может снять лишь маг, их наложивший. Означает ли это…

— Означает! — не утерпел Упрям, у которого перед глазами плыло от пьянящего чувства победы. Сладок ее вкус… — Означает! Сегодня, за час до полудня, Наум вернулся! Он здесь, в Дивном. В башне! Он еще слаб после путешествия, но он вернулся — и тебе больше никогда не добраться до него, слышишь, ты…

— Не надо, Упрям, — тихо-тихо остановила его Василиса.

И Упрям остановился. Проглотил гнев и восторг. Не стал оплевывать поверженного врага. А просто прислонился к стене и понял, что вот-вот упадет. Может, и упал бы, не поддержи его Болеслав с одной стороны и княжна с другой. Победитель и побежденный смотрели друг на друга через святилище и не находили больше слов.

Но у князя еще был вопрос. Он подошел вплотную к Бурезову и проговорил:

— Одно ты должен сказать прямо сейчас. Я желаю знать, что же все-таки двигало тобой. Ты говорил о логике — так в чем она? К чему ты стремился?

Бурезов внимательно посмотрел ему в глаза.

— Я-то? — переспросил он. — Наума свалить хотел и спокойно наживаться на Дивнинской ярмарке.

— Где же твоя логика?

— А нет логики. Есть, говоря другим ромейским словом, гений. Мой гений… Баклу-бей был вначале для меня случайным покупателем. Честолюбивый султанчик. Я начал играть с ним и вскоре обнаружил… одну забавную вещь. Понимаешь, князь, все люди в мире чего-то хотят. Я — власти над умами. Хапа Цепкий — наживы и жизни вольной. Баклу-бей — славы. Орки — Угорье. Бургунды — Готию. Венды — хоть чего-нибудь, лишь бы подешевле. Непряд — хоть чего-нибудь, лишь бы побольше… Все ромейские царства — ослабления, а лучше всего разорения Словени. Ты, думаю, поймешь меня, князь. Это и есть настоящая власть, когда ты ничего не делаешь, а только подталкиваешь людей к мысли, что желания исполнимы. И подсказываешь им, какие желания как исполнить. Султанчик Баклу купил заговоренные мечи, которые Хапа приобрел для него в глухом местечке в верховьях Дона. Потом я подумал, что вести торг через глушь, по старинке, неудобно, и решил подложить свинью дивнинскому Надзорному. И понеслось, и понеслось… — Он горько рассмеялся. — Истинная власть… Хочешь, князь, я скажу тебе, что это такое? — внезапно подался он вперед. — Истинная власть — это кабала! Двенадцать лет кабалы в рабстве у логики, когда все крутится само по себе. Власть — это когда ты бросаешь один камешек с вершины горы и смотришь на обвал. Власть — это когда ты гонишь баранов и громко смеешься, чтобы не думать о том, что сам вынужден идти вместе с баранами по бараньей дороге. Вот что такое истинная власть… Но, согласись, внушительный замысел получился.