Ко мне подбежали запыхавшиеся Фил и Гэй.

– Где вы были? – спросила я.

– Где ты была, черт возьми? – проревел Фил.

– Я стояла здесь.

– Мы прочесали всю платформу. Как ты мимо нас проскочила? – закричал он, словно я сделала это нарочно.

Я повернулась к ним спиной и толкнула турникет. Фил схватил меня за воротник куртки.

– Никогда – ты слышишь? – никогда больше так не делай! – Его лицо покрылось красными пятнами.

– Мы думали, ты потерялась!

Гэй била мелкая дрожь.

– Почему ты не села с нами в вагон?

– Двери закрылись. – Дернув плечами, я высвободилась из рук Фила. – Мне больно!

– Это мне больно, Эшли, – зарычал он в ответ. – А если бы с тобой что-нибудь случилось?

В полном молчании мы доплелись до Капитолийского холма. Кортеров уже ожидали коллеги по работе, и меня оставили в покое. После ужина я сразу же отправилась спать и выключила свет, надеясь, что утром, как говорит Гэй, будет новая песня. Заскрипели ступени, и я испугалась, что сейчас меня снова будут отчитывать.

Ручка двери тихо звякнула. Я отвернулась лицом к стене, на которую упал луч света. На край кровати присела Гэй.

– Сегодня был не самый лучший день, но мы прожили его вместе. Теперь он вплетен в нашу семейную историю.

– Нити рвутся, – пробормотала я.

– Нет, если нити прочные. Ты крепко сшита, иначе тебя бы здесь не было. Просто помни, что ты больше не одна. Мы здесь, чтобы поддержать тебя.

Она встала и вышла из комнаты. Дверь затворилась, потом вновь приоткрылась, и Гэй шепнула:

– Эшли. Я люблю тебя, золотко. Спокойной ночи.

Я сделала вид, будто не расслышала.

Несмотря на слова Гэй, я никакой любви не чувствовала. Хадсоны тоже говорили, что любят Люка, но это не помешало им отправить его назад в приют. Мама клялась мне в любви, но в конце концов бросила. Адель, тетя Лианна, некоторые приемные родители – все они твердили «люблю, люблю», а затем бесследно пропали. Мне нравился огромный дом Кортеров, новые друзья и школа. Надо было придумать, как всего этого лишиться.

Мы отправились в Колорадо – снимать фильм о детях, живущих в семьях военнослужащих, – и остались на пару дней покататься на лыжах. Мы ехали по горной дороге, как вдруг пошел снег.

– Останови, пожалуйста! – попросила я.

Фил остановился на обочине. Выпрыгнув из машины, я запрокинула голову. Снег щекотал лицо, и мне вспомнилось, как Адель обещала отвезти меня в Колорадо. И вот я здесь, с другой семьей. Несколько лет назад я бы не смогла радоваться этому снегу и этой поездке без Люка и без Адель. А сейчас я почти смирилась с тем, что в дальнейшем мне придется жить – может, даже хорошо жить – без них. И все же интересно, думают ли обо мне Адель и мама.

В следующий раз мы отправились в круиз по Карибскому бассейну. В голову пришли рассказы миссис Чавес о том, как она, перебираясь с острова на остров, в конце концов попала в США. Я принялась считать, сколько раз за истекшие девять лет я переезжала с места на место, и у меня не хватило пальцев на руках. Тогда я впервые почувствовала, что мои скитания, похоже, закончились.

На одном из островов мы искупались в озере с водопадом, а затем пошли вверх по крутому склону.

– Смогу, смогу, смогу, – пыхтела Гэй.

– Ты о чем? – спросила я.

– Это слова Паровозика, Который Верил в Себя. Тебе разве не читали в детстве эту сказку?

Я покачала головой.

– А вообще тебе читали сказки на ночь?

– Что-то не припомню.

Дома Гэй стала читать мне на ночь сказки: «Кролик Пэт», «Баю-баюшки, луна», «Там, где чудища живут» и другие книжки для малышей. Я обожала, когда она вот так нянчилась со мной, но мне неловко было в этом признаваться. Однажды вечером я в шутку залопотала, как младенец.

– Ляля хочет ам-ам? – подыграла Гэй, протягивая мне невидимую бутылочку.

– Я всегда хотела поильник! – сказала я нормальным голосом. – Мама слишком рано забрала его у меня.

На следующий день Гэй купила мне детский поильник. Я налила в него сока и удобно устроилась на диване, потягивая сок в свое удовольствие.

– Как здорово! – И я подбросила поильник кверху. – И не проливается.

Вечером Гэй прочла мне сказку «Хортон высиживает яйцо». Мы сидели в молчании, задумавшись о слоне, которого мать-кукушка оставила высиживать свое яйцо.

– Ты еще хочешь вернуться к маме? – спросила Гэй.

– Нет, – неуверенно ответила я.

– Если хочешь, ты можешь с ней увидеться, – сказала Гэй, выключая настольную лампу. Я подставила щеку для поцелуя.

– Надеюсь, когда-нибудь и ты поцелуешь меня, – прошептала Гэй.

Я резко села на кровати.

– Я же сказала, что этого не будет!

Гэй отпрянула, словно я дала ей пощечину. Широко открыв глаза, я неотрывно смотрела на мерцающие в темноте звезды, прикрепленные к потолку. Где-то рядом живет моя мама. Я сдержу свое обещание, хотя она не сдержала ни одного, и никогда не полюблю «чужую тетю».

Вскоре прибыли документы на удочерение. Мы ждали их несколько месяцев, однако постоянно сменяющие друг друга кураторы никак не могли завершить оформление бумаг.

– Ничего страшного, – утешал меня Фил. – Никто тебя у нас не заберет.

Мне исполнилось двенадцать лет, а значит, я сама должна была подписать согласие на удочерение и выбрать фамилию.

– Я всегда была Родс, – сказала я Кортерам, – и не хочу терять свою фамилию.

– Нам бы хотелось, чтобы все знали, что ты наша дочь, – ответил Фил, – но мы не настаиваем.

Он положил бумаги на стол.

– Мы никогда не передумаем, но у тебя есть такое право. Позже скажешь нам, что ты решила.

В целом мы с Кортерами все лучше понимали друг друга. С Филом мы быстро нашли общий язык, однако Гэй продолжала цепляться ко мне из-за еды. К четырем часам дня я уже умирала от голода и каждый раз клянчила у Гэй гамбургер. Она уступала, только если приготовила в тот день карри или запеканку, которые, как она прекрасно знала, я даже не попробую. Я ненавидела домашние соусы, признавала только консервированные овощи и кривилась, когда Гэй предлагала мне «диетические» морковь и брокколи, приготовленные на пару. Хорошо еще, что она не добавляла специи в мою порцию и перестала морщиться всякий раз, как я поливала мясо кетчупом. Я видела, что она делает над собой усилие, и, сама не знаю отчего, меня это страшно раздражало.

– Сегодня на обед будет все, что ты любишь, – сказала мне Гэй, когда я пришла на кухню за телефоном. – Запеченная курица, цветная капуста в сырном соусе, соленые огурчики и кексы с черникой. – Я промолчала. – Будешь вылизывать? – спросила она, разливая тесто по формочкам для выпекания.

– Я говорю по телефону, – буркнула я, хотя еще даже не набрала номер. Нарочно растянув разговор подольше, я нехотя вышла к столу. Все пахло очень вкусно, но как же мне не хотелось признавать свое поражение перед Гэй! Почему – я и сама не знала. Я медленно, словно подозревая, что мне подложили кнопку, опустилась на стул.

– Ну-ка, давай сюда тарелку, – сказал Фил, протягивая мне кусок белого мяса.

– Я не голодна.

Гэй поджала губы.

– Больше никаких перекусов, – заявила мне она и повернулась к Филу: – Я приготовила все, что Эшли обычно ест.

– Ну и прекрасно, – вызывающе ответила я. – Разрешите удалиться.

Я ушла к себе и не выходила весь вечер, хотя в желудке настойчиво урчало, а в голове вертелась одна и та же мысль: почему я готова довести Гэй до белого каления, лишь бы не есть то, что она готовит?

На следующий день Гэй, как обычно, забрала меня из школы.

– Заедем за гамбургерами?

– Ужина сегодня не будет? – спросила я.

– Не в том дело. То, что сегодня на ужин, тебе не понравится.

– А что на ужин?

– Сладкое мясо.

– Звучит неплохо.

– Это телячий зоб.

Мстит за вчерашнюю выходку, подумала я. Сделав заказ в автоматическом терминале обслуживания, Гэй повернулась ко мне: