- Пошла ты, и ты, и ты, и ты, и ты, и ты, и ты! - кричал он, каждый удар лезвием заставлял Линн вскрикивать.

Он безумно смеялся.

Взмах.

Слеза.

Взмах.

Слеза.

Резал и резал ее, как взволнованный ребенок в рождественское утро, открывающий подарки, смеясь и пыхтя.

Этот гребаный сукин сын, который изнасиловал меня, который извращался над моим несчастным телом, смеется мне в лицо.

Внезапная ярость взорвалась в груди Линн, и с криком она крутанулась, ударив кулаком ему в голову. Его хватка ослабла, и парень попятился назад. Линн бросилась на него, размахивая руками, нанося удары кулаками по его лицу и телу. Девушка наблюдала за происходящим как бы со стороны, словно была зрителем, а ее тело принадлежало кому-то другому. Рэг вскинул руку, чтобы защитить голову, и она ударила его в челюсть, повалив его на задницу. В последний момент он схватил ее за рубашку и потащил за собой. Она приземлилась сверху и обрушила на него шквал ударов, как град, посланный на землю разгневанной богиней. Горячие слезы выступила на ее глазах, слова дрожали на онемевших губах. Она слышала себя, но сама не понимала сказанных собою слов.

Рэг вскочил на ноги и ударил ее сзади. Боль оглушила Линн, и она упала, угодив в мягкую кучу листьев. Он бросился на нее, как разъяренная кошка, но она подняла ногу, ударила его в подбородок и отбросила назад. Кровь хлынула из его нижней губы и окрасила желтые зубы в красный цвет. Его глаза пылали яростью, а уголки рта резко поднялись вверх, придавая ему вид акулы.

- Ты брыкаешься, как девчонка.

Он прыгнул на нее, и девушка закричала. Его руки сомкнулись вокруг ее горла, а колени уперлись в землю по обе стороны от ее бедер. Он усмехнулся и сдавил ее шею, перекрыв доступ воздуха. Паника вспыхнула в ее груди, и она отчаянно ударила его в правый глаз. Линн попала в цель, но он только удвоил свои усилия.

Мир уже начал окрашиваться в серый цвет, и сердце Линн заколотилось. Она вскинула руки и прижала свои ладони к его лицу, ногтями впиваясь в кожу, заставляя его кричать от боли. Продолжая сжимать ее шею одной рукой, другой он ударил ее кулаком в лицо. Снова оглушенная, она вскрикнула.

Рэг нащупал пряжку своего ремня.

- Я трахну тебя снова, хочешь ты этого или нет, - пыхтел он, - и я очень надеюсь, что ты этого совсем не хочешь.

Парень несколько секунд смотрел на нее, затем отпустил другую руку и потянулся к пряжке, чтобы расстегнуть ее. Этого мгновения было достаточно, чтобы Линн запрокинула голову и вцепилась зубами в его запястье между его большим и указательным пальцами. Рэг вскрикнул, и покачнулся. Линн перевалила его на бок, и оседлала его, в то время как сама содрогалось от страха и гнева, а слезы капали с ее глаз. Она видела безумную ненависть в его глазах, усмешку на его губах, которые в ужасе распахнулись в крике, когда она впилась зубами в его горло. Девушка почувствовала вкус горячей крови, когда ее зубы вырвали его яремную вену. Она хлынула ей в рот, в горло, оставляя после себя привкус меди.

Насильник застонал в агонии, его тело билось и дергалось в конвульсиях, спина выгнулась дугой. Девушка медленно отклонилась назад. Его лицо было уже бледным, губы исказились в гримасе боли и удивления, а глаза наполнились ужасом. Кровь фонтаном выплескивалась из горла с каждым ударом его сердца, забрызгивая рубашку Линн и стекая вниз. Ошеломленная, она сидела рядом с ним, глядя на его перекошенное лицо. Ослабшими руками Рэг попытался зажать рану на горле и остановить кровотечение, но кровь хлестала сквозь пальцы. Его взгляд метнулся к ней, и в нем она увидела осуждение и разочарование, словно тот говорил: ты сделала мне больно, как ты могла?

Мысленно Линн ухмыльнулась, но внешне оставалась каменным изваянием. Ее губы не шевельнулись, не дрогнули. Ее стало морозить, и сердцебиение замедлилось.

Кровь покрывала руки Рэга, насыщенно-красная и густая, и с каждой секундой из него вытекало все больше жизни. Онемев, Линн прикинула, сколько времени прошло с тех пор, как она разорвала ему горло. Судя по всему, прошло не больше минуты, может, меньше, а он уже начал угасать.

Так быстро? И это все? Это не очень долго. Всего минута.

Всего шестьдесят секунд.

Булькая, парень потянулся к ней, его рука тряслась, застыв в воздухе.

- Шах и мат, - смогла пробормотать она едва слышно.

Он попытался что-то ей сказать, но не смог.

- Умри, - уже громче сказала она с диким удовлетворением, наполнившим ее грудь.

Рэг усмехнулся и поднял голову, но она тут же безвольно откинулась на листья. Медленно веки его сомкнулись, затем голова откинулась в сторону, кровь вытекла, стекая на землю, и впиталась в почву, взывая к отмщению.

Последней мыслью Рэга было то, что в этот раз он обделался по-крупному.

Крик вдалеке привлек внимание Линн, и она повернула голову в сторону поляны.

Мои сестры.

Я нужна сестрам.

Бросив последний взгляд на мертвого Рэга, она встала и побежала, оставив его труп остывать в слякоти из земли и крови.

Как бешенного пса, которым он и был.

Добравшись обратно до поляны, Эбби по пути уже успела накрутить себя и пылала яростным гневом. Ее голова пульсировала с каждым ударом сердца, а в животе тошнотворно бурчало. По дороге ей пришлось дважды останавливаться и отдыхать. Один раз ее вырвало на листья, содержимое желудка выплеснулось изо рта в горячем, зловонном потоке. Ее отец, старшая сестра, Флэгг и другие мужчины, с которыми она когда-либо была, не раз били ее по голове, но ничего подобного после этого с ней не было. Эбби металась в ярости. Кровь все еще стекала по ее лицу, а когда она взглянула на рубашку, то злобно выругалась – это была ее любимая рубашка, и сейчас она была вся в крови.

- Я убью тебя, Рэг, как только доберусь до тебя. Я сверну твою чертову тощую цыплячью шею.

Проблевавшись, она прислонилась к дереву, достала из кармана смятую пачку "Кулс" и вытряхнула одну сигарету. От дыма в легких потяжелело, а голова заболела еще сильнее.

Женщина надеялась, что Флэгг заставит эту маленькую шлюшку страдать. Стерву среднего класса. Эбби ходила в школу с такими же сучками, как она. Они считали себя самыми лучшими в мире, и все относились ко всем остальным с пренебрежением. Они вырастали и становились чванливыми адвокатами и докторами, а на таких, как она, смотрели как на мусор.

Да пошли они. К черту их хорошие дома. К черту их счастливые семьи. К черту их мобильники, и ноутбуки, и слащавые праздники, и отпуска. К черту их всех. Высокомерные придурки. Они могли кичиться своим положением в обществе сколько угодно, но стоило врезать им по лицу, и они тут же проглатывали всю свою гордыню и слезно просили пощады, избалованные папочкины доченьки.

Она знала это не понаслышке. Она надрала дюжину их задниц в школе. Они думали, что могут издеваться над ней за то, что она бедная. Они думали, что она примет это. Они думали, что они остроумные. А оказавшись с ней один на один, их юмор быстро исчезал. И, конечно, они тут же бежали жаловаться: эта нищебродка посмела меня ударить! Но она ни разу не пожалела ни о едином ударе, нанесенном этим неженкам. И даже когда ее отстраняли от занятий, она чувствовала себя победительницей.

Затянувшись, Эбби выпустила голубоватый шлейф дыма, который лениво повис в воздухе. Голова болела как ублюдочная, и каждый раз, когда она пульсировала, каждый раз, когда стекающая капелька крови попадала в глаз, она думала о Линн, Лори и, особенно, об этой маленькой шлюшке Кайли. Все они были похожи на девочек, с которыми она ходила в школу, хотя Кайли была хуже всех. Это было видно по ее лицу, по высокомерному надменному взгляду, маленькому вздернутому носику и презрительно сжатым губам.

Привет, Эбби, как тебе живется без ничего? Как тебе быть никем? Посмотри на меня. Я красивая, у меня есть красивые вещи, и мой папочка заботиться обо мне, но он никогда не трогает меня так, как трогает тебя твой. Я никогда не плачу во сне и не желаю умереть. Вся моя одежда красивая, и на моих ботинках нет дыр, и моя мама не умерла от рака.