— Они вам расскажут о том, что крестьяне, у которых вы отнимаете хлеб, добытый тяжёлым трудом, поднимаются против помещиков. Они сжигают их дворцы, они выгоняют их со своей земли. Рудокопы не хотят добывать уголь для того, чтобы вы завладели им. Рабочие ломают машины, чтобы не работать ради вашего обогащения. Матросы выбрасывают ваши грузы в море. Солдаты отказываются служить вам. Учёные, чиновники, судьи, актёры переходят на сторону народа. Все, кто раньше работал на вас и получал за это гроши, в то время как вы жирели, все несчастные, обездоленные, голодные, исхудалые, сироты, калеки, нищие, — все идут войной против вас, против жирных, богатых, заменивших сердце камнем…

— Мне кажется, что он говорит лишнее, — вмешался государственный канцлер.

Но Просперо говорил дальше:

— Пятнадцать лет я учил народ ненавидеть вас и вашу власть. О, как давно мы собираем силы! Теперь пришёл ваш последний час…

— Довольно! — пискнул Третий Толстяк.

— Нужно его посадить обратно в клетку, — предложил Второй.

А Первый сказал:

— Ты будешь сидеть в своей клетке до тех пор, пока мы не поймаем гимнаста Тибула. Мы вас казним вместе. Народ увидит ваши трупы. У него надолго пропадёт охота воевать с нами!

Просперо молчал. Он снова опустил голову.

Толстяк продолжал:

— Ты забыл, с кем хочешь воевать. Мы, Три Толстяка, сильны и могущественны. Всё принадлежит нам. Я, Первый Толстяк, владею всем хлебом, который родит наша земля. Второму Толстяку принадлежит весь уголь, а Третий скупил всё железо. Мы богаче всех! Самый богатый человек в стране беднее нас в сто раз. За наше золото мы можем купить всё, что хотим!

Тут обжоры пришли в неистовство. Слова Толстяка придали им храбрости.

— В клетку его! В клетку! — начали они кричать.

— В зверинец!

— В клетку!

— Мятежник!

— В клетку!

Просперо увели.

— А теперь будем есть торт, — сказал Первый Толстяк.

«Конец», — решил продавец.

Все взоры устремились на него. Он закрыл глаза. Обжоры веселились:

— Хо-хо-хо!

— Ха-ха-ха! Какой чудесный торт! Посмотрите на шары!

— Они восхитительны.

— Посмотрите на эту рожу!

— Она чудесна.

Все двинулись к торту.

— А что внутри этого смешного чучела? — спросил кто-то и больно щёлкнул продавца по лбу.

— Должно быть, конфеты.

— Или шампанское…

— Очень интересно! Очень интересно!

— Давайте сперва отрежем ему голову и посмотрим, что получится…

— Ай!

Продавец не выдержал, сказал очень внятно: «Ай!» — и раскрыл глаза.

Любопытные отпрянули. И в этот момент в галерее раздался громкий детский крик:

— Кукла! Моя кукла!

Все прислушались. Особенно взволновались Три Толстяка и государственный канцлер.

Крик перешёл в плач. В галерее громко плакал обиженный мальчик.

— Что такое? — спросил Первый Толстяк. — Это плачет наследник Тутти!

— Это плачет наследник Тутти! — в один голос повторили Второй и Третий Толстяки.

Все трое побледнели. Они были очень испуганы.

Государственный канцлер, несколько министров и слуги понеслись к выходу на галерею.

— Что такое? Что такое? — шёпотом зашумел зал.

Мальчик вбежал в зал. Он растолкал министров и слуг. Он подбежал к Толстякам, тряся волосами и сверкая лаковыми туфлями. Рыдая, он выкрикивал отдельные слова, которых никто не понимал.

«Этот мальчишка увидит меня! — взволновался продавец. — Проклятый крем, который мешает мне дышать и двинуть хотя бы пальцем, конечно, очень понравится мальчишке. Чтобы он не плакал, ему, конечно, отрежут кусочек торта вместе с моей пяткой».

Но мальчик даже не посмотрел на торт. Даже чудесные воздушные шары, висевшие над круглой головой продавца, не привлекли его внимания.

Он горько плакал.

— В чём дело? — спросил Первый Толстяк.

— Почему наследник Тутти плачет? — спросил Второй.

А Третий надул щёки.

Наследнику Тутти было двенадцать лет. Он воспитывался во Дворце Трёх Толстяков. Он рос, как маленький принц. Толстяки хотели иметь наследника. У них не было детей. Всё богатство Трёх Толстяков и управление страной должно было перейти к наследнику Тутти.

Слёзы наследника Тутти внушили Толстякам больший страх, нежели слова оружейника Просперо.

Мальчик сжимал кулаки, размахивал ими и топал ногами.

Не было предела его гневу и обиде.

Никто не знал причины.

Воспитатели выглядывали из-за колонн, боясь войти в зал. Эти воспитатели в чёрных одеждах и в чёрных париках походили на закопчённые ламповые стёкла.

В конце концов, немного успокоившись, мальчик рассказал, в чём дело.

— Моя кукла, моя чудесная кукла сломалась!.. Мою куклу испортили. Гвардейцы кололи мою куклу саблями…

Он опять зарыдал. Маленькими кулаками он тёр глаза и размазывал слёзы по щекам.

— Что?! — заорали Толстяки.

— Что?!

— Гвардейцы?

— Кололи?

— Саблями?

— Куклу наследника Тутти?

И весь зал сказал тихо, как будто вздохнул:

— Этого не может быть!

Государственный канцлер схватился за голову. Тот же нервный мельник снова упал в обморок, но моментально пришёл в себя от страшного крика Толстяка:

— Прекратить торжество! Отложить все дела! Собрать совет! Всех чиновников! Всех судей! Всех министров! Всех палачей! Отменить сегодняшнюю казнь! Измена во дворце!

Поднялся переполох. Через минуту дворцовые кареты поскакали во все стороны. Через пять минут со всех сторон мчались к дворцу судьи, советники, палачи. Толпа, ожидавшая на Площади Суда казни мятежников, должна была разойтись. Глашатаи, взойдя на помост, сообщили этой толпе, что казнь переносится на следующий день по причине очень важных событий.

Продавца вместе с тортом вынесли из зала. Обжоры моментально отрезвели. Все обступили наследника Тутти и слушали.

— Я сидел на траве в парке, и кукла сидела рядом со мной. Мы хотели, чтобы сделалось солнечное затмение. Это очень интересно. Вчера я читал в книге… Когда происходит затмение, днём появляются звёзды…

От рыданий наследник не мог говорить. И вместо него рассказал всю историю воспитатель. Последний, впрочем, тоже говорил с трудом, потому что дрожал от страха.

— Я находился невдалеке от наследника Тутти и его куклы. Я сидел на солнце, подняв нос. У меня на носу прыщ, и я думал, что солнечные лучи позволят мне избавиться от некрасивого прыща. И вдруг появились гвардейцы. Их было двенадцать человек. Они возбуждённо о чём-то говорили. Поравнявшись с нами, они остановились. Они имели угрожающий вид. Один из них сказал, указывая на наследника Тутти: «Вот сидит волчонок. У трёх жирных свиней растёт волчонок». Увы! Я понял, что означали эти слова.

— Кто же эти три жирные свиньи? — спросил Первый Толстяк.

Два остальных густо покраснели. Тогда покраснел и Первый. Все трое сопели так сильно, что на веранде раскрывалась и закрывалась стеклянная дверь.

— Они обступили наследника Тутти, — продолжал воспитатель. — Они говорили: «Три свиньи воспитывают железного волчонка. Наследник Тутти, — спрашивали они, — с какой стороны у тебя сердце?.. У него вынули сердце. Он должен расти злым, чёрствым, жестоким, с ненавистью к людям… Когда сдохнут три свиньи, злой волк заступит их место».

— Почему же вы не прекратили этих ужасных речей? — закричал государственный канцлер, тряся воспитателя за плечо. — Разве вы не догадались, что это изменники, перешедшие на сторону народа?

Воспитатель был в ужасе. Он лепетал:

— Я это видел, но я их боялся. Они были очень возбуждены. А у меня не было никакого оружия, кроме прыща… Они держались за эфесы сабель, готовые ко всему. «Посмотрите, — сказал один из них, — вот чучело. Вот кукла. Волчонок играет с куклой. Ему не показывают живых детей. Чучело, куклу с пружиной, дали ему в товарищи». Тогда другой закричал: «Я оставил в деревне сына и жену! Мой мальчик, стреляя из рогатины, попал в грушу, висевшую на дереве в парке помещика. Помещик велел высечь мальчика розгами за оскорбление власти богачей, а его слуги поставили мою жену к позорному столбу». Гвардейцы начали кричать и наступать на наследника Тутти. Тот, который рассказывал про мальчика, выхватил саблю и ткнул ею в куклу. Другие сделали то же…