Худая тщедушная ладонь с обгрызенными ногтями на пальцах потянулась ко второму, наполненному вином бокалу.

– Не тронь! – повысила голос шатенка и пододвинула к нему бутылку с остатками вина.

Прыщавый плеснул из нее в пустой фужер и скрипучим голосом представился:

– Геннадий. А тебя как предки нарекли?

– Геннадий… – повторила она и усмехнулась фамильярности. – Гена, значит?.. Я тебя буду звать Крокодилом. Не возражаешь?

– Мне пофиг, зови, как хочешь, – оскалил тот в широкой улыбке неровные зубы. – Давай, за знакомство.

Виктория уже пила через силу; мальчишка же запросто влил вино в большой, как у птенца рот, и с той же беспечностью опустил ладонь на запястье соседки. Не услышав протеста, мгновенно осмелел – погладив руку, коснулся плеча, волос…

Она закрыла газа, опустила голову, с брезгливой дрожью вынося отвратительные прикосновения. Потом ладонь прыщавого убралась, исчезла. И вдруг появилась под столом, мягко опустившись на ее коленку…

«Ну вот, не долго пришлось ждать. Надеюсь, Всеволод это видит. Или чувствует мою измену, – обреченно подумала молодая женщина. – Давай, Крокодил – действуй. В другой раз давно получил бы бутылкой по убогой мордашке. А сегодня все можно. И даже нужно. Давай же, не стесняйся!..»

И тот не стеснялся. Напротив – не встречая сопротивления, наглел с каждой минутой – рука уж не робко покоилась на гладком бедре, а сновала челноком, с каждым движением забираясь выше под юбку…

– Закажи мне водки, – тихо попросила она.

– А ты заплатишь?

– О, господи!.. Не волнуйся, мальчик.

– Может, лучше коньячку? – воодушевился тот.

– Все равно… – пожала плечами Вика.

– Что у нас с коньяком, Артем? – обернувшись, на весь зал крикнул юнец.

– Очень большой выбор, – вырастая перед столиком, заученно отвечал официант. – Но из настоящих – армянский «Отборный», «Дагестанский», кизлярского разлива. Могу предложить и французский.

– Мне все равно… – монотонно повторила она, не замечая едких улыбок парней.

– Тогда это, Артем… принеси грамм по сто пятьдесят французского и это… чем там его закусывают?

– Лимон, шоколад, кофе… – начал перечислять вышколенный молодец, завистливо кося на левую руку знакомца, обосновавшуюся на ровной женской ножке.

Прыщавый отмахнулся, подвинул свой стул вплотную к девице. Усевшись поудобнее, закурил, сделал несколько жадных затяжек, поднес к ее лицу обмусоленный фильтр. Она обхватила его губами, затянулась, закашлялась…

В зале погасло центральное освещение – вокруг стало еще сумрачнее. Пенсионер в углу недовольно зашелестел газетой, и вездесущий Артем поспешил включить небольшую лампу на стене – над столом престарелого посетителя, так некстати засидевшегося в кафе и мешавшего заняться податливой женщиной. Затем наполнял ароматным коньяком тумблеры; гремел какой-то посудой; мелькал то тут, то там…

– А ты это… кого поминаешь-то? – кивнул юноша на полный вина бокал, покрытый кусочком хлеба.

– Это тебя не касается. И ты к этому не прикасайся, – отвечала она и, переигрывая в своем старании казаться беззаботной, кокетливо щелкнула ноготком по изрядно оттопырившейся складке на его штанах. – Ты делай свое дело, мальчик, и не задавай вопросов…

Прыщавый нетерпеливо докурил сигарету с испачканным помадой фильтром, бросил окурок в пепельницу и решительно вернулся к прежнему занятию – принялся страстно изучать коленки и бедра удивительно сговорчивой соседки.

Глотнув крепкого алкоголя, она прикрыла глаза, постаралась забыться и не думать о происходящем. Но внезапно показалось, будто телом ее занят не только юнец в белом свитере – руки того обосновались на гладком капроне, и в то же время кто-то копошился у ворота кофточки – ловко расстегивал верхние пуговицы…

Вика в ужасе открыла глаза: по другую сторону от Крокодила над ней нависал официант. От возмущения захватило дух, да едва набравши воздуху для крика, она лишь невразумительно замычала – наклонившись, Артем упредил – припал к ее губам, заодно прорвавшись ладонью к лифчику – под расстегнутый ворот.

«Пусть! Пусть Всеволод видит и это!» – передумав противиться, решила она и решительно обвила рукою шею официанта.

И вдруг, словно из другого, загробного мира – в ответ на это решение, послышался старческий голос:

– Вы хоть бы людей постеснялись. Развелось в городе проституток!..

Парни разом отпрянули от девицы.

Она поднялась; с трудом удерживая равновесие, достала из сумочки крупную купюру, бросила на стол; не оправляя одежды, мимоходом сняла с крючка дубленку и неверной походкой направилась к выходу…

– Я те щас башку оторву, старая козлятина!.. – взбесился Прыщавый.

Ухватившись за дверную ручку, Виктория обернулась:

– Крокодил, оставь человека в покое! Я жду тебя в машине…

Бордовая «десятка» отъехала от кафе на пару кварталов, прежде чем сидящая за рулем женщина произнесла с глухим безразличием:

– Можем остановиться, и ты трахнешь меня прямо здесь…

– Не, тут народ тусуется – опять найдется какой-нить урод. И не удобно в машине – тесно, – учуяв ее согласие на все, закапризничал мальчишка. Потом, покосившись на штаны, проворчал: – Да и не готов я – этот козел весь «аппетит» перебил!..

С тем же отрешенным безразличием она потянулась правой рукой к его джинсам, расстегнула молнию, скользнула узкой ладонью в ширинку… Мальчишка закатил глаза к светлому потолку салона, но, скоро спохватившись, испуганно напомнил:

– Знаешь, в твоем состоянии лучше рулить двумя руками. Я знаю одно место – тут недалеко. Езжай прямо. Мы там с пацанами травку покуриваем. Кстати, не хочешь попробовать?

Вика кивнула – ей действительно было все равно. Автомобиль поехал дальше по неширокой улице…

– Вот здесь сворачивай влево.

«Десятка» юркнула в темную арку, оказалась в захламленном, заброшенном дворике; двигатель смолк…

– Куда теперь?..

– В третий подъезд. Дом готовят к сносу, жильцов давно отселили. Там и трахнемся – никто не помешает. Пошли!..

Войдя в подъезд ветхого шестиэтажного дома, странная парочка – молодая женщина лет двадцати семи и восемнадцатилетний мальчишка, медленно поднималась по полуразрушенным ступеням грязной лестницы. «Аппетит» сызнова взыграл – поддерживая качавшуюся спутницу, Крокодил с нетерпеливой проворностью довершал начатое в кафе официантом: расстегивал пуговицы кофты, справлялся с застежкой дорогого черного лифчика… А, остановившись на четвертом этаже – изрядная порция алкоголя взбеленила дыхание – резко задрал ее юбку и, присев на корточки, одним движением стянул черные кружевные трусики.

И на это ответом последовало безмолвное равнодушие…

Желая поскорее покончить с мерзкой затеей, она послушно развернулась лицом к хлипким перилам, нагнулась. Однако прыщавый партнер отчего-то не спешил: несколько томительных минут женщина ощущала только его ладонь, без устали елозившую между ног. Вдоволь же насладившись податливым телом, он потянул ее дальше – к верхним этажам…

Закончив утомительное восхождение и толкнув дверь с выломанным замком, шлепнул по аппетитной попке:

– Заходи. И будь как дома.

Длинный коридор покинутой жильцами квартиры встретил тем же хламом и мусором. Вдобавок в квартире витал странный запах: смесь незнакомого аромата с затхлой кисловатой плесенью… Они вошли в просторную залу с единственным предметом мебели – сколоченным из грубых досок широким, почти двуспальный топчаном и с брошенными вдоль громоздкого сооружения двумя тощими старыми матрацами. Напротив – под грязным длинным окном, на корточках сидели и по очереди смолили общий бычок трое парней…

– Здорово, Генарик! – оскалился в улыбке один из них. – Торкнуться зашел?..

– И торкнуться, и подружку вот эту трахнуть. Целый час упрашивает, чтоб я ей своего дурака вогнал!.. – покачал тот в воздухе снятыми с девицы трусиками и для убедительности бесцеремонно задрал ее юбку: – Во! Видали?..