— Я знаю, ваше святейшество, — почтительно, но твердо произнес Мосия. — Но это путешествие очень важно для меня, и я готов рискнуть. Я сообщил принцу Гаральду, — продолжал он, видя, что Радисовик сомневается, — и он дал мне разрешение. У меня есть послание от него. — Порывшись в складках туники, Мосия достал маленький хрустальный шарик, который активировался магическим словом, воспроизводя изображение молодого, красивого принца Шаракана.
— Этого не понадобится, — с улыбкой сказал Радисовик. — Если ты обсуждал это с принцем Гаральдом и он дал тебе свое позволение, то я, конечно же, открою для тебя Коридор и пожелаю доброго пути. И куда же ты собираешься отправиться?
— На границу, — ответил Мосия.
Радисовик изумленно воззрился на молодого человека.
— Но почему ты... — Тут его лоб разгладился. — А, — кивнул он, — сегодня же годовщина.
— Да, ваше святейшество, — тихо ответил Мосия. — Я никогда там не бывал. Когда чародеи нашли меня во Внешних землях, я был скорее мертв, чем жив. Я не знал о том, что случилось... мне рассказали гораздо позже. Я хотел отправиться туда, но сам не мог этого сделать. — Он с пристыженным видом уставился в пол. — Я понимаю, что должен был это сделать, но я боялся увидеть Сарьона... измененным... — Он закашлялся.
— Понимаю, сын мой. Понимаю. — Радисовик положил руку на плечо молодого человека. — Я слышал об испытании, которое тебе пришлось пережить, и наверняка оно было ужасным. И никто не смеет упрекать тебя за то, что ты не мог заставить себя отправиться в это жуткое место, пока не укрепил дух.
— Я должен туда попасть. Мне это нужно, — упрямо повторил Мосия, словно бы спорил сам с собой. — Я должен, в конце концов, убедить себя в том, что это правда. Что все это случилось на самом деле. Может, тогда смирюсь с этим или пойму.
— Сомневаюсь, что мы когда-нибудь это поймем, — отозвался Радисовик, пристально глядя на молодого человека и отмечая все мельчайшие оттенки выражения его открытого, бесхитростного лица. — Но нам все же придется смириться со случившимся, чтобы гнев и скорбь не истерзали нас и не погубили наши жизни.
Он замолчал, ожидая, что Мосия скажет что-нибудь еще. Но юноша, обуреваемый чувствами, не находил сил заговорить. Кардинал небрежно пожал плечами и, произнеся молитву, приказал Коридору открыться прямо в комнате. В воздухе возник овальный провал в пустоту.
— Ступай же, и да благословит тебя Олмин, — сказал Радисовик, и Мосия, вспыхнув, промямлил слова благодарности. — Да обретешь ты мир, который ищешь.
Коридор удлинился. Молодой человек шагнул внутрь, и туннель сквозь пространство и время, созданный древними, сомкнулся вокруг него. Мосия исчез.
Глядя в затягивающийся проем, кардинал Радисовик покачал головой.
— Что за тайна терзает твое сердце, юноша? — пробормотал он. — Если б знать...
Коридор сомкнулся вокруг Мосии, тот ощутил, как пространство вокруг него сжалось, сдавило его; и его словно бы потащили по темному узкому туннелю. Молодой человек пережил момент панического, животного ужаса, живо вспоминая тот, последний раз, когда он перемещался таким образом...
Колдунья с непроницаемым лицом произнесла слово, и Мосия затаил дыхание в ужасе, когда на лиане Киджа снова начали расти шипы, пока лишь покалывая кожу, но не пронзая ее.
—Пока да, — угадала его мысли колдунья. — Но они будут расти и в конце концов пронзят кожу, мускулы, внутренние органы и высосут из тебя жизнь. Спрашиваю еще раз — как твое имя?
—Но зачем? Какое это имеет значение? — простонал Мосия. — Ты же знаешь!
—Сделай мне одолжение, — сказала колдунья и произнесла еще одно слово. Шипы выросли еще чуть-чуть.
—Мосия! — забился он в муках. — Мосия! Будь ты проклята! Мосия! Мосия! Мосия...
Дымка боли затянула его взгляд. Мосия закашлялся, подавившись собственными словами. В ужасе он видел, как колдунья становится им самим. Ее лицо стало его лицом. Ее одежды — его одеждами. Ее голос — его голосом.
—Что будем делать с ним? — подобострастно спросил колдун.
—Швырни его в Коридор и отправь во Внешние земли, — сказала колдунья — теперь Мосия, — вставая на ноги.
—Нет!
Мосия пытался вырваться из крепких рук колдуна Дуук-тсарит, но от малейших его движений шипы вонзались в тело все глубже, и он перестал биться и только кричал от муки.
—Джорам! — отчаянно завопил он, увидев, как среди листвы открылся темный проход Коридора. — Джорам! — кричал он, надеясь, что друг его услышит, но в душе понимая, что все это бесполезно. — Беги! Это ловушка! Западня!
Колдун швырнул его в Коридор. Тот начал сжиматься, сдавливая его. Шипы вонзались в его тело, по коже заструилась горячая кровь. Последним, что он увидел, было лицо колдуньи — его собственное лицо, — бесстрастно следившее за ним.
Затем колдунья раскинула руки.
—Это все безумие, — услышал он собственный голос.
Мосия смутно помнил дальнейшее. К счастью, в Коридоре он потерял сознание. Когда много дней спустя он пришел в себя, он оказался в неказистом поселении чародеев во Внешних землях. Рядом с ним были Андон, их добрый глава общины, и Телдар — целитель, — а еще каталист, которого прислал в поселок чародеев сам принц Гаральд. Мосия умолял, чтобы ему рассказали, что случилось с его друзьями, но никто в этом глухом местечке не мог или не хотел рассказать ему правду.
Последующие недели были полны боли наяву и кошмаров в магически вызванном сне. Затем он подслушал разговор, не предназначенный для его ушей, и узнал, что случилось с Джорамом и отцом Сарьоном. Он узнал о самопожертвовании каталиста, о том, как Джорам по собственной воле ушел за Грань.
Мосия и сам был при смерти. Телдар испробовал все, но ему пришлось сказать Андону, что Жизненная сила молодого человека не действует, не помогает ему исцелиться. Мосии было все равно. Умереть легче, чем жить с такой мукой в душе.
Однажды Андон сказал ему, что к нему приехали гости, причем привезли их в поселение по личному приказу принца Гаральда. Мосия не мог представить, кто это может быть, да и все равно ему было... А потом он оказался в объятиях матери, которая орошала его раны слезами, а в ушах его звучал голос отца. Ласково, нежно их загрубелые от работы руки возвратили сына к жизни.
Воспоминания о страданиях и былом отчаянии охватили Мосию, и ему показалось, что Коридор пытается раздавить его. К счастью, путешествие было коротким. Ощущение панического страха улеглось, когда Коридор вновь открылся. Но страх сменился чувствами не менее глубокими и не менее тяжкими — печалью и горем. Выходя из Коридора, Мосия стиснул зубы, чтобы взять себя в руки. Хотя он никогда не бывал в Приграничье, он много читал об этих местах и знал, чего ждать.
Береговая линия из чистого белого песка, тут и там усеянная островками высокой травы, которая по мере приближения к вечному прибою серого тумана — границе — исчезала полностью, и побережье становилось белым и чистым, как голая кость. Вдоль берега должны стоять Дозорные, а среди них — Сарьон, плоть которого превратилась в камень.
— Все это не так ужасно, как ты можешь себе вообразить, — вспомнил Мосия слова принца Гаральда, обращенные к группе придворных, окруживших его во время одной вечеринки не так давно. — На каменном лице этого человека лежит отпечаток такого покоя, что можно чуть ли не позавидовать ему.
Мосия отнесся к этому скептически. Он надеялся что это правда, что священник обрел веру, которую утратил, — но не мог до конца в это поверить. Радисовик говорил, что у Гаральда только один недостаток — чрезмерное увлечение военным делом. Это было правдой, но помимо этого к недостаткам принца можно было отнести и некоторую предвзятость: он видел в людях и событиях то, что хотел увидеть, причем не обязательно истинные их качества и особенности.