Система эта была настолько проста и удобна, что пошли разговоры о том, нельзя ли заставить всю рыболовную братию пользоваться ею. Действительно, года два тому назад Комитет ассоциации рыболовов на Темзе рекомендовал ее повсеместное применение, но старейшие члены ассоциации воспротивились этому. Они сказали, что идея недурна, но множитель следует удвоить и каждую рыбу считать за двадцать.

Если у вас найдется свободный вечерок, советую вам забраться в какую-нибудь маленькую прибрежную гостиницу и облюбовать себе местечко в баре. Вы непременно встретите там двух-трех закоренелых удильщиков, которые, потягивая пунш, заставят вас проглотить за полчаса такую порцию рыболовных историй, что у вас потом целый месяц будет болеть живот.

На второй день пребывания в Стритли мы с Джорджем и собакой, покинутые на произвол судьбы (Гаррис запропастился неведомо куда; среди дня он вышел побриться, потом вернулся, потом ровно сорок минут начищал свои башмаки, и больше мы его не видели), так вот, мы с Джорджем и собакой прогулялись вечерком в Уоллингфорд, а на обратном пути забрели в маленькую прибрежную гостиницу, чтобы отдохнуть, закусить и прочее.

Мы вошли в общую комнату и уселись. Там был какой-то старик, куривший длинную глиняную трубку, и мы, конечно, начали беседовать.

Он сообщил нам, что сегодня был славный денек, а мы сообщили ему, что вчера был славный денек, а потом мы все трое сообщили друг другу, что, вероятно, и завтра будет славный денек; Джордж еще сказал, что урожай, кажется, будет отличный.

После этого каким-то образом выяснилось, что мы здесь проездом и завтра утром двинемся дальше. Затем беседа прервалась и наступила пауза, во время которой наши глаза рассеянно блуждали по комнате. В конце концов они остановились на пыльном, древнем стеклянном шкафчике, повешенном высоко над каминной полкой. В нем красовалось чучело форели. Эта форель просто загипнотизировала меня: она была чудовищной величины. По совести говоря, я сперва подумал, что это треска.

– А! – сказал джентльмен, проследив направление моего взгляда. – Славная штучка, не правда ли?

– Совершенно необыкновенная, – пробормотал я, а Джордж спросил старика, сколько она, по его мнению, весит.

– Восемнадцать фунтов и шесть унций, – ответил наш приятель, поднимаясь и снимая с вешалки свой плащ. – Да, – продолжал он, – третьего числа будущего месяца стукнет шестнадцать лет с того дня, как я вытащил эту рыбу. Я поймал ее на малька, чуть пониже моста. Люди рассказали мне, что она завелась у нас в реке, а я и говорю: я должен ее поймать. И поймал ведь! Пожалуй, в наше время немного вы найдете форелей такой величины. Спокойной ночи, джентльмены, спокойной ночи!

Тут он вышел, и мы остались одни.

После этого мы глаз не могли оторвать от форели. Это была действительно замечательная форель. Мы все еще смотрели на нее, когда у гостиницы остановилась повозка. Спустя некоторое время возчик вошел в комнату с кружкой пива в руке и тоже засмотрелся на рыбу.

– Здоровенная форель, а? – сказал Джордж, обращаясь к нему.

– Что и говорить, сэр, не маленькая, – ответил возчик; потом он отхлебнул пива и добавил: – Может, вас здесь не было, сэр, когда ее поймали?

– Нет, не было, – сказали мы. – Мы приезжие.

– Ах, вот как, – сказал возчик, – тогда, конечно, это случилось не при вас. Я поймал эту форель лет пять назад.

– Так, значит, это вы ее поймали? – сказал я.

– Да, сэр, – ответил наш общительный собеседник, – я поймал ее как-то в пятницу днем, малость пониже шлюза, а лучше сказать, пониже того места, где тогда был шлюз, и ведь поймал-то просто на муху, вот здорово! Я собирался наловить щучек, а форель мне и в голову не приходила, будь я проклят, так что, когда я увидел у себя на крючке эту громадину, я, черт побери, чуть не окочурился. Ведь в ней, как-никак, двадцать шесть фунтов! Спокойной ночи, джентльмены, спокойной ночи!

Спустя несколько минут пришел третий посетитель и описал, как он поймал эту форель ранним утром на уклейку. Затем он ушел, а на смену ему явился флегматичный джентльмен средних лет, который с важным видом уселся у окна.

Сперва все молчали. Потом Джордж повернулся к вновь прибывшему и сказал:

– Прошу прощения, сэр, и надеюсь, что вы извините нашу смелость, но мой друг и я совсем чужие в этих местах и были бы весьма признательны вам, если бы вы рассказали нам, как вам удалось поймать эту форель.

– А кто вам сказал, что эту форель поймал я? – удивился посетитель.

Мы ответили, что никто не говорил, но мы инстинктивно почувствовали, что это дело его рук.

– Вот уж это действительно поразительный случай, – рассмеялся флегматичный джентльмен, – совершенно поразительный, так как вы попали в самую точку! Действительно, ее поймал я. Подумать только! Как вы угадали? Нет, это совершенно поразительно!

Он совсем разошелся и рассказал нам, как потратил полчаса, чтобы вытащить эту форель, и как у него сломалось удилище. Он сообщил нам, что, придя домой, тщательно взвесил ее и она потянула тридцать четыре фунта.

Потом и он, в свою очередь, ушел, а к нам заглянул хозяин гостиницы. Мы передали ему все варианты рассказа о поимке форели. Он был в полном восторге, и мы хохотали до упаду.

– Неужели Джим Бейтс, и Джо Магглз, и мистер Джонс, и старина Билли Мондерс уверяли вас, что они поймали эту рыбу? Ха-ха-ха!.. Вот здорово!..

– потешался наш добрейший хозяин. – Да доведись любому из них поймать такую форель, разве он отдал бы ее мне, чтобы украсить мою гостиную? Как бы не так! Ха-ха-ха!!.

И тут он рассказал нам подлинную историю этой форели. Оказывается, поймал ее он сам, много лет тому назад, когда был совсем еще молодым пареньком. Для этого не потребовалось никакого искусства, – ему просто повезло, как везет иной раз мальчугану, который, соблазнившись солнечным днем, убегает из школы, чтобы посидеть на берегу с удочкой, сделанной из обрывка бечевки, привязанного к концу длинного прута.

Он рассказал нам, как притащил эту форель домой, и как она спасла его от заслуженной порки, и как сам учитель признал, что она стоит всех четырех действий арифметики с тройным правилом в придачу.

Тут его зачем-то вызвали из комнаты, а мы с Джорджем уставились на необыкновенную рыбу.

Это была воистину поразительная форель. Чем больше мы на нее смотрели, тем больше восхищались.

Джордж был так очарован, что взобрался на спинку стула, чтобы получше рассмотреть это чудо.

И вдруг стул пошатнулся; Джордж, чтобы удержаться, судорожно уцепился за шкафчик с форелью, шкафчик с грохотом полетел на пол, а за ним последовал сперва стул, а затем и сам Джордж.

– Рыба цела? – в ужасе вскричал я, бросаясь к нему.

– Надеюсь, что да, – ответил Джордж, осторожно поднимаясь на ноги и осматриваясь.

Но он ошибся. Форель лежала на полу, разбитая на тысячу кусков, – я сказал тысячу, но, возможно, их было только девятьсот. Я не считал.

Нам показалось весьма странным и непонятным, как чучело форели могло разлететься на такие мелкие куски.

Это и впрямь было бы весьма странно и непонятно, будь перед нами действительно чучело. Но чучела не было.

Форель была гипсовая.