— Тепловозы!.. — хрипит машинист.

Нет, не слышит его путевой мастер, не слышит…

И тогда машинист встает. Он должен догнать сцепку, обязан. Чудовищная слабость валит с ног, но машинист идет.

Он делает шаг, другой. Он отталкивает человека, который стоит на пути…

И вновь невыносимая боль пронзает сердце.

Машинист падает.

6

Железная дорога — это точность, расписание, выверенный до минут график движения поездов.

Это тщательно разработанная система безопасности, определенный, до мельчайших подробностей, ритуал передачи дежурными и диспетчерами составов от станции к станции.

Это продуманные технические ограничения скорости, это великолепная система автоблокировки, где автоматика приходит вовремя на помощь людям и в случае необходимости исправляет их ошибку.

Кажется, здесь предусмотрено все. Но никто не может предусмотреть возможности появления на линии неуправляемой сцепки из нескольких мощных тепловозов.

И все-таки диспетчер Сортировочной, когда задыхающийся путевой мастер вбежал в дежурку с невероятной вестью, успел почти автоматически послать две команды.

Первое — он перевел сцепку с запасного на главный путь, чтобы локомотивы не рухнули в тупике (о том, что на сцепке двое ребят, не знал ни мастер, ни диспетчер, а лежащий без сознания машинист не скоро смог бы рассказать об этом).

Второе — диспетчер проверил, закрыт ли выход со станции красным светофором. Это было единственное, что могло задержать сейчас сцепку.

7

Петька успокоенно выпрямился. Тепловозы прогрохотали по стрелке.

— Перевели на главный, — сказал он. — Фу ты, черт!.. Не дрейфь, Олег, не кончится теперь в тупике твоя молодая жизнь!

Он посмотрел на Олега с некоторым уважением. Оказывается, Селезень — парень что надо. Даже вида не подал, что испугался.

Олег и в самом деле не испугался. Просто ему в голову не пришло, что грозит какая-то опасность. Он решил, что Щукин его разыгрывает, как новичка на корабле. Еще не хватает, чтобы тот назвал его салагой. И вообще покровительственный тон приятеля начал Олега раздражать.

8

— Брось! — начальник разъезда «38-й километр» усмехнулся в трубку. — Будет разыгрывать! Сегодня не первое апреля…

— 38-й километр! — голос на другом конце провода был слишком взволнован для заурядного розыгрыша. — Примите телефонограмму: «К вам следует по первому сцепка из четырех тепловозов без машиниста. Обеспечьте беспрепятственное движение». Повторите, как поняли… 38-й километр?!

— Вас понял… — неуверенно произнес начальник разъезда. — К нам следуют четыре тепловоза без машиниста… Послушай…

— Освободите линию! Я вызываю Узловую!

Начальник разъезда покачал головой и растерянно положил трубку.

9

— Селезень! — испуганно проговорил Петька. — Мы прошли на красный!

Ну и артист! Ему бы в кино сниматься. У него даже губы вздрагивали.

— Брось, — сказал Олег. — Не маленький я… Не вчера родился. А как же автоблокировка?

— Что ты понимаешь?! — закричал Петька. — Автоблокировка! Все двигатели вкалывают сразу, шестнадцать тысяч лошадиных сил! Никакие тормоза не удержат!

Что-то странно он шутил. Лицо у него было белое, как нейлоновая рубашка Олега.

— Где же машинист?

— Кончился твой машинист! Сошел с ума, напился пьяный, улетел на Марс!

За окном промелькнули последние станционные строения. Дальше лежали пустынные, быстро темнеющие поля.

— Слушай! — сказал Олег. — Ты же в этом деле специалист… Останови!

Петька не ответил. Он глядел на Олега, но глаза у него были пустые. Просто неприятно было на него смотреть.

Олег отвернулся к окну и высунулся до отказа, пытаясь заглянуть в кабину первого тепловоза. Путь был прямой, и не было видно ничего, кроме черной поверхности корпуса локомотива.

Навстречу все быстрей валились серые телеграфные столбы. Сливаясь в сумерках, проскакивали огромные буквы выложенных вдоль откоса лозунгов.

«…МИРУ…»

«…СЛАВА…»

«…ЗА БЕЗОПАСНОСТЬ ДВИЖЕНИЯ!..»

Петька тяжело дышал в затылок. Его рука больно стиснула плечо.

Впереди показалась река. Полотно пути пошло вверх. Каменный откос сменился песчаной насыпью. Состав немного замедлил свой бег.

Петькина рука вдруг разжалась. Он метнулся к двери. Рывком распахнул ее.

— Петька! — крикнул Олег.

Щукин уже висел на последней ступеньке подножки.

— …а-а-ай! — тонко прокричал он и разжал руки.

Олег невольно отшатнулся. Темный клубок метнулся вперед и покатился по песчаной насыпи.

Тройной прыжок - img_5.jpeg

Когда Олег заставил себя поглядеть назад, Петьки уже не было видно.

Все произошло так быстро, что Олег даже не успел испугаться. Он только понимал, что, если Петька прыгнул с поезда на всем ходу, значит действительно случилось что-то невероятное.

Он крикнул: «Прыгай!..»

Олег осторожно ступил на подножку. В лицо ударил ветер. Вцепившись в поручни, стал медленно спускаться, неловко ощупывая ступеньки ногой. Одна, другая, третья… Нога опустилась в пустоту и тут же судорожно дернулась обратно.

Олег замер на последней ступеньке. Навстречу мчался сливающийся частокол шпал. Шпалы неслись все быстрей, и не было сил отвести от них взгляд. Кружилась голова. Он невольно зажмурился. Руки до боли вцепились в поручень.

Он не знал — прошло мгновение или минута. Оглушительный грохот заставил его раскрыть глаза.

Состав на сумасшедшей скорости мчался по решетчатой ферме моста. Внизу в пролетах темнела река.

Сцепка проскочила мост. Полотно дороги ушло в глубокий разрез. Прыгать здесь было невозможно.

Олег с трудом поднялся в кабину. Ноги не слушались. Он даже не смог сесть в кресло. Просто опустился на пол у задней стенки кабины. Крутые откосы дороги подступили к самым окнам. Стало совсем темно.

Ему еще никогда не было так жутко.

10

…Казалось, стоит раскрыть глаза, и наваждение исчезнет. Все встанет на свои места. Стихнут двигатели, заскрипят тормоза. Сцепка замедлит ход и остановится у разъезда.

Из передней кабины неторопливо вылезет машинист, оботрет руки паклей и крикнет: «Эй, рабочий класс! Как, порточки сухие?»

И я бы совсем не обиделся. Куда там! Да я бы просто расцеловал машиниста. Только вот Петька… Зачем он спрыгнул? Ведь тепловозы сейчас остановятся!..

Я открыл глаза. Темная стена леса стремительно проносилась за окном. Так же, как теперь.

Но тогда голый весенний лес показался мне жутким и безмолвным. В кабину не пробивалось ни огонька, ни лучика света. Только тревожно горели лампочки на приборном щите.

С новой силой подступил страх.

Невозможно было ждать, пока этот сумасшедший состав врежется в первое препятствие на пути или, сойдя на крутом повороте с рельсов, с грохотом пролетит под откос.

Я заставил себя встать. Кабину бросало из стороны в сторону. Меня стукнуло о какой-то выступ.

Казалось, вся кабина состоит из железных переборок, острых углов и стальных рычагов. Хлопала незакрытая дверь.

Я подошел к проему. Взглянул вниз. Тепловозы шли без огней. Полотно дороги было едва различимо в темноте.

Снова нащупал ногой ступеньку.

И вдруг отчетливо увидел, будто со стороны, как мое тело падает на рельсы. Рывок вбрасывает его внутрь. Колеса последней секции…

Я отпрянул назад и захлопнул дверь.

Отец говорил мне: в трудную минуту просчитай в уме до десяти, потом принимай решение.

Я просчитал до двадцати пяти. Вслух…

11

Прыгать можно только из самой последней кабины. Все-таки есть хоть какой-то шанс уцелеть. Надо пробраться в последнюю секцию.

Олег открыл дверцу в задней стенке кабины. Она вела в узкий проход. Рядом оглушительно стучал дизель. Удушливо пахло нефтью.