— Вам много довелось пережить?

— Мы едва выбрались оттуда живыми, но потом лаэрда взяли на штабную работу к Маунтбеттену. Слышали о нем?

— Граф Маунтбеттен, которого подорвала ИРА?

— Подонки! И это после всего, что он сделал во время войны! Он был главнокомандующим войсками в Юго-Восточной Азии. Лаэрд был одним из его помощников, и он взял меня с собой.

— Это было, наверное, интересно.

Таннеру удалось улыбнуться.

— Говорят, что есть обычай давать приговоренному к смерти сигарету?

— Говорят.

— А я ведь приговорен, правда?

Джексон поколебался секунду, потом вынул пачку сигарет.

— Как и все мы, мистер Таннер.

— Вот что я скажу вам, — начал Таннер. — Вы даете мне одну из этих сигарет, а я расскажу вам о «Чунцинском соглашении». Когда-то я поклялся лаэрду молчать о нем, но теперь, похоже, это уже не имеет значения.

— Каком соглашении?

— Эта интересная история стоит одной сигареты, док.

Джексон закурил сигарету и вложил ее в губы Таннера. Старик затянулся, откашлялся и вновь затянулся.

— Боже, как чудесно! — Он откинулся на подушку. — Так с чего же начать?

Таннер, очень ослабевший, лежал с закрытыми глазами.

— А что было после крушения «Дакоты»? — спросил Джексон.

Старик открыл глаза.

— Лаэрд был тяжело ранен. Мозги, знаете ли, вещь хрупкая. Три месяца он лежал в коме в госпитале в Дели, и я — его ординарец — не отлучался от него. В Лондон нас послали морем, и к тому времени конец войны был уже предопределен. Многие месяцы он провел в отделении мозговой травмы Госпиталя для военнослужащих имени Гая, но полностью так и не поправился. От крушения он получил ожоги и почти полностью потерял память. В начале 46-го он был так близок к смерти, что я упаковал его вещи и послал их домой в замок Ду.

— И он умер?

— Он прожил еще двадцать лет. Мы вместе вернулись в имение. Он бродил по окрестностям и радовался, как ребенок. Я исполнял каждое его желание.

— А как насчет его семьи?

— Он так и не женился. Он был помолвлен с девушкой, которая погибла во время бомбежки Лондона в 40-м. У него была сестра, леди Роуз, хотя все звали ее леди Кэтрин. Ее мужа, баронета, убили во время североафриканской кампании. С тех пор она сама управляет имением, хотя сейчас ей восемьдесят. Живет она в домике привратника, а само здание иногда сдает внаем богатым янки или арабам на время охотничьего сезона.

— А «Чунцинское соглашение»?

— Из этого ничего не вышло. Лорду Луису и Мао больше не довелось встретиться.

— Но четвертый экземпляр уцелел в Библии лаэрда, вы спасли его. Он не попал в руки властей?

— Он так и остался лежать в Библии лаэрда. В конце концов, его хозяином был лаэрд, а он не захотел ничего никому рассказывать. — Таннер пожал плечами. — А потом прошло столько лет, и теперь это, похоже, не имеет значения.

— Но мне-то вы рассказали?

Таннер слабо улыбнулся.

— Это потому что вы славный малый, который заговорил со мной и дал мне сигарету, напомнившую мне давно прошедшее время, дождь над Чунцином, Маунтбеттена и вашего генерала Стилуэлла.

— А что стало с Библией?

— Как я сказал вам, все вещи майора я отослал к нему домой, когда решил, что он умирает.

— И Библия была отправлена в Лох-Ду?

— Можно сказать, что да. — Какие-то мысли заставили Таннера рассмеяться, и он снова зашелся кашлем.

Джексон снова достал кислородную маску, но в этот момент дверь отворилась, и сестра Агнесса впустила в палату пару средних лет.

— Мистер и миссис Грант.

Женщина бросилась к протянутой руке Таннера. Ему удалось улыбнуться. Он глубоко дышал, а она низким голосом заговорила с ним на языке, которого Джексон никогда не слышал.

— Это гэльский, доктор. Они всегда говорят друг с другом по-гэльски. Он приехал к нам погостить. В прошлом году его жена умерла в Шотландии.

В этот момент Таннер перестал дышать. Его дочь зарыдала. Джексон бережно отвел ее к мужу и склонился над пациентом. Некоторое время спустя он повернулся к ним.

— Мне очень жаль, но он скончался, — сказал он просто.

На этом все могло бы и кончиться, если бы Тони Джексона не поразило совпадение темы рассказанной Таннером истории с тем, что он прочел в «Нью-Йорк таймс» о Гонконге и его отношениях с Китаем. Особую роль сыграло и то, что Таннер умер рано утром в воскресенье, а по воскресеньям, если его расписание дежурств позволяло, он всегда обедал в доме своего деда в «Маленькой Италии», который его мать после смерти его бабки содержала в особом стиле, привычном для ее отца.

Деда Джексона, в честь которого он получил свое имя, звали Антонио Мори. Только по странному стечению обстоятельств он стал американцем по рождению, потому что его беременная им мать приплыла с Сицилии, из города Палермо, как раз к тому моменту, когда пришла пора произвести его на свет на Эллис-Айленд. Поторопись она на сутки, и маленький Антонио по рождению не стал бы американцем.

У его отца были нужные друзья — друзья из мафии. Антонио недолго оставался простым рабочим, «друзья» пристроили его сначала в бизнес с оливковым маслом, потом в «ресторанный бизнес». Он умел держать язык за зубами, всегда делал то, что ему говорили, и благодаря этому в конце концов достиг финансового благополучия и высокого положения в строительной индустрии.

Когда его дочь вышла замуж не за сицилийца, он смирился с этим, как он смирился со смертью своей жены от лейкемии. Его зять, богатый англосаксонский адвокат, принес в семью респектабельность, и его смерть также пошла на благо семьи: Мори и его любимая дочь снова были вместе, да еще с умницей-внуком, который был так талантлив, что учился в самом Гарварде. И не важно, что был он не от мира сего и выбрал медицину. Мори мог заработать достаточно денег для всех них, потому что он был в мафии, он был не последним в кругу «семьи Луки», глава которой, дон Джованни Лука, хотя и вернулся на Сицилию, был «Capo di tutti Capi»— «боссом всех боссов мафии». Уважение, которым пользовался Мори, не купить ни за какие деньги.

Когда Джексон приехал в дом своего деда, его мать Роза, все еще красивая, несмотря на седину в темных волосах, на кухне вместе с прислугой Марией готовила еду. Увидев сына, она расцеловала его в обе щеки и легонько отодвинула от себя.

— Ты выглядишь ужасно! Под глазами синяки.

— Мама, я с ночной смены. Мне удалось поспать только три часа, потом я принял душ и приехал сюда, потому что я не хочу, чтобы ты расстраивалась.

— Умница! Иди поздоровайся с дедушкой.

Джексон направился в гостиную, где он застал Мори за чтением воскресной газеты. Он наклонился, чтобы поцеловать деда в щеку, а Мори проговорил:

— Я слышал, что сказала тебе твоя мать. Она права. Ты делаешь добро, но убиваешь себя. Вот, выпей красного вина.

Джексон взял стакан из его рук и с удовольствием отпил.

— Хорошее вино!

— У тебя было интересное дежурство? — Мори искренне интересовался делами внука. Он даже надоел своим друзьям рассказами о нем.

Сознавая, что дед многое ему позволяет, Тони подошел к большому окну, открыл его и закурил сигарету.

— Ты помнишь свадьбу Солаццо в прошлом месяце?

— Да.

— На ней ты говорил с Карлом Морганом, ты представил меня ему.

— Ты произвел на мистера Моргана хорошее впечатление, он сам мне сказал об этом. — В голосе Мори была гордость.

— А, так вы с ним говорили о деле?

— Глупости! Какие у нас с ним дела?

— Ради Бога, дедушка, я не дурачок, и я люблю тебя, разве ты не понимаешь, что, получив какой-то жизненный опыт, я не могу не понять, в каком бизнесе ты участвуешь?

Мори медленно кивнул и взял в руки бутылку.

— Еще вина? Что ж, расскажи мне, куда ты клонишь.

— Ты и мистер Морган говорили о Гонконге. Он упомянул об огромных средствах, вложенных в небоскребы, отели и в прочее, и выразил беспокойство, что же со всем этим станет, когда управлять Гонконгом будут китайские коммунисты.