© Трауб М., 2025

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2025

– Валя, куда ты бежишь, как курица, еще не ошпаренная, но уже это чувствующая? Что-то случилось? – окликнула Тереза соседку.

– Ой, а что-то случилось? – Валя забыла, куда бежала.

– Нет, просто так спросила, – пожала плечами Тереза.

– Если спросила, значит, что-то случилось, да? – Валя сменила траекторию и подбежала к забору.

– Пока нет, но может, – загадочно ответила Тереза.

– Ты специально, да? Ты же знаешь, что я начинаю нервничать! Сколько раз тебя просила без твоих намеков! Зачем ты такая уже с утра? – обиделась Валя.

– Кофе будешь? – примирительно спросила Тереза.

– Конечно буду, опять ты мне нервы сделала! – ответила Валя, заходя в ворота.

Валя всегда отличалась повышенной нервозностью. Ходить спокойно она не умела, только бегала. Неважно куда – в магазин, к соседке, – но каждый раз как на пожар. Если у нее спросить: «Как дела?» – Валя тут же начинала переживать из-за своих дел. Что она забыла сделать?

– Валя, уже успокойся, – призывала ее ближайшая соседка Тереза.

– Почему так говоришь? – бедная Валя тут же покрывалась испариной и неизменно утверждала, что «барометр» сломается, если померить сейчас ее давление.

– Валя, барометр про погоду, а за твое давление – это тонометр, – в сотый раз повторяла соседка.

– Они оба уже сломались, так мне плохо!

– Ну прости, я не хотела тебя волновать. Просто так спросила. Из вежливости, – отвечала на это Тереза, наливая кофе.

– Ты такая невежливая! – восклицала Валя, принимая чашку с кофе.

Тереза сама себе каждый раз обещала, что не будет «делать нервы» Вале. Но не сдерживалась. Соседка давно должна была привыкнуть к шуткам, но никак не могла. И Тереза опять шла варить кофе. Валя юмора не понимала. Как и соседского проявления вежливости. Каждый вопрос для Вали имел контекст, подтекст, предупреждение и много других смыслов.

– Не понимаю, как ты живешь, если так реагируешь на все, – как-то заметила Тереза.

– Потому и живу, что реагирую! Я должна быть готова! – ответила Валя.

– А можно не готовиться к худшему, а немного к лучшему?

– Тереза, дорогая, я очень хочу. Пытаюсь. Но не могу, – призналась Валя.

– У тебя всегда все было хорошо. Почему ты боишься? – тихо спросила Тереза.

– Потому что знаю, как бывает страшно.

Они всю жизнь жили по соседству. Две семьи. Но никогда особо не дружили. Даже прабабушки, бабушки, матери. Соседствовали, но не были связаны близко. Так бывает. Все горести достались семье Терезы. Из ее двора уводили прадеда, потом деда, потом отца. За что? Прадед с дедом шли по политическим статьям, а отец – по экономической. Тереза видела, как плачут, воют и проклинают всех сначала прабабушка, потом бабушка и мать. Всех мужчин ее семьи уводили, скрутив руки за спиной. Все сгинули в лагерях. Или сразу расстреляны, никто не выяснял. Когда Тереза спрашивала, за что посадили прадедушку, дедушку и отца, в чем их вина, никто ей не отвечал. На все свои вопросы Тереза получала лишь один ответ: «Молчи!» Как молчали прабабушка, бабушка и мать. Тереза не понимала, почему об этом нельзя говорить. Почему никто не узнавал, что случилось с прадедушкой, дедушкой и папой? Но эти женщины будто вычеркивали из своей жизни мужчин. Никогда о них не говорили, не вспоминали. Разводили костер в огороде и безжалостно сжигали личные вещи. Все – от костюмов до записных книжек. Ничего не оставляли. Маленькая Тереза искала хоть какую-нибудь фотографию, мужской платок, галстук, любое напоминание о сгинувших родных, но ничего не находилось, хоть весь дом переверни. Она не понимала, почему ее добрые, самые лучшие на свете, самые заботливые прабабушка, бабушка и мама так поступили.

Возможно, они должны были пойти по этапу вслед за мужьями, но их не забрали, хотя они были ко всему готовы. Прабабушка, бабушка и мама Терезы, прожив по тем временам долгую жизнь, умерли в своем доме, в собственных кроватях. Точнее, в одной, стоявшей в дальней комнате. Они сами туда переходили, когда чувствовали, что время пришло, – в темную комнатушку, почти кладовку, в которой умещались узкая кровать и небольшая тумбочка.

– Мама, эта комната не город мертвых! Зачем ты здесь лежишь? Иди в спальню! – умоляла маму Тереза, но та наотрез отказывалась. Как и от еды. Тереза просила съесть хоть что-нибудь, но мама отвечала, отворачиваясь к стене:

– Зачем? Так я быстрее умру.

Тереза не понимала женщин своей семьи. Не знала, почему они решили отказаться от мужей, их памяти. Почему умирали вот так – сознательно отказываясь от лечения, не желая хотя бы на день продлить свою жизнь. Не ради себя, ради близких, которые их любят.

Историю о том, как появился «город мертвых», ей рассказывала еще прабабушка, как сказку на ночь. Тереза его никогда не видела, да и не хотела бы увидеть. В пересказе прабабушки город напоминал село с каменными постройками, крышами в виде пирамид. Туда приходили люди, которые чувствовали приближение смерти. Больные, не желавшие заразить родных.

– Это правильно, – всегда повторяла прабабушка.

– Но почему их не попытались вылечить? – не понимала маленькая Тереза.

– Всех не вылечишь, – отвечала прабабушка.

По ее рассказам, началось все с того, что в одной деревне появилась девушка немыслимой красоты. Никто не знал, откуда она пришла и как дошла именно до этой деревни. Все юноши и мужчины деревни тут же влюбились в незнакомку и боролись за право обладать ею. Чтобы прекратить споры и сражения, они обратились к старейшинам, которые могли рассудить, как поступить. Но старейшины тоже не пришли к согласию, очарованные красотой девушки. Тогда женщины деревни объявили ее ведьмой и потребовали изгнать из деревни. Но мужчины решили, что раз эта прекрасная девушка не может принадлежать им, то пусть не принадлежит никому, кроме Господа. Они ее убили. Вскоре после этого в деревне начался мор – эпидемия холеры. Тогда и появился «город мертвых», куда уходили заболевшие холерой жители доживать последние дни. Каждый из них считал себя проклятым и надеялся, что с его смертью мор в деревне прекратится. Все они чувствовали свою вину за смерть невинной девушки.

– Бабушка, зачем они ее убили, почему не отпустили? – не понимала маленькая Тереза.

– Из ревности, – отвечала прабабушка.

– Но она же никому не принадлежала!

– Да, но давала надежду. Это еще хуже. Мужчины такое не прощают. Да и женщины тоже. С надеждой хочется жить, когда ее лишаешься остается только одно – смерть. Надежда – это очень сильное чувство. И неважно, на что надеяться – встретить суженого, родить долгожданного ребенка. Только надежда заставляет совершать подвиги и верить в чудо, – пожимала плечами прабабушка. Маленькая девочка ничего не понимала.

Похоронив мать, Тереза заколотила ту комнату, лично заложила цементом, создав еще одну стену, обещая себе умереть каким угодно способом, только не в каморке. Она точно не собиралась в «город мертвых», который создали женщины ее семьи в родном доме.

Тереза осталась одинокой. Не потому, что боялась проклятия, как уверяла ее мать, – мол, мужчины в их семье не задерживаются. Всегда уходят, пусть и не по собственной воле. Но в заботах о бабушке и матери Тереза, кажется, и не думала о собственном счастье. Соседки считали, что та просто упустила момент, когда ее сверстницы выходили замуж, рожали детей. Семейная жизнь прошла мимо нее стороной. А когда уже ничего не держало, оказалось, что поздно. Все женихи давно разобраны, одноклассницы носят или уже воспитывают третьего ребенка. Но Тереза никогда не жаловалась на судьбу. Главное – жила. Как и соседка Валя, тоже оставшаяся одинокой.

Прабабушка, бабушка и мама маленькой Вали в то же самое время, когда соседки заламывали руки, видя, как уводят их мужей, замирали у окна и ждали, проедет машина мимо их двора или остановится – радовались, что опять пришли не к ним. Бабушка по этому случаю пекла свой фирменный маковый пирог, мама бежала на рынок и покупала мясо, чтобы приготовить жаркое.