– Вот уж воистину, чертог Артура оскудел, – по своему обыкновению, вкрадчиво произнес он. – Но не опасно ли отправлять детей и женщин в путь, когда земля охвачена войною?

– Так далеко в глубь острова саксы еще не добрались, – возразил Артур, – и, если с отъездом не мешкать, никакой опасности нет. Мне придется выделить пятьдесят человек, – то-то неблагодарная это миссия! – они не пойдут в битву, но будут охранять Камелот. Королеве Моргаузе лучше оставаться там, где она сейчас – в Лотиане; и рад я, что сестра моя при ней!

– Моргейна? – Лот покачал головой. – Вот уже много лет, как из Лотиана она уехала! Ну надо же, надо же! Хотел бы я знать, куда она отправилась? И главное, с кем? Я всегда говорил: эта юная особа не так проста, как кажется на первый взгляд! Но почему ты выбрал Камелот, лорд мой Артур?

– Крепость легко оборонять, – пояснил король. – Пятьдесят воинов продержатся там до второго пришествия Христа. Если бы я оставил женщин здесь, в Каэрлеоне, мне пришлось бы вывести из битвы две сотни рыцарей, если не больше. В толк не могу взять, с какой стати мой отец сделал Каэрлеон своей крепостью: я надеялся, что мы всем двором успеем перебраться в Камелот до того, как снова нагрянут саксы, и тогда им пришлось бы идти к нам походным маршем через всю Британию, а мы сразились бы с ними там, где сочли бы нужным. Если бы мы завели их в болота и озера Летней страны, где за год местность меняется до неузнаваемости, так трясины и топи сослужили бы нам службу не хуже, чем луки, стрелы и топоры; а малый народец Авалона добил бы оставшихся кремневыми стрелами.

– Как раз за этим они и идут, – отозвался Ланселет, отрываясь от карты на камнях и выпрямляясь на коленях. – Авалон уже выставил три сотни бойцов; говорят, придут и еще. А Мерлин, когда я беседовал с ним в последний раз, сказал, что с острова выслали конных гонцов и в твои земли, лорд мой Уриенс, так что весь Древний народ, живущий в твоих холмах, встанет под наши знамена. Итак, у нас есть легион: конница для битв на равнине, и каждый всадник, закованный в доспехи и вооруженный копьями, выстоит против дюжины саксов или даже более. Затем, у нас есть без счету пехотинцев, лучников и мечников, способных сражаться в холмах и долинах. А еще люди Племен, с топорами и пиками, и Древний народ – эти сражаются из засады и, оставаясь невидимыми, посылают во врагов стрелы. Думаю, с таким войском мы дадим отпор всем саксам, сколько есть в Галлии и на берегах большой земли!

– Именно это нам и предстоит, – промолвил Лот. – Я сражался с саксами со времен Амброзия; вот и Уриенс тоже; однако никогда еще не доводилось нам иметь дела с таким войском, что движется на нас сейчас!

– Со времен моего коронования я знал, что однажды этот день настанет: так предрекла Владычица Озера, вручая мне Эскалибур. А теперь она велит всему народу Авалона встать под знамя Пендрагона.

– Все мы там будем, – заверил Лот, но Гвенвифар содрогнулась, и Артур заботливо промолвил:

– Родная моя, ты весь день провела в седле, да и накануне тоже не отдыхала, а на рассвете тебе снова в путь. Не позвать ли мне твоих дам, чтобы уложили тебя в постель?

Королева покачала головой и сцепила руки на коленях.

– Нет, я не устала, нет… Артур, не подобает того, чтобы язычники Авалона, почитатели чародейства, сражались на стороне христианского короля! А когда ты призовешь их под это богомерзкое знамя…

– Королева моя, ты предпочла бы, чтобы люди Авалона сидели сложа руки, глядя, как дома их разоряют саксы? Ведь Британия – и их родина тоже; они станут сражаться, как и мы, чтобы уберечь свою землю от захватчиков-варваров. А Пендрагон – их законный король; ему принесли они клятву…

– Я не про то, – отозвалась Гвенвифар, стараясь, чтобы голос ее не дрожал, точно у малолетней девчонки, дерзнувшей заговорить на совете мужей. «В конце концов, – внушала себе королева, – Моргаузу признают советницей Лота; да и Вивиана охотно рассуждала о делах государственных!» – Мне не по душе, что мы и люд Авалона станем сражаться бок о бок. В этой битве люди цивилизованные, приверженцы Христа, потомки Рима дадут отпор тем, кто не знает нашего Бога. Древний народ – тоже враги, не меньше, чем саксы, и не быть этой земле воистину христианской, пока все они не погибнут или не укроются в холмах вместе со своими демонами! И не по душе мне, Артур, что стягом своим избрал ты языческое знамя. Должно бы тебе сражаться, подобно Уриенсу, под знаком Христова креста, чтобы могли мы отличить друзей от врагов!

– Выходит, я тебе тоже враг, Гвенвифар? – проговорил Ланселет, потрясенно глядя на собеседницу. Она покачала головой:

– Ланселет, ты – христианин.

– Моя мать – та самая злобная Владычица Озера, которую ты осуждаешь за чародейство, – отозвался он, – а сам я воспитывался на Авалоне, и Древний народ – мой народ. Мой родной отец, христианский король, тоже заключил Великий Брак с Богиней ради своей земли! – Вид у него был суровый и рассерженный.

Артур взялся за рукоять Эскалибура, сокрытого в ножнах алого бархата, расшитых золотом. И при виде того, как рука его, на запястье которой красовались вытатуированные змеи, легла на магические знаки ножен, Гвенвифар отвела глаза.

– Как же Господь дарует нам победу, если отказываемся мы отречься от чародейских символов и сражаться под знаком Его креста?

– В словах королевы есть зерно истины, – примирительно промолвил Уриенс. – Но я поднимаю своих орлов во имя отца и Рима.

– А я готов вручить тебе знамя креста, лорд мой Артур, коли будет на то твоя воля, – предложил Леодегранс. – Кому, как не тебе, носить его с честью во имя твоей королевы!

Артур покачал головой. Лишь багровые пятна на скулах выдавали, насколько он разгневан.

– Я поклялся сражаться под королевским знаменем Пендрагона и буду сражаться под ним или погибну. Я – не тиран. Те, кто хочет, могут изображать на щите Христов крест, но знамя Пендрагона реет в знак того, что все жители Британии – христиане, друиды и Древний народ тоже – станут биться бок о бок. Как дракон поставлен над всем прочим зверьем, так и Пендрагон – над всем народом! Всем, говорю я вам!