– До меня дошли известия о том, будто саксы заключили что-то вроде договора с северянами: вроде как коня зарезали и принесли клятву на его крови, как это у них, у дикарей, водится, – проговорил Амброзий. – Так что возможно, на сей раз полем битвы станет Корнуолл. Уриенс, тебе, вероятно, придется вести наши войска в Западные земли, тебе и Утеру, он-то знает валлийские холмы, как рукоять своего меча. Чего доброго, война и в ваши мирные края придет, Горлойс.

– Но ведь вас, как и нас на севере, защищает морской берег и утесы, – вкрадчиво проговорил Лот Оркнейский. – Не думаю, что орды дикарей доберутся до Тинтагеля, для этого нужно хорошо знать скалы и бухты. А ведь даже с суши Тинтагель нетрудно защитить, благодаря протяженной дамбе.

– Это верно, – согласился Горлойс, – но в бухтах на берег легко высадиться с корабля; и даже если враги не сумеют добраться до замка, нельзя забывать о разбросанных тут и там деревнях, о плодородных землях и посевах. Я могу защитить крепость, но что будет с округой? Я – герцог, ибо защищаю своих подданных.

– Сдается мне, что герцог или король должны бы делать и больше, – отозвался Амброзий, – но доподлинно сказать не могу. Я никогда не знал мира, так что проверить не удалось. Возможно, наши сыновья сумеют то, чего не удалось нам. Ты, Лот, пожалуй, до этого доживешь, ты из нас самый молодой.

Во внешней комнате послышался шум, и в следующий миг в дверях воздвигся высокий светловолосый Утер. Он держал на привязи двух псов, псы рычали, тявкали, рвались с поводков. Задержавшись на пороге, он терпеливо распутал кожаные ремни, вручил поводки слугам и вошел в покой.

– Ты нам все утро покоя не даешь, Утер, – съязвил Лот. – Сперва священнику помешал обедню служить, а теперь вот короля за завтраком потревожил.

– Я помешал? Умоляю простить меня, лорд мой, – улыбнувшись, проговорил Утер, и король протянул ему руку, просияв, точно при виде любимого ребенка.

– Прощаю, Утер, только, будь так добр, отошли собак. Ну же, иди сюда, садись рядом, мальчик мой, – проговорил Амброзий, неловко поднимаясь на ноги. Утер обнял старика, очень осторожно и почтительно, отметила Игрейна. «А ведь Утер и впрямь любит короля, тут не просто честолюбие придворного, домогающегося королевских милостей!»

Горлойс приподнялся было, уступая вновь вошедшему место рядом с Амброзием, но король жестом велел ему остаться. Утер перебросил через лавку сперва одну длинную ногу, затем другую, пробираясь к сиденью рядом с Игрейной. Споткнувшись, он чуть не упал на соседку, молодая женщина смущенно отдернула юбки. «Ну, это же надо быть таким неуклюжим! Точно огромный дружелюбный щенок!» Утер схватился рукой за край стола – и удержался-таки на ногах.

– Прости мне мою неловкость, госпожа, – улыбнулся он Игрейне, глядя на нее сверху вниз. – На твоих коленях я, сдается мне не помещусь!

Молодая женщина, не сдержавшись, залилась смехом.

– Даже твои псы не поместились бы, лорд мой Утер!

Он положил себе хлеба и рыбы и предложил соседке меда, зачерпнув из горшочка полную ложку. Игрейна учтиво отказалась.

– Я не люблю сладости, – проговорила она.

– Ты в них и не нуждаешься, госпожа, – отвечал Утер. И молодая женщина заметила, что он вновь неотрывно глядит на ее грудь. Он что, впервые видит лунный камень? Или любуется округлыми изгибами? Внезапно Игрейна с болью осознала, что грудь ее уже не так высока и крепка, как до рождения Моргейны. К щекам ее прихлынул жаркий румянец, и она поспешно отхлебнула холодного свежего молока.

Утер был хорош собой, на гладкой, упругой коже – ни морщинки. Молодая женщина вдыхала запах его пота, чистый и свежий, как у ребенка. И все же не так уж он и молод, светлые, выгоревшие под солнцем волосы на затылке уже начинают редеть. Игрейна ощутила странное, неведомое прежде беспокойство; они сидели так близко, что бедра их соприкасались, и Игрейна ни на миг не могла о том забыть. Молодая женщина опустила взгляд и откусила кусочек хлеба с маслом, прислушиваясь к тому, как Горлойс с Лотом обсуждают, что будет, если в Западную страну придет война.

– Саксы – воители, да, – промолвил Утер, присоединяясь к разговору, – но они сражаются более-менее цивилизованным способом. Северяне, скотты, дикари из запредельных земель – они просто одержимые, бросаются в битву нагишом и с воплями, так что очень важно обучить войско стойко держаться против них и не бежать в страхе.

– Вот здесь у легионов преимущество перед нашими, – подхватил Горлойс. – То были солдаты, сознательно избравшие для себя это ремесло, дисциплинированные, обученные военному искусству, а не поселяне с земледельцами, которые идут сражаться, ничего в этом деле не смысля, и возвращаются на свои подворья, когда опасность позади. Что нам нужно, так это британские легионы. Возможно, если еще раз воззвать к императору…

– У императора, – Амброзий улыбнулся краем губ, – довольно забот и без нас. Нам нужны всадники, нам нужна конница, но если нам необходимы британские легионы, Утер, нам придется создавать их своими силами.

– Невозможно, – решительно отрезал Лот. – Наши люди станут сражаться за свои дома или из преданности своим клановым вождям, но не ради какого-то там короля или императора. А за что, по-вашему, они бьются, как не за то, чтобы вернуться домой и жить потом в покое и благоденствии? Люди, которые идут за мной, идут за мной – а не воюют за какую-то там воображаемую свободу. Мне не так-то просто отвести их так далеко на юг, они говорят – и ведь они правы! – что никаких саксов в наших краях и в помине нет, так зачем бы им сражаться так далеко от дома? Дескать, вот придут саксы к их порогам, тогда и успеется с ними сразиться и защитить землю, а жители южных окраин пусть сами обороняют свою страну.

– Неужто они не понимают: если они придут и остановят саксов здесь, саксы, пожалуй, никогда не нагрянут в их края… – негодующе начал Утер, и Лот со смехом взмахнул изящной рукой.

– Спокойно, Утер! Я-то об этом знаю – в отличие от моих подданных. Из тех, кто живет к северу от великой стены, ты не создашь британских легионов, да и постоянной армии тоже!