– Благодарствую, но ныне я мяса не ем, я связан обетами… Дивлюсь я, что ты не чуждаешься мяса, Моргейна, – жрица столь высокого чина…

– Не умирать же с голоду, – отозвалась молодая женщина и поведала Кевину, как ей досталась курица. – Впрочем, запреты я не соблюдаю с тех пор, как покинула Авалон. Я ем то, что мне предлагают.

– На мой взгляд, никакой разницы нет, ешь ли ты мясо, рыбу или зерно, – промолвил Кевин, – хотя христиане так и носятся со своими постами; по крайней мере, Патриций – он сейчас при Артуре епископом. А ведь встарь братья, живущие на Авалоне вместе с нами, повторяли слова Христа: дескать, не то, что входит в уста, оскверняет человека, но то, что выходит из уст [Мф 15:11]; так что должно человеку смиренно вкушать все дары Божий. Вот и Талиесин так говорит. Однако что до меня… ты, конечно же, знаешь, что на определенном уровне Таинств то, что ты ешь, оказывает сильнейшее воздействие на разум… сейчас я не дерзну есть мясо, от него я пьянею сильнее, чем от избытка вина!

Моргейна кивнула: этот опыт был ей не внове. Давным-давно, когда она пила настои священных трав, есть она могла лишь самую малость хлеба и плоды; даже сыр и вареная чечевица казались слишком сытными; даже от них ей делалось дурно.

– Но куда же ты направляешься теперь? – осведомился Кевин и, услышав ответ, уставился на нее во все глаза, точно на безумную. – В Каэрлеон? Но зачем? Там же ничего нет… наверное, ты не знаешь, и трудно же мне в это поверить!… Артур отдал Каэрлеон одному из своих рыцарей, отличившихся в битве. А в праздник Пятидесятницы вместе со всем двором перебрался в Камелот – этим летом вот уж год тому будет. Талиесину очень не понравилось, что Артур справил новоселье в день христианского праздника, но тот хотел порадовать королеву: он теперь во всем к ней прислушивается. – Кевин еле заметно поморщился. – Но если ты не слышала о битве, так, наверное, не знаешь и того, что Артур предал народ Авалона и Племена.

Чаша с вином в руке Моргейны так и застыла в воздухе.

– Кевин, за этим я и приехала, – промолвила молодая женщина. – Я слыхала, будто Врана нарушила молчание и предсказала что-то вроде этого…

– Да это уже не только пророчество, – отозвался бард. Он неуютно заерзал и вытянул ноги, словно от долгого сидения на земле в одном положении тело его начинало болеть и ныть.

– Артур предал – но как? – у Моргейны перехватило дыхание. – Он ведь не отдал их в руки саксов?

– А, значит, ты и впрямь не слышала. Племена связаны обетом следовать за знаменем Пендрагона; так они клялись на церемонии возведения его в королевский сан, и до него – на коронации Утера… и малый народец, что жил здесь еще до прихода Племен, он тоже пришел, с бронзовыми топорами, кремневыми ножами и стрелами, – они, как и фэйри, на дух не переносят холодного железа. Все, все поклялись следовать за Великим Драконом. А Артур их предал… отказался от драконьего знамени, хотя мы в один голос умоляли, чтобы он передал стяг Гавейну или Ланселету. Но Артур дал обет, что на поле битвы при горе Бадон поднимет лишь знамя креста и Пресвятой Девы – и никакое иное! И так он и поступил.

Моргейна в ужасе глядела на собеседника, вспоминая коронование Артура. Даже Утер не давал такой клятвы народу Авалона! И отречься – от такого?

– И Племена его не покинули? – прошептала молодая женщина.

– Некоторые уже были близки к этому, – отозвался Кевин, с трудом сдерживая гнев. – А многие из Древнего народа, жители валлийских холмов, и в самом деле ушли домой, когда над войском подняли знамя с крестом, и король Уриенс не смог их удержать. Что до остальных… ну, мы-то знали в тот день, что саксы поставили нас, что называется, между молотом и наковальней. Или мы пойдем в битву за Артуром и его рыцарями, или судьба нам жить под саксонским владычеством, ведь это – та самая, давным-давно предсказанная великая битва. Кроме того, в руках у короля – волшебный меч Эскалибур из числа Священных реликвий. Похоже, даже Богиня сознавала, что, ежели в земле утвердятся саксы, ей же самой хуже придется. И Артур отправился на бой, и Богиня даровала ему победу. – Кевин протянул Моргейне флягу с вином, та покачала головой, и он отхлебнул сам.

– Вивиана уже собиралась приехать с Авалона и обвинить его в клятвопреступлении, – промолвил Кевин, – но ей не хочется делать этого перед всем народом. Так что в Камелот еду я, напомнить Артуру о его обете. А если он и теперь откажется внять, Вивиана поклялась, что сама явится в Камелот в тот день, когда все подданные обращаются к королю с прошениями; Артур же дал слово, что на Пятидесятницу лично всех выслушает и рассудит. И тогда, грозится Вивиана, она встанет перед королем, как самая обычная просительница, и сошлется на данную им клятву, и напомнит, какая участь ждет не сдержавшего слово.

– Дай Богиня, чтобы Владычице Озера не пришлось так унижаться, – откликнулась Моргейна.

– И я тоже обратился бы к нему не со словами увещевания, но в гневе, но здесь не мне решать, – промолвил Кевин, протягивая руку. – А теперь не поможешь ли мне подняться? Думаю, кобыла моя довезет двоих, а если нет, то, добравшись до города, мы раздобудем лошадку и для тебя. Я бы, конечно, блеснул галантностью, под стать великому Ланселету, и уступил бы своего скакуна тебе, но… – И он указал на свое изувеченное тело. Моргейна рывком подняла его на ноги.

– Я сильная, я и пешком идти могу. Если уж покупать чего-то в городе, так надо бы раздобыть мне башмаки и нож. У меня с собой ни единой монетки нет, но я верну тебе долг, как только смогу.

– Ты – названая сестра моя на Авалоне, что есть у меня – все твое, так говорит закон, – пожал плечами Кевин. – И о долгах и платежах между нами не идет и речи.

Моргейна покраснела от стыда: вот, Кевину пришлось напомнить ей о принесенной некогда клятве! «Воистину, слишком долго пробыла я вне мира».

–  Дай, я помогу тебе сесть в седло. Твоя лошадь постоит смирно?

– Если бы нет, так мало мне от нее было бы толку в одиноких разъездах! Так в путь – хотелось бы мне попасть в Камелот уже завтра.

В крохотном, угнездившемся среди холмов городишке они нашли сапожника, взявшегося починить Моргейнины башмаки, и древний бронзовый кинжал тоже присмотрели; человек, торгующий такого рода старьем, сказал, что со времен великой битвы в этом товаре недостатка нет. А еще Кевин купил ей приличный плащ, говоря, что обноски, подобранные ею на разоренном подворье, даже на чепрак не сгодятся. Однако остановка изрядно их задержала, и едва путники вновь выехали на дорогу, повалил снег, и быстро стемнело.