– Что ж, так я поговорю с Ланселетом еще раз. Он говорит, что душа у него не лежит к женитьбе, но я сумею убедить его, что брак вовсе не означает изгнания от двора. Ну разве не славно оно было бы и для меня, и для моих близких, если бы в один прекрасный день наши дети рассчитывали на службу сыновей Ланселета?
– Дай Господи, чтобы день этот настал, – промолвила Гвенвифар, осеняя себя крестом. Так, вместе, стояли они на вершине холма, а внизу перед ними расстилалась Летняя страна.
– А вон всадник едет, – заметил Артур, глядя на дорогу, ведущую к замку. И, едва всадник приблизился, добавил: – Да это Кевин Арфист прибыл с Авалона. И на сей раз по крайней мере у него хватило ума взять с собою слугу.
– Никакой это не слуга, – возразила Гвенвифар; ее зоркие глаза задержались на хрупкой фигурке, восседающей на коне позади Кевина. – Это женщина. Стыд-то какой: я-то думала, что друиды, подобно священникам, воздерживаются от женщин.
– Некоторые и воздерживаются, любимая, но я слыхал от Талиесина, будто тем, что не принадлежат к высшим чинам, вполне дозволено жениться, и очень многие так и поступают, – пояснил король. – Вероятно, что и Кевин обзавелся женой; или, может статься, просто подвез кого-нибудь по дороге. Пошли служанку известить Талиесина, что он прибыл, и еще одну – на кухню: если нынче вечером нам уготована музыка, так подобает нам устроить что-то вроде пира! Пойдем-ка поприветствуем его: арфист настолько искусный, как Кевин, достоин того, чтобы его встречал сам король.
К тому времени как они дошли до главных врат, створки уже распахнулись, и Кэй лично вышел поприветствовать великого арфиста. Кевин поклонился королю, а взгляд Гвенвифар остановился на хрупкой, одетой в лохмотья фигурке позади него.
– Вот я и возвратилась ко двору, братец, – промолвила Моргейна, поклонившись.
Артур шагнул вперед и обнял сестру.
– Добро пожаловать назад – слишком долго мы не виделись, – промолвил он, прижимаясь щекою к ее щеке. – Теперь, когда матушка наша нас покинула, нам, родичам, должно держаться вместе. Не покидай меня больше, сестра.
– Я об этом и не помышляю, – заверила молодая женщина. Подошла Гвенвифар и в свой черед обняла гостью, чувствуя, как та исхудала: кожа да кости, право слово!
– Ты, похоже, долго странствовала, сестра моя, – заметила она.
– Верно… я приехала издалека, – отозвалась Моргейна. Взяв гостью за руку, Гвенвифар повела ее в замок.
– Куда же ты пропала? Тебя так долго не было… я уж думала, ты вовсе не вернешься, – промолвила королева.
– Порою и я так думала, – откликнулась Моргейна. Между прочим, ни словом не пояснив, где же она все-таки была.
– Все твое добро – арфа, платья, всевозможный скарб – осталось в Каэрлеоне. Завтра я пошлю за ними самого быстрого гонца, – заверила Гвенвифар, уводя гостью в комнату, где спали ее дамы. – А до тех пор, ежели хочешь, я одолжу тебе свое платье… ты слишком долго пробыла в дороге, сестрица, и вид у тебя – точно в коровнике ночевала. На тебя, никак, напали разбойники и обобрали тебя до нитки?
– В пути со мною и впрямь приключилась беда, – промолвила Моргейна, – и если ты пришлешь ко мне служанку, чтобы мне помыться и переодеться в чистое, я буду благословлять тебя. А еще не одолжишь ли мне гребень, и шпильки для волос, и нижнюю рубашку?
– Мое платье будет тебе слишком длинно, – размышляла вслух Гвенвифар, – но ты, конечно же, сумеешь как-нибудь заколоть его – до тех пор, пока не привезут твою собственную одежду. Гребни, покрывала и нижние рубашки я одолжу тебе с радостью, да и башмаки в придачу: эти выглядят так, как если бы ты прошла в них отсюда до Лотиана и обратно! – Королева жестом подозвала к себе одну из прислужниц. – Сходи принеси красное платье, и покрывало к нему, и нижнюю рубашку, и мою запасную пару домашних туфель, и чулки, – выбирай все, что сочтешь нужным, дабы сестра моего супруга оделась, как подобает ее положению. И распорядись, чтобы приготовили ванну, и позови банщицу. – И, с отвращением глянув на снятое Моргейной платье, прибавила: – А если вот это не удастся хорошенько проветрить и вычистить, отдай его какой-нибудь коровнице!
За королевским столом Моргейна появилась в красном платье, что очень ей шло, скрадывая излишнюю бледность; ее умоляли спеть, но молодая женщина отказалась, говоря, что, раз в замке гостит Кевин, никто не станет слушать чириканье малиновки, ежели рядом – соловей.
На следующий день Кевин испросил у короля частной аудиенции; он, Артур и еще Талиесин, затворившись в покоях, совещались на протяжении многих часов, и даже ужин им принесли туда; однако Гвенвифар так и не узнала, о чем они говорили; Артур почти не рассказывал ей о делах государственных. Вне всякого сомнения, друиды злились на короля за то, что тот счел нужным отречься от своих обетов Авалону, но рано или поздно им придется с этим смириться и признать, что Артур – христианский король. Что до Гвенвифар, у нее и других забот полно.
Той весной при дворе свирепствовала лихорадка; заболели и некоторые ее дамы, так что вплоть до Пасхи королеве некогда было отвлекаться на что-то еще. Гвенвифар и думать не думала, что порадуется присутствию Моргейны; однако Моргейна многое знала о травах и о науке исцеления, и, скорее всего, только благодаря Моргейниной мудрости при дворе все выжили; по слухам, в окрестностях перемерло немало народу, главным образом маленькие дети и старики. Юная сводная сестра королевы, Изотта, тоже пала жертвой недуга, но о том прослышала ее мать и настояла на том, чтобы забрать дочь от двора, так что Изотту отослали обратно на остров, и ближе к концу месяца Гвенвифар сообщили о смерти девочки. Королева горько оплакивала ее кончину: она всей душой привязалась к Изотте и надеялась выдать ее замуж за кого-нибудь из Артуровых соратников, как только отроковица подрастет.
Занедужил и Ланселет; и Артур распорядился, чтобы больного разместили в замке и приставили к нему дам из королевиной свиты. Пока существовала опасность заразиться, Гвенвифар к нему не приближалась: королева надеялась, что вновь забеременела, однако упования ее не оправдались, то были лишь тщетные надежды и иллюзии. Когда же Ланселет пошел на поправку, королева частенько навещала его и подолгу сиживала с ним рядом.