Лицо Нинианы залила смертельная бледность. Она подбоченилась и гневно взглянула на Гвидиона. О, если бы она, как Моргейна, обладала силой Богини – она превратилась бы сейчас в мост меж землею и небом и поразила святотатца молнией, призвала бы на него гнев Богини. От ярости полумесяц у нее на лбу вспыхнул обжигающим огнем.

– Чтоб я помогла тебе предать женщину, которая всего лишь воспользовалась священным правом, дарованным Богиней, – сама выбрала себе мужчину?!

Гвидион издевательски рассмеялся.

– Гвенвифар отказалась от этого права еще тогда, когда впервые преклонила колени перед богом рабов!

– И тем не менее я не намерена предавать ее!

– Так значит, ты не известишь меня, когда она в следующий раз отошлет своих дам на всю ночь?

– Нет! – отрезала Ниниана. – Клянусь Богиней, этого я не сделаю! Предательство Артура меркнет по сравнению с твоим предательством!

Она развернулась и собралась было уйти, но Гвидион схватил ее за руку.

– Ты будешь делать то, что я тебе велю!

Ниниана принялась бороться, и в конце концов ей удалось вырваться, хоть на запястьях у нее и проступили красные пятна.

– Чтоб ты повелевал мною? Да никогда в жизни! – выкрикнула Ниниана, но от ярости у нее перехватило дыхание. – Ты посмел поднять руку на Владычицу Авалона! Берегись же! Артур узнает, что за змею пригрел он на своей груди!

Обуянный бешенством Гвидион ухватил женщину за руку, рванул к себе и изо всей силы ударил в висок. Ниниана, даже не вскрикнув, рухнула наземь. Гвидион был так зол, что даже не попытался подхватить ее.

– Верно нарекли тебя саксы, – произнес из тумана чей-то исполненный ярости голос, – злой советчик, Мордред – убийца!

В мгновенной вспышке страха Гвидион обернулся и взглянул на тело Нинианы, лежащее у его ног.

– Убийца? Нет! Я просто рассердился на нее… я не хотел… Он огляделся по сторонам; сгустившийся туман был непроницаем для взгляда, но Гвидион узнал этот голос.

– Моргейна! Леди… Матушка!

Гвидион рухнул на колени – от ужаса у него перехватило дыхание, – попытался приподнять Ниниану, отыскать пульс – но было поздно. Жизнь покинула ее.

– Моргейна! Где ты? Где ты? Проклятие! Покажись!

Но рядом с ним была лишь Ниниана, безмолвная и недвижная. Прижав ее к себе, Гвидион взмолился:

– Ниниана! Ниниана, любимая, отзовись! Скажи хоть слово!

– Она никогда больше не произнесет ни слова, – произнес бесплотный голос, но, когда Гвидион обернулся в ту сторону, из тумана выступила женщина, вполне зримая и реальная. – Что же ты натворил, сынок?

– Это ты? Это была ты? – напустился на нее Гвидион; голос его срывался. – Это ты назвала меня убийцей?

Слегка испугавшись, Моргауза попятилась.

– Нет-нет, я только что подошла… А что случилось? Гвидион бросился к приемной матери, и Моргауза крепко обняла его и принялась гладить по голове, словно ребенка.

– Ниниана рассердила меня… она угрожала мне… Бог свидетель, матушка, я не хотел ей ничего плохого, но она пригрозила, что пойдет к Артуру и расскажет, что я строю козни против его драгоценного Ланселета! – выпалил Гвидион. – Я ударил ее. Клянусь – я хотел всего лишь припугнуть ее, но она упала…

Моргауза выпустила Гвидиона из объятий и присела рядом с Нинианой.

– Ты нанес злосчастный удар, сынок, – она мертва. Теперь уж ничего не поделаешь. Надо сообщить обо всем распорядителям и маршалам Артура.

Гвидион помертвел.

– Матушка! Маршалы… что скажет Артур?!

Моргауза растаяла. Гвидион был у нее в объятиях, словно в те времена, когда Лот не прочь был прикончить беспомощного ребенка; его жизнь зависела от Моргаузы, и Гвидион это знал. Моргауза прижала его к груди.

– Не волнуйся, милый. Не мучай себя – ну чем это отличается от убийства в бою? – промолвила она и торжествующе взглянула на бездыханное тело Нинианы. – Она вполне могла оступиться в тумане и упасть, а холм высокий, – добавила Моргауза, глядя на скрывающиеся в тумане склоны камелотского холма. – Давай-ка, бери ее за ноги. Сделанного не воротишь, а ей теперь уже все равно.

Ее вновь захлестнула застарелая ненависть к Артуру. Гвидион свергнет его, и сделает это с ее помощью – а когда все закончится, она будет рядом с ним, леди, что возвела его на трон! Ниниана не будет больше стоять между ними. Одна лишь она, Моргауза, станет для Гвидиона поддержкой и опорой.

Стройное тело Владычицы Авалона бесшумно исчезло в тумане. Некоторое время спустя Артур пошлет за Нинианой, а когда она не явится на зов, отрядит людей на поиски. Но сейчас Гвидиону – он, словно зачарованный, смотрел в туманы, не в силах отвести взгляд, – почудилось, будто он видит где-то меж Камелотом и Драконьим островом черную тень авалонской ладьи. И на миг ему привиделось, что в ладье стоит Ниниана, одетая в черное, словно Старуха Смерть, и манит его к себе… а потом все исчезло.

– Пойдем, сынок, – сказала Моргауза. – Сегодняшнее утро ты провел в моих покоях. А потом тебе нужно будет отправиться к Артуру и просидеть у него до вечера. И запомни: ты сегодня не видал Ниниану. Когда придешь к Артуру, непременно поинтересуйся, не здесь ли она, и постарайся сделать вид, будто ревнуешь – как будто боишься найти ее в постели короля.

Гвидион вцепился в руку Моргаузы и пробормотал:

– Непременно, непременно, матушка! Ты – лучшая из матерей и лучшая из женщин!

Слова его были бальзамом на сердце Моргаузы.

И прежде чем отпустить Гвидиона, она на миг задержала его и поцеловала, наслаждаясь своей властью.

Гвенвифар лежала, глядя в темноту и прислушиваясь, не послышатся ли шаги Ланселета. Но вместе с тем у нее не шли из головы слова Моргаузы; сегодня вечером Моргауза улыбнулась хитро и понимающе и промурлыкала: «Ах, моя милая, как я тебе завидую! Кормак, конечно, прекрасный юноша, и достаточно пылкий, но куда ему до изящества и красоты твоего возлюбленного!»

Гвенвифар склонила голову и промолчала. Какое она имеет право презирать Моргаузу – она ведь сама ничем не лучше ее… Все это так опасно… Вот и епископ в прошлое воскресенье прочел проповедь, посвященную одной из десяти заповедей, – той, которая запрещает прелюбодеяние. Он заявил, что добродетель жен – это самая основа христианского образа жизни, ибо, лишь сохраняя добродетель в браке, женщины способны искупить грех праматери Евы. А Гвенвифар вспомнилась история о женщине, которую уличили в прелюбодеянии и привели к Христу, а Христос сказал: «Кто сам без греха, пусть первым бросит в нее камень». И там не нашлось ни одного безгрешного – но здесь, при ее дворе, таких много – да хоть сам Артур, и уж здесь-то найдется, кому бросить камень. Христос сказал той женщине: «Иди и не греши больше». Вот так бы надлежало поступить и ей…