И вновь мне пришлось в полной темноте карабкаться по примитивной лестнице с шаткими ступенями наверх. Наконец долгий и, честно говоря, тяжкий путь окончился, я попал на небольшую площадку и уперся в какую-то дверь.

Можно было надеяться, что я, наконец, добрался до конечной цели. Однако дверь оказалась запертой, так что попасть в теремную светелку я не смог. Высекать огнивом огонь, зажигать припасенную на такой случай свечу, чтобы только рассмотреть почему дверь не открывается, было слишком сложно и долго. Тогда я просто пошарил по ней руками и нащупал огромный висячий замок.

Теперь нужно было удостовериться, туда ли я попал. Я тихонько постучал по косяку костяшками пальцев.

Мне не ответили. Пришлось стучать сильнее. За дверями по-прежнему было тихо. Уже собираясь вернуться назад, я на всякий случай решил окликнуть девушку по имени:

— Алена, — прижав губы дверной щели, позвал я. — Алена, ты где?

— Кто это? Вы кто? — неожиданно отчетливо отозвалась дверь приятным женским голосом.

— Алена! — обрадованно воскликнул я. — Ты меня не знаешь, меня прислал твой отец,

— Тятя? Он где? — дрогнув голосом, спросила она.

— Я его видел сегодня в лесу вместе с твоим женихом Зосимом.

Упоминание жениха Зосима, как мне показалось, особой радости у невесты не вызвало, во всяком случае, она спросила не о нем, а о себе:

— Меня тятя отсюда заберет? Я домой хочу! — добавила девушка и заплакала.

— Для этого мне сначала нужно к тебе попасть, а дверь заперта. Придется тебе еще потерпеть.

— Возьмите меня отсюда! — опять жалобно попросила Алена, стараясь сдержать рыдания. — Я домой хочу, к маме!

— Алена, ты не знаешь, у тебя в светелке окна открываются? — спросил я.

— Открываются, но здесь очень высоко, если упадешь, расшибешься! А у вас покушать ничего нет? Мне бы хоть корочку поглодать…

— Тебя что, голодом морят?

— Боярин сказал, что пока не смирюсь, есть не даст. Я ничего, только…

— Еду я сейчас принесу, только как ее тебе передать?

— Я поясок к ленточке привяжу и в окошко спущу, а ты, добрый человек, завяжи хлебушек в узелок, я подниму к себе и покушаю. А тебе за доброту на Страшном Суде зачтется.

— Меня зовут Алексеем, а со Страшным Судом мы пока подождем. Сейчас я схожу за едой, а ты открой окно и жди, я попытаюсь к тебе сюда влезть.

Я спешно вернулся во двор и знакомым путем отправился в трапезную. Там еще шла гульба, и во главе стола по-прежнему восседал Степан. Только жил он уже не на земле, а явно на другой планете и неподвижно смотрел своими остекленевшими глазами в бесконечность. Я помахал у него перед лицом рукой, но он даже не сморгнул.

Я посмотрел, нет ли чего съестного на столе, но там, кроме раздавленных и разбросанных объедков, уже ничего не осталось. Пришлось пойти на кухонную половину трапезной, искать знакомую стряпуху, ту, которая продала мне давеча холстину. Однако бедная женщина находилась в таком же состоянии, что объедки: разбросана и растерзана, к тому же еще и невменяема.

«Да, пить у нас любили всегда, — без особой национальной гордости, подумал я, — но все-таки како-то предел быть должен!»

— Ты чего здесь ходишь? Кто разрешил! — неожиданно придрался ко мне какой-то незнакомый щуплый мужик. Он был еще в относительном разуме, и его явно тянуло помериться с кем-нибудь силами. Мне было некогда завязывать с ним ссору, потому я вполне миролюбиво ответил:

— Пирог ищу, закусить нечем, — придумал я святое объяснение своего самоуправства. — Помоги, будь другом.

Однако человек оказался не просто так, а при должности и как маленького начальника его мой просящий тон не устроил. Он смерил меня высокомерным взглядом и жестикулируя обеими руками, сказал:

— Так, на первый раз прощаю, но чтобы я тебя здесь больше не видел!

Меня такой вариант не устроил, и я вытащил из кармана мелкую медную монету.

— Помоги мне найти пироги, я тебе заплачу.

Моего собеседника почему-то такое предложение обидело.

— Ты меня что, не понял? — строго спросил он, и неожиданно, без предупреждения, залепил мне звонкую оплеуху. От неожиданности я даже отскочил от ретивого законника. Он же, довольный проведенной акцией, развернулся на каблуках и вышел из кухни. Я бросился было за ним вдогонку, но тут увидел ларь с пирогами, плюнул и удержался от святого порыва.

Больше, на обратном пути к господскому дому, со мной ничего необычного не произошло. Пироги я нес завернутыми в холстину. На всякий случай взял три штуки, чтобы хватило с запасом. По пути придумывал, как мне лучше забраться в терем. Высота до Алениных окон была не запредельная, метров семь, но на стене не было, за что зацепиться. Мелькнула мысль, воспользоваться для подъема двумя бердышами. Для этого втыкать их по очереди в стыки между бревен и так, как по лестнице, добраться до верха. Оставалось только найти бердыши и отрубить у них, чтобы не мешали, древки.

Один бердыш обнаружился сразу же, на том месте, где мы с Захаром Цыбиным начали сегодняшний праздник. Где я его прислонил к стене, там он и стоял. Нужно было идти искать второй. Я поискал место, куда пристроить пироги, чтобы до них не добрались дворовые собаки, и тут мне на глаза попалась лестница. Она лежала на боку вдоль фундамента. Нужно было только приставить ее к стене и привязать к высокой перекладине узел с пирогами…

— Алексей, это вы? — окликнул меня сверху дрожащий голосок.

— Я.

— Нашел хлебушка?

— Нашел. Погоди, сейчас придумаю, как влезть к тебе наверх, — сказал я, приставляя лестницу к стене. — Спускай свой поясок.

— А вы сами по лестнице подняться не можете? — спросила девушка, — Высоты боитесь?

— Подняться? — переспросил я, ощущая себя полным идиотом. Меня, видимо, так заклинила идея «альпинистского» восхождения с бердышами, что о прямом назначении лестницы я даже не подумал.

— Сейчас поднимусь, — сказал я, начиная «восхождение».

Лестница была метров четырех, так что до окна красавицы не доставала и ее пояском воспользоваться все-таки пришлось. Алена подняла узел с пирогами наверх и исчезла. Я остался стоять не верхней ступени, прижавшись животом к шершавым бревнам. Пока она ела, у меня высвободилось время для размышлений. Я думал, что с ней делать дальше. Оставаться в плену у дьяка девушке явно не стоило, по любому хорошим это кончиться не могло. Однако и умыкать ее у меня особого резона не было, тогда придется отсюда бежать и оставить нереализованным план пресечения «коррупции на государственном уровне». Как это «пресечение» будет происходить, я пока не имел никакого представления. Разве что убить дьяка и тем кардинально решить проблему.

Девушка как исчезла с пирогами, так все не объявлялась, и я испугался, что она объестся после голодовки, со всеми вытекающими из этого последствиями.

— Алена, — позвал я, — ты где.

— Здесь я, — невнятно отозвалась она, видимо, с набитым ртом, — очень вкусно!

— Ты много не ешь, а то будет заворот кишок, — поспешил я высказать народную мудрость.

— А вы сюда, ко мне сумеете влезть? — спросила она, наконец дожевав.

— Не знаю, смогу, если протиснусь в окно.

Зачем мне было лезть в терем, я подумал не сразу.

Разве, что посмотреть на девушку. На всякий случай я примерился. Если зацепиться за подоконник бердышом, как багром, то вскарабкаться наверх было реально, но потом придется еще протискиваться сквозь узкое стрельчатое окошко. Пожалуй, вариант: «лучше вы к нам», был более предпочтителен.

— Можно я съем еще кусочек? — жалобно спросила девушка. — Самый маленький?

— Ешь, — разрешил я, по-прежнему не зная на что решиться.

И вдруг, как четверть часа назад в случае с лестницей, в голову пришла здравая мысль: все равно через несколько дней умрет Борис Годунов и, значит, вскоре поменяется правительство. Так может быть, дьяка и без моей помощи отстранят от должности. Здесь же вопрос стоит о спасении живого человека. Конечно, казна родного государства не идет ни в какое сравнение с судьбой отдельного гражданина, но может быть, один разок, рискнуть поменять приоритеты, хотя бы в виде исключения?