Не знаю, женской или какой-то другой интуицией она поняла, что я не стремлюсь использовать ее как наложницу или красивую вещь, а вполне искренне стремлюсь дать больше, чем беру.

Безусловно, и это я понял сразу, какой-то любовный опыт у нее уже был. Однако очень небольшой и скорее негативный. В этом не было ничего необычного. Это было время, насилия над женщиной. В эту эпоху мужчины старались попасть только в женскую плоть, но никак не в ее душу. Мне кажется, Алена сумела оценить разницу отношения к себе и, как и я, не жалела себя.

— Откуда ты только такой взялся! — устало шептала она, когда, обессиленные, мы отдыхали друг от друга и от любовных спазмов.

Единственно, о чем я жалел той ночью, — о своих недавних ранениях. Если бы не они, нам на долю выпало бы еще несколько волшебных дней и ночей!

Усталые и опустошенные, мы заснули глубоко за полночь. В нашей землянке было тепло и душно, раскаленные камни печи медленно остывали, отдавая маленькому помещению свое избыточное тепло. Мы, без одежды, обнявшись, спали на лавке, забыв и о близкой опасности и о непонятном будущем. Великая сила любовных объятий оберегала нас той прекрасной ночью.

Только я открыл глаза, как сразу же полностью вернулся в реальность. Сработал уже появившийся звериный инстинкт чувствовать приближающуюся опасность. Недалеко, почти над головой по мерзлой земле негромко цокали лошадиные копыта. Я тронул шелковистое плечо подруги и ощутил, что и она проснулась.

— Слышишь? — спросил я. — Одевайся!

Алена скользнула по мне горячим со сна телом и скоро едва слышно зашуршала одеждой. Я как был, голым, подкрался к дверям и застыл на месте с ятаганом в руке. Шаги сначала отдалились, потом опять стали приближаться. У меня начали зябнуть ноги, от щелястой, халтурной двери несло зимним холодом. Я ждал, когда Алена оденется, и был напряжен, как натянутая тетива. Слишком просто, оказалось, взять нас здесь голенькими и тепленькими. Наконец, девушка тронула меня рукой и прошептала:

— Оделась.

Я наклонился на звук ее голоса и безошибочно поцеловал в губы. Она ответила и на мгновение прижалась ко мне шершавой одеждой.

— Я быстро, — пообещал я и принялся искать разбросанную в спешке раздевания одежду.

Хорошо, что помещение было крохотное, иначе я бы еще долго шарил в полной темноте по земляному полу. В конце концов, не без моральных потерь, мне удалось полностью одеться и встать возле двери рядом с Аленой. Она сразу же прильнула ко мне, и я обнял ее за плечи. Конечно, время для объятий было не самое подходящее, но после того, что между нами было, не показать своего отношения к девушке я просто не мог. Впрочем, пока все было спокойно. Кто ходит над нами, можно было только гадать. Осторожность, с которой неведомый гость или гости бродили вокруг землянки, могла говорить о чем угодно: незнании здешнего места, неуверенности в своих силах, или, напротив, хитрости.

Человеческих шагов слышно не было. Гостей выдавали только удары лошадиных подков о замерзшую землю.

— Как ты думаешь, кто это? — спросила шепотом Алена.

— Пока не пойму, — ответил я и заодно поцеловал ее где-то за ухом.

— А они не найдут Воронка?

Я был еще не в курсе, что наш жеребец уже получил имя, на вопрос не ответил, только пожал плечами.

— А как ты думаешь, — начала спрашивать она, но я сжал ее руку, и девушка затихла.

— Здесь давно никто не живет, деревня-то сгорела дотла, — негромко сказал какой-то мужчина. — Должно быть, они в другом месте.

Я почувствовал, как сжалась и напряглась Алена, но ничего у нее не спросил. Даже шептать было опасно, незваные гости были совсем близко, едва ли не в нескольких шагах от нас.

— Холодно-то как сегодня, — сказа другой человек, — хорошо хоть надели зимние кафтаны, а то бы совсем замерзли.

Мне показалось, что этот голос я уже где-то слышал.

— Тятя, — прошептала Алена, — и Ванюша!

И, вырвавшись из моих рук, закричала:

— Тятя, я здесь! Здесь я, тятя!

— Погоди, ты куда! — едва успел сказать я, но она уже распахнула дверь и выскочила наружу.

— Алена! Дочка! — воскликнул человек, голос которого показался мне знакомым. Потом удивленно воскликнул: — Ты почему так вырядилась?

— Тятя, тятенька! — не отвечая, захлебывалась слезами девушка. — Голубчик ты мой, тятенька!

Ждать больше было нечего, и я тоже вышел из землянки. Ночь была еще в своем праве: луна уже зашли и темень была эфиопская. Только на чистом, холодном небе празднично сияли звезды, и прямо надо мной на фоне великолепной вселенной стояли, обнявшись, два темных силуэта.

— Дочурка, — бормотал Арсений.

— Тятя, — отвечала Алена.

— Что вы там мерзнете, заходите у нас здесь тепло, — кашлянув, чтобы на меня обратили внимание, позвал я.

— Тятя, это Алексей, это он меня спас, — оторвавшись от отца, представила меня Алена.

— Это ты, что ли, знакомец? — спросил меня Арсений.

— Я самый, входите, я сейчас засвечу лучину.

Гости спустились вниз, и остались у порога, ждали, когда я разгребу золу, в поисках тлеющего уголька.

— Алена, проводи гостей к лавке, — попросил я девушку. — Я сейчас, только раздую огонь.

Пока девушка вела спотыкающегося на ровном месте отца к нашему недавнему ложу любви, я, с тревогой за нее, подумал, что строгому отцу явно не понравится, что мы с его дочерью все это время спали в одной постели. И еще было очень нехорошо, что мы с девушкой не успели придумать правдоподобную версию наших целомудренных отношений. Впрочем, пока обретшим друг друга родственникам было не до разборок девичьего поведения.

Когда я, наконец, смог раздуть угольки и поджечь сначала бересту, а от нее лучину, страсти от нежданной встречи немного улеглись. Отец и дочь принялись засыпать друг друга бессвязными вопросами, не дожидаясь на них ответов. Молчаливый Ванюша мялся возле дверей, не рискуя присоединиться к счастливым родственникам, а я присел на теплый камень печки.

— Ой, дядя Алеша, — оторвавшись от отца, воскликнула Алена, — вы же там запачкаетесь! Тятя, вы знаете, как дядю Алешу сильно ранили! Он только сейчас смог встать!

Только спустя несколько секунд, я понял, о каком таком раненном «дяде» толкует сообразительная девица. Ход оказался почти беспроигрышный и сразу же давал ответ на многие последующие вопросы.

— Ванюша, — обратилась она к спутнику Арсения, — помоги дяде Алеше дойти до лавки, а то он упадет!

Парень тотчас бросился помогать. Мне пришлось подыгрывать и изображать тяжело раненного. Поднялась общая суета, и в нашей берлоге стало совсем тесно. Когда страсти немного улеглись, я задал гостям важный в данной ситуации вопрос, как они сумели нас найти.

— Крестьяне сказал, что здесь живут чужие, — ответил Арсений.

— Какие еще крестьяне? — не понял я. — Откуда они узнали?

— Обыкновенные крестьяне, деревня их верстах в четырех, прямиком за лесом. Их помещик пропал, мужиков отправили его искать, вот они чужих и увидели. Мы когда там были, и про вас спрашивали, они и сказали, что тут два незнакомых мужика объявились. А вон, оно что оказалось, понятно теперь, что это за мужики!

— Тятя, это дядя Алеша мне такую одежду нашел, чтобы меня стрельцы не поймали! — вмешалась в разговор Алена. — Я уж как не хотела мужское надевать, плакала, стыда боялась, а он велел вашим именем, я и не посмела ослушаться!

Отец выслушал объяснение, строго посмотрел сначала на дочь, потом на меня, но никак не прокомментировал недостойное женской чести переодевание.

— Стрельцы еще по дорогам ездят? — Задал я следующий злободневный вопрос.

— Ездят, — вмешался в разговор Ванюша, — сегодня три раза встречались. Выходит, это они по вашу душу?

— По нашу. Нужно отсюда срочно убираться, а то если вы узнали о том, что мы здесь прячемся, то и стрельцам могут донести.

— Никто не посмеет мою дочь обидеть! Я, чай, не последний человек в Москве! — опять завел старую песню Арсений. — Не стану я от них прятаться!