— Это все очень хорошо, — сказала Меган, в которой взыграл ее прежний нрав, — но кто будет в это время заботиться о нас? — Говоря «нас», она имела в виду, конечно, себя.

— Один из друзей Тэда, — сказал Туз, — придет подоить коров в воскресенье и утром в понедельник. Для Тэда это будет прекрасный отдых.

Поскольку вот уже многие месяцы он разъяснял собаке и коту все, что появлялось на экране, они могли представить, что предстоит Тузу. Но объяснить это Ненни было не так просто.

— Они собираются показать меня по телевизору, — сказал он ей после ужина.

Ненни во всю свою долгую жизнь ни разу не ступала копытом в дом фермера, так что ее представление о телевизоре основывалось только на том, что ей рассказывал Туз, — большая коробка, одна сторона которой почти вся из стекла, как окошко.

— По телевизору? — сказала она. — Но ты же раздавишь его? Ему никак не выдержать твой вес.

Туз попытался как можно понятнее объяснить все старой козе, но слова, которые он говорил — «вольво», «Лондон», «студия», «камера», «отель», «зоопарк», — ничего для нее не означали.

— Ну ладно, — сказала она наконец, — самое главное, что тебе это доставит удовольствие.

И когда этот день наступил, Туз Треф действительно получил море удовольствия.

Что это был за день!

Сначала сама поездка. До этого он ездил только в старом, раздрызганном пикапе Тэда. Теперь же он наслаждался, сидя в большой новой, комфортабельной машине, бесшумно мчавшейся по автостраде на восток; и так как он немного умел читать, знал цифры и интересовался телевизионными программами «О безопасности движения», он узнавал многие знаки и надписи; правда, одна, там, где велись дорожные работы, озадачила его. «DEADSOW»3, — гласила она, и пропущенное L напугало его.

Но вот они в Лондоне — улицы, дома, тысячи зданий! Он поразился такому количеству. За шесть месяцев жизни он побывал только в двух домах, в частном — фермерском, и в общественном — в «Тельце», и теперь с изумлением таращился на эти бесчисленные акры стекла и бетона.

Но Лондон, как он мог заметить, не был застроен полностью. Было много широких лужаек с красивыми деревьями, и когда они проезжали один из таких парков, фермер Таббс попросил водителя остановиться на минутку. Ему подумалось, что Хестер Янтцен будет не в восторге, если во время интервью Туз оскандалится, так что он предоставил ему возможность немного пройтись.

Наконец они прибыли в студию Би-би-си.

Они вышли из служебной машины и сквозь толпу зевак направились ко входу в студию.

Тэд Таббс был разодет в пух и прах. Он принял ванну и побрился так тщательно, что на его подбородке осталось несколько маленьких порезов. Он был во всем своем лучшем. Он не только надел чистую рубашку, но также пристегнул к ней воротничок, чего обычно никогда не делал. Более того, он надел свой единственный галстук (черный, больше подходящий для похорон) и — вместо резиновых сапог — старые, но тщательно начищенные черные кожаные ботинки.

Все это венчал костюм. Единственный его костюм, цвет которого наиболее точно можно определить как небесно-голубой. Он купил его еще в молодости. Застегнуть пиджак оказалось делом безнадежным. Но, отпустив хлястики на спине, он смог застегнуть хотя бы жилет. Что касается брюк, то почти все пуговицы на ширинке были на месте. А там, где верхние пуговицы никак не хотели сойтись, он приспособил коротенькую бечевку, и все это прикрылось жилетом.

Словом, человек был во всем своем великолепии. А что же поросенок?

Туз прямо-таки сиял. Фермер Таббс полил его из шланга, намылил, всего выскреб, а потом ополоснул. Когда же Туз просох на солнце, фермер достал большую бутылку растительного масла и протер им всего поросенка.

Черная метка выделялась отчетливее, чем когда- либо, на вычищенной до блеска щетине. Туз гордо прошел за своим хозяином в приемную, а потом их проводили в комнату для гостей.

Фермера Таббса спросили, чего бы он хотел выпить.

— У вас есть еще до эфира немного времени, — сказали ему. — Так что мы можем предложить вам что-нибудь освежающее.

Был воскресный день, и Тэд выпил, как обычно, свою кварту сидра перед ланчем, но после поездки он ощущал жажду, и ему подумалось также, что выпивка может придать ему отваги.

— Спасибо, — сказал он. — Я бы выпил полпинты скрампи.

— Простите? — сказали они.

— Это сидр, — сказал он. — Даммерсетский сидр. Мы из Даммерсета, где растут яблоки для этого сидра. А поросенок выпил бы пинту пива.

Сидр, который им принесли, оказался противным, водянистым, сладковатым пойлом, но Туз пивом остался доволен. Они налили его в миску, и поросенок все выпил. Но он помнил слова Ненни: «Все хорошо, что в меру», и когда ему предложили еще пинту, он хрюкнул один раз.

— Он больше не хочет, — сказал фермер Таббс. — И я тоже не хочу.

Какое-то время они оставались в гостиной (откуда все, кроме них, ушли). Фермер Таббс все больше и больше нервничал. Сладкий сидр не помог ему. Туз, напротив, был на верху блаженства. От пинты пива он стал веселым и беззаботным, и ему не терпелось появиться перед камерами. Его не тревожила мысль, что он предстанет перед взором многих миллионов людей, потому что он не осознавал этого. Он думал только о Кларенсе и Меган, надеясь, что Кларенс не забудет включить телевизор, и сожалея, что милая старая Ненни не увидит его.

Так что когда за ними пришли в гостиную и сказали Тэду, что пора идти на сцену, Туз поспешил впереди своего хозяина. Идя вплотную за провожатым, который вел их на передачу «Бывает и такое», он услышал, как женский голос произносит:

— А теперь, леди и джентльмены, позвольте представить вам…

«Это меня», — подумал он и, протолкавшись через какие-то занавесы, очутился на сцене как раз в тот момент, когда женщина, стоявшая к нему спиной, закончила:

— Фермера Таббса!

Аудитория в студии разразилась оглушительным хохотом, так как на сцене появился здоровенный боров.

Хестер Янтцен (это была она) в изумлении прикрыла рот рукой, и новый залп смеха раздался, когда на сцене появился подталкиваемый сзади фермер Таббс, выглядевший (если не принимать во внимание его одежду) как брат-близнец поросенка.

Хестер Янтцен отвела ладонь от губ и улыбнулась, показав, как заметил Туз, ряд прекрасных зубов. На ней было шелковое платье изумрудно-зеленого оттенка, которое абсолютно не сочеталось с небесно- голубым костюмом фермера, и он выглядел еще более несуразно, и казалось, что могут произойти и другие несуразицы, потому что фермер Таббс не понимал, почему все над ним смеются, и какой бы ни была причина, это ему не нравилось. Он и без того нервничал и ощущал дискомфорт из-за своих слишком тесных одежд, а тут еще жара от софитов в студии, и его красное лицо стало еще краснее.

Мисс Янтцен, профессионал до кончиков покрытых лаком ногтей, овладела ситуацией. Легко шагнув вперед, она взяла фермера за большую потную руку и произнесла опять с ослепительной улыбкой:

— Добро пожаловать на передачу «Бывает и такое», мистер Таббс. Как хорошо, что вы пришли и привели с собой вашего знаменитого поросенка, Туза Треф.

Она повернулась к камере.

— Многие телезрители, — сказала она, — уже прочли в газетах о Тузе, питомце фермера Таббса. У нас в передаче «Бывает и такое» принимали участие необычные животные, но никогда, думается, не было такого большого.

Она собралась было похлопать Туза, который смирно стоял посреди сцены, но блеск масла на его щетинистой спине удержал ее, не говоря уж о его размерах. Его зубы, заметила она, были даже больше, чем ее собственные.

— Да он громадина, мистер Таббс, — сказала она со смешком. — Сколько он весит?

— Десять скоров, — буркнул фермер.

— Десять скоров? Что это значит?

Фермер Таббс вынул большой, в горошек, носовой платок и вытер пот со лба. «Уж эти лондонцы, — подумал он сердито, — ничего-то они не знают».

— Вы не знаете, что значит «скор», молодая леди? — сказал он.