У меня была книга обо всем этом, однако я не стал ее читать, а сунул в карман куртки, которую надел утром. Я также поблагодарил Господа за то, что в другом ее застегнутом на «молнию» кармане лежала обойма с запасными батарейками.

— Дайте мне карту, — попросил я. — А там увидим.

Он неохотно отдал ее мне и вновь занялся горелками, испустившими очередной огненный залп. Я более или менее точно определил, где мы летим, посмотрел вниз и обнаружил, что на земле все выглядит совсем иначе, чем на карте. Если на карте селения и дороги были ясно обозначены, то на земле они терялись в коричнево-зеленом ковре, как пятна, солнце испещряло их узорами света и теней, и они сливались с зигзагообразными краями. Ландшафт везде казался одинаковым, и я не мог выделить какую-либо местность. Ничего удивительного, если учесть, что я был еще хуже подготовлен, чем Попси.

Черт возьми, подумал я. Начнем сначала. Мы стартовали ровно в три часа, плюс минута или две. Подъем занял у нас двенадцать минут. На земле дуновение ветра почти не ощущалось, и он шел с юга, но теперь мы летели быстрее и к северо-востоку. Допустим... пятнадцать узлов. За двенадцать минут мы сделали пятнадцать узлов... около трех морских миль. Я поторопился и неверно определил местность. Мы должны пролететь над рекой, решил я и вместо того, чтобы пристально поглядеть вниз, ухитрился ее пропустить. На карте она была обозначена твердой синей линией, а в действительности река тянулась извилистой серебристой нитью, которая то и дело скрывалась из вида, петляя между полем и лесом. Справа от нее находилось селение, заслоненное холмом, а за ним железная дорога.

— Мы летим вот здесь, — проговорил я и показал по карте.

Он скосил на нее взгляд и попытался выяснить, справился ли я с поставленной задачей.

— Довольно точно, — откликнулся он. — Так оно и есть. Ладно. Оставьте карту при себе. Нам нужно знать, где мы, и постоянно сверяться.

Он щелкнул рычагом. На этот раз залп оказался долгим. Аэростаты впереди нас летели на меньшей высоте. Мы могли видеть их макушки. Он молча рассматривал два неизвестных мне прибора, прикрепленных ремнями снаружи корзины к ее краю, а потом невнятно пробурчал.

— Что это такое? — поинтересовался я, кивнув на их циферблаты.

— Альтиметр и прибор для вычисления скорости подъема и спуска. Сейчас мы в пяти тысячах футов и поднимаемся по восемьсот футов в минуту.

— Поднимаемся?

— Да. — Он внезапно улыбнулся, по-волчьи оскалив зубы, и я сразу догадался, что он радуется, как озорной мальчишка. — Вот почему Попси отказалась лететь. Кто-то сказал ей, что я люблю подниматься выше всех. А ей этого не хотелось.

— На какую высоту? — спросил я.

— Мне безразлично, — отозвался он. — Я соревнуюсь, чтобы выиграть. И все они знают, что я выиграю. Им это не нравится. Они думают, что рисковать вообще не стоит. Сегодня всех заботит собственная безопасность. Думают, будто так легче жить. Ха! — Он был полон презрения. — В былые времена, когда летал Горден Беннет, состязания длились два дня и летчики проделывали по тысяче миль, если не больше. Но сейчас... проклятая безопасность стала главной. — Он окинул меня взглядом. — А не будь со мной пассажира, я бы не поднялся. Но пассажиры вечно жалуются и спорят.

Он достал из кармана пачку сигарет, щелкнул зажигалкой и закурил. Нас окружали баллоны со сжиженным газом. Я подумал о том, что зажигать огонь рядом с любым видом хранящегося топлива недопустимо, но не сказал ни слова.

Аэростаты под нами, как мне показалось, взяли курс влево, но я тут же понял, что это мы отклонились вправо. Джон Вайкинг с удовольствием следил за изменившимся направлением, а после повернул рычаг. Последовал новый, долгий залп. Мы полетели гораздо быстрее. Солнце уже не светило сзади корзины, его лучи заиграли на ее правом борту.

Несмотря на яркое солнце, в воздухе ощутимо похолодало. Я перегнулся и заметил, что земля осталась далеко внизу. Я сверился по карте и определил, где мы находимся.

— Что на вас надето? — осведомился Джон Вайкинг.

— Да в общем-то, что вы видите.

— Хм.

Во время залпов жар над нашими головами был едва переносимым, да и потом из-под аэростата на нас шли струи горячего воздуха. Ветер не дул нам в лица, потому что аэростат мог лететь лишь по ветру и со скоростью ветра. Нам стало холодно, когда мы поднялись за облака.

— На какой мы теперь высоте? — спросил я. Он посмотрел на свои приборы.

— Одиннадцать тысяч футов.

— И по-прежнему поднимаемся?

Он кивнул. Другие аэростаты далеко внизу и влево от нас напоминали яркие шарики, парящие над землей.

— Все они, — произнес он, — снизятся до пяти тысяч футов и останутся где-то под воздушными трассами. — Он вновь искоса взглянул на меня. — Вы сами видите на карте. Там помечены воздушные трассы, по которым летят самолеты, а также обозначена предельная высота для аэростатов. Мы не должны сталкиваться с самолетами.

— И лететь по воздушной трассе на высоте одиннадцать тысяч футов запрещено?

— Сид, — с улыбкой откликнулся он. — А вы неплохой парень.

Джон Вайкинг нажал рычаг, пламя взревело и перекрыло наши голоса. Я в очередной раз попробовал определить местность по карте и грубо ошибся, потому что мы полетели еще скорей и явно отклонились на юго-восток. Когда я оглянулся, аэростаты скрылись из вида.

После затянувшейся паузы Джон Вайкинг сообщил мне, что болельщики, помогавшие взлететь другим аэростатам, следуют за ними по шоссе в машинах и встретят их, когда те приземлятся.

— Ну, а как же мы? — поинтересовался я. — За нами кто-нибудь следует?

Неужели за нами с земли наблюдают Питер Раммилиз и двое наемников, неужели они едут в нашем направлении и готовы наброситься на меня за сотни миль от парка? У меня даже мелькнуло в голове, что, следуя своим курсом, мы оказываем ему услугу и приближаемся к его дому, благо Кент находится как раз на юго-востоке.

Джон Вайкинг опять по-волчьи оскалил зубы и сказал:

— Ни одна машина на свете сегодня за нами не угонится.

— И вы на это рассчитывали? — воскликнул я. Он посмотрел на альтиметр.

— Пятнадцать тысяч футов, — проговорил он. — На этом мы и остановимся.

Знакомые летчики предсказали мне, что сегодня я возьму эту высоту. Пятьдесят узлов по ветру на пятнадцати тысячах футов, вот что они сказали. Держитесь, Сид, приятель, и мы приземлимся в Брайтоне, Я подумал о том, как мы двое стоим в корзине высотой до талии каждому из нас, а шириной в четыре фута и нас поддерживают теплый воздух и териленовые волокна. Мы в пятнадцати тысячах футов над землей и летим со скоростью пятьдесят семь миль в час, совершенно не чувствуя ее. Да мы оба сумасшедшие, пришел я к неутешительному выводу.

С земли мы, наверное, кажемся темным пятнышком. Ни одна машина за нами не угонится. Я улыбнулся Джону Вайкингу с не меньшим удовольствием, чем он мне, и мы оба расхохотались.

— Можете ли вы поверить? — сказал он. — Наконец я нашел человека, который не делает в штаны со страха.

Джон зажег еще одну сигарету, а затем перенес шланг горелки с опустевшего баллона на новый. Откручивая и заново прикручивая вентиль, он не выпускал сигарету изо рта, продолжая искоса поглядывать на меня сквозь дым.

Его любовь к риску не шла ни в какое сравнение с моей. Мчаться на лошади во весь опор и перелетать вместе с ней через барьеры ему, наверное, было бы просто скучно. К тому же, с горечью подумал я, это осталось для меня в прошлом.

Теперь, когда я пытаюсь одурачить людей, пригрозивших расправиться со мной и лишить меня обеих рук, мне безопаснее находиться рядом с сумасшедшим воздухоплавателем, пропаном, сигаретами, приключениями высоко в небе и тому подобным.

Я увидел на карте, что мы летим прямо к воздушному пути, ведущему к аэропорту в Гэтвике. Там с шумом взлетали и садились на землю большие самолеты, не ожидавшие столкновения с Круглыми и легкими аэростатами, незаконно проникшими на их трассу. О чем и сказал Джону. Он только пожал плечами.