Если бы тротуар был вообще плохой, разбитый, тог да тот, кому следует, наверно заметил бы и отремонтировал его. А тут, как на беду, тротуар был совсем хороший целый, а расшаталась всего лишь одна плитка, да и та имела очень приличный вид. Где тут было заметить ее?

Только недремлющий глаз члена ТВТ мог заметить, да и то лишь сегодня, когда пошел дождь. И даже не один глаз, а целых восемь сразу. Из них два принадлежали Цыбуку. Ребята заметили плитку, когда шли на собрание, созванное вожатым.

Кроме наших тэвэтэтовцев, он пригласил еще человек двадцать из пионерского актива. Заинтересовались и учителя, не говоря уже о директоре.

Когда пришел директор, все обратили внимание, что пальто на нем до самого пояса забрызгано грязью.

– Где это вы так выкупались, Антон Иванович? – спросил его учитель географии.

Антон Иванович осмотрел себя и буркнул:

– Это кто-то обрызгал меня на тротуаре.

Цыбук насторожился. А что, если директор скажет, чтобы поправили плитку? Тогда пропало интересное очко. Надо спешить, пока не поздно.

И Цыбук тихонько вышел из класса.

Он знал, что в углу, под лестницей, есть сухой песок. Набрал его в полу и вышел на улицу. Дождь только моросил, да с крыш капало. Последний раз надавила брызгалку прохожая женщина…

Цыбук отбросил плитку, насыпал под нее песку, положил плитку назад – и брызгалка прекратила свое существование. Помыл руки под водосточной трубой, вытер о штаны и вернулся в класс.

– Запиши мне очко! – шепнул он Андрею.

– Какое?

– На тротуаре плитку поправил, чтобы не брызгала.

– Где? – предчувствуя недоброе, спросил Андрей.

– Да на улице, около дверей.

– Когда же ты поправил? – уже громко спросил Андрей.

– Да только что.

– Не может быть! – вскочил Андрей.

– Посмотри сам, – спокойно проговорил Цыбук.

– Ах, чтоб тебя комар забодал! – весело смеясь, воскликнул Андрей. – Я же сам это думал сделать!

Тут же выяснилось, что и Павлик, и Клава тоже имели на примете эту брызгалку, но не хотели пачкаться теперь, во время дождя. Каждый думал сделать это завтра, а Цыбук взял да и перехитрил всех.

Старшие заметили движение среди учеников.

– Что такое у вас случилось? – спросил директор.

– Мы поправили на тротуаре плитку, которая брызгала, – ответил Цыбук.

Тэвэтэтовцы переглянулись, довольные: молодец Цыбук! Сам сделал, сам гоняется за очками, чтобы набрать побольше, а теперь говорит "мы", от имени всего ТВТ поддерживает честь своей организации. Вот он какой.

– Когда же это вы успели сделать? – спросил вожатый.

– Да только что Цыбук выходил и поправил, – ответил Андрей.

– Это ту самую плитку, что обрызгала Антона Ивановича? – хитро улыбаясь, переспросил вожатый.

– Ту самую! – ответили ему.

Директор от души рассмеялся и обратился к учителю географии:

– Ну, что вы скажете, Сергей Павлович? Видно, придется и нам с вами записаться в ТВТ. А то, как видите, мы отстали от них.

– Да придется уж, – ответил Сергей Павлович. – Только примут ли они нас?

– Примем! – закричали тэвэтэтовцы, гордясь, что выдумка заслужила такое внимание.

– А пока что, – сказал Антон Иванович, – мы обсудим это дело в более широком масштабе и, если согласитесь, предложим некоторые изменения в ваш устав.

Председателем собрания был вожатый. Он начал рассказывать всю историю ТВТ. Говорил он так подробно и с таким подъемом, что присутствующие готовы были подумать, будто он сам додумался и организовал все это дело и был самым заядлым тэвэтэтовцем.

А когда он нарисовал дальнейший путь ТВТ, то десять основателей этой организации только удивленно переглянулись и подумали: "Смотри, какая штука выходит!"

Потом вожатый внес поправки и дополнения к уставу. Первый пункт он предложил такой:

"Каждый член Товарищества воинствующих техников смотрит хозяйским глазом на все, что видит вокруг себя, и любое повреждение и неполадку, которые он может исправить сам, – сразу же исправляет. Если сам сделать не может, то обращается за помощью к товарищам или сообщает, кому следует".

– Это будет то же самое, что и у вас, – объяснил вожатый, – только немножко шире. Тут не говорится отдельно о доме и про школу, а сказано вообще, значит, и про наши дома. Не говорится тут и про ремонт, так как есть такие мелкие повреждения и неполадки, о которых нельзя сказать, что они требуют ремонта. Например, недавно в нашей школе был такой случай: кто-то не закрутил водопроводный кран, вода текла себе и текла, а за это время мимо пробежало человек пять, и никто из них не остановил воду. Я не думаю, чтобы кто-то сознательно не хотел закрутить кран. Только они не умели видеть, как это умеют тэвэтэтовцы.

– А такое очко будет считаться? – спросил Цыбук.

– Какое? – не понял вожатый.

– За кран, – ответил Цыбук.

Будто гром прокатился по классу. Смеялись все – и ученики, и учителя, и директор. Цыбук смутился. Когда смех утих, вожатый сказал Цыбуку:

– А тебе все очки не дают покоя? Ну что же, дело неплохое. Ответим мы тебе, если примем еще один пункт, вот этот:

"Каждый член ТВТ должен помнить, что в его деятельности нет мелких, ненужных дел. Каждая полезная мелочь в общей массе составляет большую ценность".

– Вот теперь и думайте, засчитывать Цыбуку очко или нет, – обратился вожатый к собранию.

Пионеры улыбались и молчали: кто его знает, как тут быть?

– Ну, что скажете? – снова спросил вожатый. Тогда встал Толя и сказал:

– Хотя у нас такого пункта записано не было, но думали мы так же: если дело полезное, то все равно, маленькое оно или нет.

– Правильно! – сказал директор.

Цыбук повеселел, задрал нос и поглядел на товарищей, будто хотел сказать: ну, что?

– Я не записывала бы, что закрутила кран, – проговорила Клава с места.

– А это уже твое личное дело, – сказал вожатый. – Если кто захочет, зачем же ему отказывать? Очков у нас хватит, деньги за них платить не надо.

– Тогда один наберет много очков за мелочи, а другой одно очко за важную работу, – сказал Павлик.

– Вот вы как ставите вопрос! – удивленно проговорил вожатый. – Тогда, если хотите, за более важную работу запишите больше очков. А вообще я должен сказать, что дело тут не в очках и, если хотите знать, даже не в той маленькой пользе, какую вы приносите теперь, а…

Он взглянул на директора и замолчал.

– А в чем? – спросил Яша.

– После скажу, – ответил вожатый.

– Почему?

– После интереснее будет.

– Когда?

– Через некоторое время.

– Сейчас скажите, сейчас, – посыпались просьбы.

– Потерпите немножко, скажу, как придет время, ответил вожатый, видимо жалея, что затронул этот вопрос.

Жалеем и мы, что не знаем, какой это вопрос. Выручил Сергей Павлович он попросил слово. Ученики сразу притихли. Сергей Павлович встал и сказал.

– Вот тут некоторые из вас пренебрежительно высказались о мелочах. Напрасно так думаете. Если одна мышь – не беда, то сто мышей – несчастье. Да что там сто? – иногда и одна мелочь бывает хуже, чем сто немелочей. Я знаю случай, когда человек погиб от маленького кусочка яблока, валявшегося на полу. Человек наступил на него, поскользнулся, да так стукнулся об угол стол или печки, что из-за этого и умер. Вот тебе и мелочь! Многие из нас не обращают внимания на мелочи, так как у каждого есть более важные дела, о которых ему приходится думать. В этом наша беда. А еще большая беда, когда человек думает: это, мод, меня не касается. Остатки этой страшной болезни еще сохранились у нас от прошлых времен, когда каждый думал только о своем. Если у нас в раздевалке оборвется и свалится на пол чье-нибудь "чужое" пальто, то несколько человек пройдут мимо, пока кто-нибудь подымет. Если мальчик на улице калечит дерево, то иногда пройдут мимо человек десять, и никто не остановит его, так как это "не их дело". Тысячи таких мелочей всем нам портят жизнь. Честь вам и слава, что вы первые объявили войну мелочам. Желаю вам научиться замечать их, а еще важнее – никогда не думать: "это не мое дело".