"Тысяча и одна ночь" не есть произведение отдельного автора или составителя, - коллективным творцом является весь арабский народ. В том виде, в каком мы ее теперь знаем, "Тысяча и одна ночь" - собрание сказок на арабском языке, объединенных обрамляющим рассказом о жестоком царе Шахрияре, который каждый вечер брал себе новую жену и на утро убивал ее. История возникновения "Тысячи и одной ночи" до сих пор далеко не выяснена; истоки ее теряются в глубине веков.
Первые письменные сведения об арабском собрании сказок, обрамленных повестью о Шахрияре и Шахразаде и называвшемся "Тысяча ночей" или "Тысяча одна ночь", мы находим в сочинениях багдадских писателей X века - историка аль-Масуди и библиографа аи-Надима, которые говорят о нем, как о давно и хорошо известном произведении. Уже в те времена сведения о происхождении этой книги были довольно смутны и ее считали переводом персидского собрания сказок "Хезар-Эфсане" ("Тысяча повестей"), будто бы составленного для Хумаи, дочери иранского царя Ардешира (IV век до н.э). Содержание и характер арабского сборника, о котором упоминают Масуди и анНадим, нам неизвестны, так как он не дошел до наших дней.
Свидетельство названных писателей о существовании в их время арабской книги сказок "Тысячи и одной ночи" подтверждается наличием отрывка из этой книги, относящегося к IX веку. В дальнейшем литературная эволюция сборника продолжалась вплоть до XIV-XV веков. В удобную рамку сборника вкладывались все новые и новые сказки разных жанров и разного социального происхождения. О процессе создания таких сказочных сводов мы можем судить по сообщению того же анНадима, который рассказывает, что старший его современник, некий Абд-Аллах аль-Джахшияри - личность, кстати сказать, вполне реальная - задумал составить книгу из тысячи сказок "арабов, персов, греков и других народов", по одной на ночь, объемом каждая листов в пятьдесят, но умер, успев набрать только четыреста восемьдесят повестей. Материал он брал главным образом от профессионалов-сказочников, которых сзывал со всех концов халифата, а также из письменных источников.
Сборник аль-Джахшияри до нас не дошел, не сохранились также и другие сказочные своды, называвшиеся "Тысяча и одна ночь", о которых скупо упоминают средневековые арабские писатели. По составу эти собрания сказок, по-видимому, отличались друг от друга, общим у них было лишь заглавие и сказкарамка.
В ходе создания таких сборников можно наметить несколько последовательных этапов.
Первыми поставщиками материала для них были профессиональные народные сказители, рассказы которых первоначально записывались под диктовку с почти стенографической точностью, без всякой литературной обработки. Большое количество таких рассказов на арабском языке, записанных еврейскими буквами, хранится в Государственной Публичной библиотеке имени Салтыкова-Щедрина в Ленинграде; древнейшие списки относятся к XI-XII векам. В дальнейшем эти записи поступали к книготорговцам, которые подвергали текст сказки некоторой литературной обработке. Каждая сказка рассматривалась на этой стадии не как составная часть сборника, а в качестве совершенно самостоятельного произведения; поэтому в дошедших до нас первоначальных вариантах сказок, включенных впоследствии в "Книгу тысячи и одной ночи", разделение на ночи еще отсутствует. Разбивка текста сказок происходила на последнем этапе их обработки, когда они попадали в руки компилятора, составлявшего очередной сборник "Тысячи и одной ночи". При отсутствии материала на нужное количество "ночей" составитель пополнял его из письменных источников, заимствуя оттуда не только мелкие рассказы и анекдоты, но и длинные рыцарские романы.
Последним таким компилятором был и тот неизвестный по имени ученый шейх, который составил в XVIII веке в Египте наиболее позднее по времени собрание сказок "Тысячи и одной ночи". Самую значительную литературную обработку получили сказки также в Египте, двумя или тремя столетиями раньше. Эта редакция XIV - XVI веков "Книги тысяча и одной ночи", обычно называемая "египетской", - единственная, сохранившаяся до наших дней представлена в большинстве печатных изданий, а также почти во всех известных нам рукописях "Ночей" и служит конкретным материалом для изучения сказок Шахразады.
От предшествующих, возможно, более ранних сводов "Книги тысячи и одной ночи" сохранились лишь одиночные сказки, не входящие и "египетскую" редакцию и представленные в немногих рукописях отдельных томов "Ночей" или существующие в виде самостоятельных рассказов, имеющих, однако, разделение на ночи. К числу таких рассказов относятся наиболее популярные у европейских читателей сказки: "Аладдин и волшебная лампа", "Али Баба и сорок разбойников" и некоторые другие; арабский оригинал этих сказок имелся в распоряжении первого переводчика "Тысячи и одной ночи" Галлана, по переводу которого они и стали известны в Европе.
При исследовании "Тысячи и одной ночи" каждую сказку надлежит рассматривать особо, так как органической связи между ними нет, и они до включения в сборник долгое время существовали самостоятельно. Попытки объединить некоторые из них в группы по месту их предполагаемого происхождения - из Индии, Ирана или Багдада - недостаточно обоснованы. Сюжеты рассказов Шахразады сложились из отдельных элементов, которые могли проникнуть на арабскую почву из Ирана или Индии независимо один от другого; на своей новой родине они обросли чисто туземными наслоениями и издревле стали достоянием арабского фольклора. Так, например, случилось с обрамляющей сказкой: придя к арабам из Индии через Иран, она утратила в устах сказочников многие первоначальные черты.
Более целесообразным, нежели попытку группировать, скажем, по географическому принципу, следует считать принцип объединения их, хотя бы условно, в группы по времени создания или же по принадлежности к социальной среде, где они бытовали. К древнейшим, самым устойчивым сказкам сборника, возможно существовавшим в той или иной форме уже в первых редакциях в IX-Х веках, можно отнести те рассказы, в которых сильней всего проявляется элемент фантастики и действуют сверхъестественные существа, активно вмешивающиеся в дела людей. Таковы сказки "О рыбаке и духе", "О коне из черного дерева" и ряд других. За свою долгую литературную жизнь они, по-видимому, многократно подвергались литературной обработке; об этом свидетельствует и их язык, претендующий на известную изысканность, и обилие поэтических отрывков, несомненно вкрапленных в текст редакторами или переписчиками.
