На последних словах я поймала задумчивый взгляд Эрина. И когда только он успел просочиться? Ему вроде как после ранения лежать полагалось? Но поговорить в этот вечер нам с эльфом было не суждено.
Как только отзвучали последние аккорды, Земира поднялась из-за клавесина и извиняющимся тоном произнесла:
— Прошу покорнейше прощения, но мы с Кассандриолой сегодня утомились, поэтому вынуждены покинуть ваше прекрасное общество.
Не слушая вздохов и печальных возгласов на тему «Вы нас покидаете», «Как же мы будем, во мраке», «Не будьте столь жестоки» и прочих, Земира ловко ретировалась, и я повторила ее маневр.
Как только мы вышли из павильона, я прямо спросила плутовку:
— Скажи честно, специально?
— Да, — не стала юлить девушка, — думала, на тебя переключатся. Но ты умудрилась спеть так, что хотелось не смотреть на тебя, а слушать слова. А это плохо.
— Почему? — Я решила сыграть под дурочку, хотя догадывалась, что сейчас скажет девушка.
— Если кавалер начинает оценивать то, что говорит леди, а не как, то она перестаёт быть интересна ему как девушка-картинка. Скорее уж для мужчины она становится умным собеседником. А офицерам штаба думающие не нужны, им красоту подавай. Вот и получилось, что маневр был напрасный. Слушали тебя, а глазами и взглядами раздевали меня.
— Не могу сказать, что опечалилась по этому поводу, — теперь уже я лукаво улыбнулась. — Проводишь меня до моей палатки? А то боюсь, еще заблужусь…
Девушка согласно кивнула и, доставив меня к пологу, попрощалась.
В апартаментах Ария меня уже ждал Фир. Как только я села на тюфяк, вытянув ноги, таракашка, доселе молчавший, с важным видом выудил стопку писем, перевязанных фиолетовой лентой.
— Вот! Из личного тайника Мериуса, — гордо протянул он. — Занятное, я скажу тебе, чтиво…
Знала бы я, какую тайну хранят эти пергаментные листы, призадумалась бы — стоит ли открывать этот ящик Пандоры и вчитываться в строки витиеватого почерка…
Стопка, перетянутая лентой, была весьма солидной. Я повертела в руках первый конверт. Угрызения совести (читать личную переписку — дело, мягко говоря, не благородное) потерпели сокрушительное поражение желанию узнать, что же там такого нашел меж строк Фир.
Прежде чем приступить к прочтению, осмотрела конверты. Разные даты и цвет пергамента: некоторые с тонким цветочным флером, иные — в розанах и сердечках, но самое главное — разные адресантки, их писавшие, если полагаться на почерк.
Судя по всему, наш дорогой Мериус — любитель поностальгировать, а может, просто коллекционер со своеобразным чувством юмора, подумалось вдруг, ибо, сунув нос в пару таких посланий, убедилась — они-таки любовного плана.
Впрочем, попалась и пара черновиков-клише, судя по уверенному, размашистому почерку, и самого дракона. Не иначе универсальные заготовки типа: «признание первое», бланки номер один и два, «приглашение на свидание», типовое, и шаблон для сообщения о том, что пора расстаться. Практичный, оказывается, мужик этот Мериус. А может, просто не любит голову ломать над витиеватыми фразами?
Как въедливая ищейка, я взяла след издалека, начала с самых ранних эпистолярных изысков. Фир в это время нарезал вокруг меня круги, нетерпеливо потирая передней парой лап и подгоняя: «Читай быстрее!»
Переписка с некой Азилией двухгодичной давности была милой, но скучной до зевоты. Из прочтенного выходило, что барышня была глупа как пробка, а девичья честь охранялась ее папа получше, чем узники Тауэра. Однако, отцу так и не удалось сберечь главное достояние. Судя по трем последним письмам, девица согласилась на пылкие признания Мериуса и отдалась-таки ему. После этого было ее слезное письмо об объявлении помолвки, а потом и признание в тайной беременности. О содержании ответных посланий дракона особо гадать не пришлось, иначе не был бы он в опальном брачном списке, а давно и прочно наслаждался бы прелестями женитьбы по залету.
— Лучше всего описать роман с этой Азилией можно двумя словами, — вынесла я вердикт.
Фир, на мгновение остановившийся, заинтересованно поднял лобастую голову:
— Какими?
— Поматросил и бросил. Но она сама виновата, с первых же строк было понятно, что у дракона к ней чисто спортивный интерес. Никогда не доверяла фразам: «Ты для меня больше, чем воздух», «Я все отдам» и подобным. Если человек говорит, что готов отдать все, значит, в действительности не отдаст ничего.
— Ну да, — согласился мой членистоногий коллега по следствию, — но ты давай, читай дальше, не отвлекайся.
Дальше было еще пять подобных скоротечных романов, заканчивавшихся примерно одинаково. Впрочем, в одном случае было письмо отца, грозившего дуэлью, а в другом — рогатого супруга, но уже без дуэли, а с требованием материальной компенсации морального урона его чести. Этот образчик эпистолярного жанра мы с Фиром оценили по достоинству.
Последняя адресантка значилась не иначе, как Лиловая Леди (да-да, именно так Мериус обращался к ней в черновиках и так она сама подписывала свои послания).
«Обожаемая моя Лиловая Леди, здравствуй! Новый день зовет меня навстречу заре, а ночь, проведенная в любовной муке, которой ты щедро одарила меня, так коротка. Все мои мысли лишь о тебе, неистовая красавица. Я не могу забыть твоих пылких объятий, поцелуев под дождем. Эти воспоминания сводят с ума…»
Пробежала глазами пару абзацев. Чувств в данном черновике письма было гораздо больше, чем во всех предыдущих, да и поведение этой Лиловой Леди разительно отличалось от прочих предшественниц.
Ее ответные письма, короткие, были лишены той образной эмоциональности, что изливал Мериус, даже ночь любви она назвала в одном из посланий «случайным недоразумением, помутившим рассудок». И, самое интересное, именно от нее наш сердцеед получил коротенькую записку, всего в несколько слов: «Нам нужно расстаться. Прости и прощай. Обещай не забывать меня, мой янтарный дракон. PS Прошу оставить наш роман в тайне. Тебе еще есть что терять: надежный лучший друг — это редкость». Эта записка была затерта, ее края потрепаны, чувствуется, что ее перечитывали не единожды. Но она не была последней. Самым свежим было письмо, датированное 19 травнем 9785 года.
«Мой возлюбленный, сегодня меня пытались убить. Да-да, меня, слабую беззащитную женщину, лишь жертву обстоятельств, хотели стереть с лица земли огненной волной. Прошу, умоляю, помоги мне, ибо больше не у кого искать защиты. Мой противник силен и коварен, он обладает магией такой силы, что способна разрушить всю горную гряду Водораздельного хребта, и вызвать его на честный поединок в небесах — означает обречь себя на неминуемую гибель. Поэтому заклинаю тебя тем чувством, что было между нами, помоги мне, найди кинжал из алькулара, ибо только ранив моего врага и лишив его магической мощи, я смогу вызвать его на суд небес. Знаю, знаю, что ты скажешь: это оружие вне закона. Но иного выхода у меня нет. Молю тебя о помощи, по-прежнему влюблённая в тебя Лиловая Леди».
— И что ты об этом думаешь? — Я задумчиво вертела в руках сиё послание.
— Как что? Это же очевидно! — Фир аж вскричал от возмущения. — Этот Мериус, скорее всего, и есть один из убийц нашего архимага! Все сходится. И кинжал — орудие преступления, а мотив — месть из-за любовных переживаний.
Таракашка поднял членистую лапку вверх, словно этот жест мог послужить еще одним доказательством его правоты.
— А скажи, милый друг, какое сегодня число?
Фир от такого вопроса опешил.
— Двадцать второе травня, — удивленно протянул он.
— Хорошо, — покладисто согласилась я. — Тогда еще один вопрос: какого числа убили архимага?
— Шестнадцатого, — еще более удивленно ответил мой усатый дуэнья.
— В итоге мы получаем, что данное послание было написано через три дня после смерти архимага и оно никак не может быть отнесено к убийству. Даже если бы Мериус и хотел уничтожить врага этой Лиловой Леди, то у него бы ничего не получилось, ибо он был уже двое суток как покойник.
