Когда Аннет поставила кофейник на огонь, я уселся за большой дубовый стол, за которым без труда разместилось бы человек шесть. Если задуматься, то весь дом был построен для проживания в нем большой семьи, поэтому я задавался вопросом, почему Аннет продолжает жить в нем одна.

— Сливки и сахар?

— Только сливки, спасибо.

Как только кофе был разлит по чашкам, Аннет не стала ходить вокруг да около. Скептическое отношение ко мне было заметно на ее лице, как только я появился на пороге.

— Вы знаете, где находится мой сын, мистер Тейлор?

Я посмотрел на свою кружку с кофе и открыл рот, чтобы что-то ответить, но не находил слов. Для меня стало полной неожиданностью, что общение начнется именно с этого.

— Все в порядке, мистер Тейлор?

Встретившись с ней взглядом, я заставил себя дружелюбно улыбнуться.

— Пожалуйста, зовите меня просто Аспен. Да, я знаю, где сейчас ваш сын. Простите меня, что я скрывал это и не обратился в полицию, просто я не был уверен, как это отразится на нем.

На ее глазах выступили слезы, нижняя губа задрожала, и мое сердце облилось кровью от этого.

— Этого и не стоило делать. Мой сын был бы в ужасе от этого. Пожалуйста, мистер Тейлор, скажите мне, где он? Где мой маленький мальчик?

— Он на севере отсюда в маленьком городке Литтл Дир. Я биолог и руководитель проекта по исследованию популяции медведей-гризли в тех местах уже несколько лет. Ваш сын живет у подножья гор.

Пока я говорил, она закрыла рукой свой рот. Слезы не текли по ее щекам, но ее глаза уже были полны ими. Она с нетерпением ждала, когда я продолжу свой рассказ, поэтому я поведал ей все в деталях. Я рассказал ей о своем участие в деле об убийстве, о том, как я обнаружил Хаксли и долгое время не мог понять, кто он такой, и о том, каким образом я, в конце концов, во всем разобрался.

— Я, правда, не знал, какие шаги мне предпринимать. Мы говорили с ним несколько раз, но каждый раз... Я даже не знаю, как вам описать это...

— Общение было напряженным? Ты чувствовал, что он подозревает тебя в чем-то, чего ты даже не можешь понять? — она сделала глоток кофе и, не подняв глаз на меня, смотрела на поверхность стола. — У Хаксли есть диагноз, который выражается в излишней бдительности, недоверчивости и мании преследования. До определенного момента болезнь протекала спокойно...

Я понял, что она имеет в виду убийство, но почему-то не хочет об этом говорить.

— Эти события, безусловно, снова усугубили его состояние. Я даже не представляю, как он чувствует себя без постоянной терапии, — продолжила Аннет.

— Я пришел к вам за советом, миссис Демпси. Я боюсь, что мое внезапное появление вызвало у него обострение расстройства или...

— Это не твоя вина, дорогой. Это в нем мог вызвать любой. Хаксли может узреть подвох даже в самых благих намерениях. Но и он не виноват в этом. Он не признает в себе параноика, скорее он считает себя сверхвпечатлительным.

Я все это видел и слышал. И сейчас возвращаясь в памяти к тем моментам, я воспринимаю все это совсем иначе.

— Я не знал, стоит ли мне сообщать об этом властям.

Она нахмурилась, услышав эти слова.

— Огромное спасибо, что сначала вы пришли ко мне. Так как дело о его исчезновении еще не закрыто, то рано или поздно мы будем вынуждены сообщить об этом. Но я думаю, что сначала мы можем попытаться вернуть его домой.

Я был слегка ошарашен тем, что она использовала местоимение «мы». Исходя из того, как Хаксли реагировал на любое мое появление, вряд ли я могу вот так запросто привести его к матери.

— Миссис Демпси, при всем моем уважении к вам, я должен констатировать тот факт, что для вашего сына — я враг.

— На данный момент Хаксли думает, что весь мир враждебно настроен против него. Прежде чем бедный Натаниэль погиб, состояние моего сына было более стабильным. Конечно, были определенные проблемы, но он жил гораздо более нормальной жизнью, чем прогнозировал его врач. И все потому, что у него была надежная поддержка в лице Натаниэля и его психотерапевта, доктора Коллиера. Диагноз был поставлен, когда ему только исполнилось двадцать лет, и я виню себя в этом. У нас с его отцом были просто ужасные отношения. Уолтер был жестоким, требовательным и агрессивным. Хаксли был свидетелем всех наших ссор и сам ощущал его гнев на себе. Это все отражалось на его психике и делало его неуверенным в себе, что в дальнейшем привело к возникновению параноидальных расстройств.

Я сделал еще один глоток кофе и устроился на стуле поудобнее. Это было немного странно, что я получаю столько информации из чужих уст о человеке, который сам даже не желал делиться ей со мною. Мы с Хаксли были практически незнакомы друг с другом. Количество сведений, обнародованных Аннет, ставило меня в неловкое положение, потому что я не мог ей ничего ответить.

Она, кажется, абсолютно не обращала на это внимания, поэтому продолжала свой рассказ.

— Заставить его обратиться к психотерапевту было крайне нелегко. У него и Натаниэля только зарождались отношения в то время, но так как они были знакомы с начальной школы, то тому удалось достучаться до моего сына, как никому другому. Он практически за руку привел Хаксли в кабинет доктора Коллиера, и именно он убедил моего мальчика, что ему необходима поддерживающая терапия. Боюсь, что в кругу знакомых Хаксли практически нет людей, которым он доверяет. А с уходом Натаниэля, возможно их совсем не осталось.

Я поставил свою чашку на стол, обхватив ее керамическую поверхность руками.

— Миссис Демпси, я правда пока не знаю, чем могу вам помочь, но честно говоря, когда я встретил вашего сына, то... я хотел бы, что бы вы...

Я замолчал, поджав губы, не зная, как объяснить Аннет, что я чувствовал, когда был рядом с ее сыном. При виде Хаксли я трепетал от желания, меня тянуло к нему, словно магнитом, я всеми силами хотел доказать ему, что я не враг ему. Но я прекрасно понимал, что сейчас говорить об этом было бы неуместно.

— Пожалуйста, подскажите, что мне делать дальше, — добавил я.

Удивление промелькнуло в ее лице, и она неуверенно повела плечами.

— Я буду с тобой предельно честна, Аспен. Хаксли пять лет живет во власти собственного разума. Как бы я не хотела верить в то, что ты сможешь вернуть его домой и убедить продолжить лечение, в котором он отчаянно нуждается, реальность говорит об обратном, и я сомневаюсь, что тебе это удастся. А я не могу путешествовать на дальние расстояния, так как перенесла операцию на тазобедренном суставе несколько лет назад, и теперь поездка на машине больше двадцати минут доставляет мне адские боли. Я осознаю, что это будет травматично для моего сына, но, наверное, обращение к властям — это единственно правильное решение.

— Нет, — произнес я настолько твердым тоном, что сам напрягся от этого, — не нужно на него так давить. Позвольте мне попробовать. Я навещал его несколько раз. Мы общались с ним. Может, мне все же удастся завоевать его доверие, доказав, что я не представляю для него угрозы. Если я сообщу ему, что вы ждете его дома, возможно, это повлияет на него, не так ли?

Она улыбнулась, но ее глаза оставались печальными.

— Ты славный парень, Аспен.

— Я просто хочу помочь вам.

И я правда собирался сделать это. Только сейчас, сидя за столом с Аннет, я осознал, насколько это важно для меня.

— Пожалуйста, посоветуйте мне что-нибудь. Обещаю, что я сделаю все, что в моих силах, и буду всегда держать вас в курсе событий.

Отчаянно стараясь убедить ее, я совсем не задумывался о том, насколько растерянным я сейчас выгляжу, и что она услышит между строк в моих уговорах. Выражение ее лица изменилась, и она пристально смотрела на меня. Я знал этот взгляд, так смотрела моя мама на парней, которых я представлял ей. Она смотрела на меня с надеждой, что я именно тот, кто сможет защитить ее сына. Я не хотел открыто говорить ей о своих чувствах, но мысль о том, что она готова довериться мне больше, чем полиции, придавала мне уверенности. Если бы она обратилась к властям, то Хаксли сразу бы обвинил в этом меня, а я не мог этого допустить ни в коем случае.