Фонарик взять с собой никому не пришло в голову, а Крутилин к тому же не очень четко помнил дорогу. Он то и дело подходил к надгробьям и чиркал зажигалкой, но каждый раз недоуменно покачивал головой и двигался дальше.
– Товарищ полковник, – взмолился вовремя одной из таких остановок взмыленный Колодков, вываливая поочередно из каждого башмака по стакану жидкой грязи, – может быть, перекурим?
– Дыми, коли приперло, – отозвался начальник управления, и в его голосе Бороздин уловил нотки обреченности.
Оба опера достали сигареты, а бросивший курить майор Зайцев неожиданно вытащил из кармана спортивной курточки бутерброд с варено-копченой колбасой и стал смачно жевать. Крутилин же шагнул куда-то в сторону и скрылся во мгле.
Вернулся он не скоро, но на его лице, несмотря на ночную пору, можно было разглядеть улыбку радости и даже счастья.
– Неужели могилку надыбали, товарищ полковник? – оживился старший лейтенант.
– Нет, – последовал неожиданный ответ, и лица милиционеров вытянулись.
– Чему же вы так радуетесь? – спросил, похоже, более других обманутый в своих надеждах Колодков.
– Я понял, куда надо идти! – торжествующе объявил начальник окружного управления. – Мы не в том месте свернули. Слишком далеко спустились вниз.
И действительно, они уже оказались едва ли ни на самом берегу речки Сетунь.
– Выходит, вверх теперь надо топать, – печально подытожил Сергей.
Дорога в гору оказалась, естественно, еще тяжелее, и каждый из тянувших и толкавших телегу подумал, что с трупом в добротном дубовом гробу – а именно на такое престижное ритуальное изделие тянул по своему социальному статусу покойник Фролов – будет совсем невмоготу.
Наконец полковник издал нечто вроде победного клича, и все остальные поняли: они добрались-таки до места назначения.
Колодков удивленно обозрел то, что должно было быть могилой:
– А что это тут ни надгробного камня, ни оградки? Как будто здесь бомжа второпях зарыли, а не зятя столичного министра. Вы уверены, товарищ полковник, что это то самое место?
– Вот! Какой-то мерзавец опрокинул. – Крутилин поднял с земли лежащий чуть в стороне небольшой железный крест. – Видишь, что написано? – Полковник поднес распятие поближе к глазам Колодкова. – Фролов Олег Никитич. А то, что могилка еще не оформлена, так это дело времени и воли его тестя. Когда Олег Фролов помер, Яков Михайлович Бондарчук был в загранкомандировке и не попал даже на похороны. Но вот теперь он вроде бы приехал, так что в скорости тут все заделают как надо. Беритесь, ребята, за лопаты. Как запыхаетесь, мы с майором вас сменим.
Колодков взял в руки оба орудия производства.
– Одной, значит, раскапывать, а другой – закапывать. – Он потряс в воздухе сначала штыковой, а потом совковой лопатой. – Одновременно обеими работать несподручно.
– Да уж как-нибудь! – Бороздин, мечтавший только о том, чтобы все это приключение поскорее закончилось, выхватил из рук Сергея совковый инструмент и стал ковырять им мокрую и тяжелую глину.
Колодков секунд десять понаблюдал за его малорентабельными усилиями и глубокомысленно заключил:
– Не выйдет из вас, однако, товарищ капитан, профессионального гробокопателя. Разве что дослужитесь до мелкого осквернителя могил. – После чего снял пиджак и галстук, закатал рукава сорочки и взялся орудовать лопатой с эффективностью многоковшового экскаватора.
Грунт под мокрым и тяжелым поверхностным слоем оказался рыхлым и податливым. Яма быстро углублялась, и оба старших офицера, вытянув шеи, не отрывали от нее глаз.
Между тем Колодков и капитан стояли в могиле уже с головой, однако до логического финала дело все не доходило.
Крутилин и Зайцев стали уже озабоченно переглядываться, когда наконец лопата Колодкова уткнулась во что-то твердое.
– Есть! – воскликнул он и с еще большим пылом стал расчищать показавшийся из могилы гроб.
Но вдруг остановился и с видимым сомнением стал его ощупывать.
– В чем дело, Сергей? – заволновался полковник.
– Гроб-то, между прочим, совсем дряхлый, – объявил старший лейтенант.
– Как так? – выдохнул Курутилин.
Бороздин тоже ощупал трухлявые доски.
– Действительно, старое захоронение, – подтвердил он. – Видно, тут уже хоронили кого-то из родственников Фролова либо Бондарчука. – И капитан, выбравшись из ямы, добавил: – Так, собственно, и должно было быть. Ведь могила-то на старом месте, в самом центре кладбища.
– А где же гроб Фролова? – спросил его полковник с таким ошарашенно-комичным видом, что Дмитрию, несмотря на безусловный драматизм и даже трагичность ситуации, стоило немалых волевых усилий сдержать смех.
– Дорогое, видно, было изделие, вот и увели, – на полном вроде бы серьезе предположил Колодков, тоже поднимаясь на поверхность. – Поди, не меньше десяти штук баксов домовина-то стоила.
Полковник окинул его диким взором:
– А ты хорошо посмотрел внутри, Сергей?
Этот вопрос показал Бороздину, что начальник управления сейчас явно не в себе, но и сам капитан не мог взять в толк, что же такое произошло с гробом, а главное, с трупом, к которому, собственно, у них и было дело.
– А Фролова точно здесь закопали? – робко спросил Зайцев полковника, который теперь неотрывно сверлил взглядом свежевскопанную яму, словно пытаясь разглядеть на ее дне нечто такое, что укрылось от взоров его нерадивых сотрудников.
– Я сам был на похоронах, крышку гроба на моих глазах заколотили, – последовал исчерпывающий ответ.
– А когда это было? – поинтересовался Колодков.
Вроде бы несколько оклемавшийся полковник стал загибать пальцы:
– Вторник, среда… Девять дней назад.
– Девятины, значит, сегодня, – заключил старший лейтенант. – Выходит, друзья и близкие на могилку нынче придут, чтобы Олега Фролова помянуть. А покойничка-то на месте и нет. Он, оказывается, ноги сделал. Вот смеху-то будет.
Крутилин встрепенулся:
– Зарывайте эту яму немедленно!
Опера дружно взялись за лопаты, и вскоре уже катили телегу к выходу из кладбища.
– Чем завтра заняться думаешь? – спросил Зайцев Дмитрия.
– По какому делу?
– У тебя сейчас одно дело: анонимка по поводу Шуйского и убийства Фролова.
– А убийство самого журналиста?
– Пусть им Дроздов занимается.
– А исчезновение трупа Фролова?
Майор покачал головой:
– Это – не твое. Это – Крутилина. Больше у тебя никаких направлений не наметилось?
– Только «Склиф». Там умерли все четыре упомянутых в анонимке фигуранта.
Зайцев с любопытством взглянул на капитана:
– Думаешь, есть за что зацепиться?
– Может быть.
– Тогда отсыпайся и езжай в «Склиф». Колодков будет в управлении – он мне нужен там.
Отоспаться Бороздину толком опять не удалось. Сон не шел, а когда удавалось-таки на короткое время забыться, снилось нечто неопределенное, но такое кошмарное, что Дмитрий заставлял себя немедленно проснуться.
Смирившись с бессонницей, капитан открыл глаза и принялся выстраивать версию, хоть как-то объясняющую события вчерашнего дня – убийство журналиста и пропажа трупа на Кунцевском кладбище – в свете полученной Крутилиным анонимки. Ему казалось, что все эти эпизоды должны быть связаны между собой.
Ничего путного, однако, в голову не приходило, возможно, потому, что мысли его неуклонно возвращались к «делу Арзаевой», а точнее, к образу самой Азы.
Тогда он встал, включил свет, подошел к серванту и открыл ящичек с документами. Здесь у него лежала фотография Азы Арзаевой. Она была переснята с художественного фотопортрета девушки, что висел в ее квартире. Исполнил эту работу по его, Дмитрия, просьбе (в смысле, за бутылку коньяка) судебный фотограф Юра.
Бороздин взял ее и пошел на кухню в поисках свечки. Лежал у него где-то небольшой огарочек на случай очередной аварии в электросети.
Найдя свечку, он зажег ее, поставил на стол на блюдечке и выключил электролампочку. После чего сел напротив свечи на стул и принялся разглядывать фотографию Азы. Снимок девушки при слегка колеблющемся от потока свежего ночного воздуха через открытую форточку пламени возвращал Дмитрию душевное равновесие. Он в этом убеждался неоднократно.