Профессор Дерон, хирург парижской клиники, скончался от сердечного приступа. Нас было трое, тех, кто знал всю подноготную описанной ниже криминальной истории: профессор, мой непосредственный начальник и я, инспектор Лестрад, проводивший расследование. Поскольку все мы смертны, а теперь нас, посвященных, осталось всего двое, мне представляется необходимым тщательно привести в порядок все относящиеся к происшествию документы, собрать их в единое досье и не дать тем самым времени и обстоятельствам вытравить их из памяти.

Наилучший, на мой взгляд, путь — детально восстановить весь ход следствия. Увы, не получившего законного завершения. Да и нужно ли оно было? Потому что если до конца согласиться с логикой этого дела, то фантастическая история превратится в нечто просто ужасное.

Может быть, вы еще помните нашумевшее три года назад событие., которое в криминальной хронике окрестили «Убийство Малу».

Малу — имя девицы из марсельского полусвета, цеплявшей клиентов в ночном клубе «Магали». В то время газеты уделяли этой истории самое пристальное внимание — сначала три, затем две колонки на первой странице. Но вдруг вместо того, чтобы постепенно, как это обычно бывает, сойти на последнюю, куда-нибудь в самый неприметный уголок, вся информация о ней как-то мигом исчезла. Никто больше об этой сенсации и не вспоминал. Молчок. А все потому, что поступило крайне осторожно выраженное, но твердое распоряжение притихнуть. И газеты, которые то и дело истошно вопят, протестуя против цензуры, ратуя за свободу слова, как миленькие принимают к исполнению такого рода указания, если они сделаны достаточно жестко, хотя и в деликатной форме.

В тот вечер в «Магали» все происходило, как обычно, по заведенному там порядку. Одиннадцать часов. Объявляют номер полюбившейся публике певички:

Изящная головка,

Ладная, ловкая,

Стан бедовый,

Голос медовый,

Чудо — дева:

Поет Ева!

Девицы со своих боевых позиций в баре профессионально окидывают взглядом посетителей, примериваясь к ним. После трех полных недвусмысленных намеков песенок, подкрепленных томными взглядами, якобы нечаянно оголенными ножками и глубокими декольте, в искусно созданном полумраке, клиенты, к тому же изрядно нагрузившиеся, вполне «созрели». Наступает час штурма.

Приемы давно отработаны. Они выступают слаженной командой, как пальцы одной руки, с той только разницей, что их не пять, а восемь.

Еще до появления Евы каждая уже наметила себе жертву, разгоряченную крепкими напитками и будоражащей обстановкой, готовую поскакать за ней козликом в какое-нибудь поблизости расположенное укромное местечко. Ева в этой отработанной тактике выступала всего лишь той каплей, которая переполняла чашу.

Было жарко, душно. Сложнейший букет благоуханий — смесь женских духов, винных паров, табачного дыма, резкого от возбуждения мужского запаха.

Малу, как всегда, сидела на своем постоянном месте — на высоком табурете за стойкой бара. Одна. Поскольку пришла позже обычного и только-только появилась.

Девушкой она была видной, плотненькой и аппетитной, с такой жаркой кожей, что всех, кто ее хоть слегка касался, словно ударяло током. Тонкий аромат духов, запах дорогого мыла. В ночном клубе ее считали особой чувственно-возбуждающей. Она и впрямь обладала удивительной способностью одаривать мужчин таким нежным и многообещающим взглядом, так кокетливо и умело подать глубокий вырез своего платья, что сильный пол буквально таял и непременно сдавался.

Бармен утверждал, что однажды увидевшие ее, но по тем или иным причинам не сумевшие познакомиться клиенты неминуемо возвращались, словно «ошалевшие», и жили после этого только одной мыслью: как бы переспать с ней. Что, впрочем, было делом нетрудным, учитывая ее ремесло. Малу прекрасно осознавала свою притягательность для мужчин и, искренне считая, что счастье — в деньгах, отличалась от остальных девиц из «Магали» особой разборчивостью и требовательностью в выборе партнеров.

Меня вызвали в 13 часов 30 минут 17 января. Сделала это консьержка дома, где проживала Малу, которая никак не могла достучаться до квартирантки.

Естественно, я взял с собой слесаря.

Поднимаясь по лестнице, я не мешал Онорине трепать языком, стараясь не обращать внимания на исходивший от ней густой чесночный запах.

— …Потому что надобно сказать вам, господин инспектор, Малу, несмотря на ее… занятие, ведет очень размеренный образ жизни. Каждое утро я подаю ей к двери молоко. Просыпаясь в полдень, она завтракает, всего лишь кофе с молоком. Прибирается в квартире после утреннего туалета и немного прошвыривается в город, потом обедает, а затем часам к шести отправляется в «Магали». Там она и ужинает, задерживаясь примерно до двух утра. Так вот, сегодня, поднимаясь к жильцу на четвертый этаж, — у него там что-то случилось с краном — я обратила внимание, что молоко все еще стоит перед дверью. Подумала, что она, возможно, еще не встала. Постучала. Ни звука в ответ. А спит она очень чутко. Вновь заколотила. Опять — ничего!

— А вы не пытались открыть дверь? У вас ведь есть запасной ключ?

— Конечно, пыталась, но не смогла. Комната заперта изнутри, а ключ вставлен в замочную скважину.

— Как поздно она вернулась вчера вечером?

— В двадцать минут двенадцатого.

— Откуда такая точность?

— Я как раз посмотрела на часы.

— Она пришла одна?

— Э-э-э… знаете ли… дело в том…

— И все же: была она одна или с кем-то?

— Ее сопровождали.

— Мужчина?

— Естественно, но хозяин запрещает…

— Почему же в таком случае вы позволили ей пройти?

— Потому что она сказала, что это — деловое свидание.

— Но внакладе вы не остались?

— Э-э-э…

— Сколько она вам заплатила?

— Тысячу франков… Сюда, пожалуйста, господин инспектор, дверь налево. Видите, молоко так и не тронули.

Слесарю пришлось повозиться. Ключ здорово заклинило. Пришлось ломать замок.

Малу, задушенная, мертвее не бывает, лежала поперек кровати, как и можно было ожидать, голышом.

Ну вот, опять возникла эта загадка «запертой изнутри комнаты», в которую мне за годы службы уже приходилось упираться рогами… пока не обнаруживался какой-нибудь пустячок, позволявший распутать дело.

Но на сей раз рассчитывать на это, похоже, не приходилось. Помимо двери, были наглухо закрыты и двойные окна. К тому же квартира Малу находилась на четвертом этаже, а пройти через соседние помещения было абсолютно невозможно. Ни камина, ни каких-либо других выходов. Одним словом, полностью закрытое помещение. А преступник испарился.

Я перебрал в уме все возможные варианты.

Самоубийство? Исключено, так как задушить самого себя с такой свирепостью просто невозможно.

Девушка убита где-то в другом месте, а потом принесена сюда? Но и в этом случае убийца не смог бы выбраться из комнаты.

Сообщник извне? Кто тогда закрыл дверь на ключ изнутри? Малу? Но она погибла сразу, убийца жестоко расправился с ней… не без того, однако, чтобы перед этим не попользоваться ее прелестями.

— Вы уверены, что она пришла вчера вечером к себе с мужчиной?

— Никаких сомнений на этот счет, господин инспектор. Я видела его столь же отчетливо, как сейчас вас.

— Как выглядел этот человек?

— Э-э-э… высокий брюнет, усы щеточкой, родинка вот тут — между глазом и левым ухом, в петлице — розетка Почетного легионаnote 1.

— Все?

— Ах, нет. Когда… когда он сунул мне… банкнот, я заметила, что у него не хватает кончика мизинца на правой руке.

— Кончика мизинца? Вы уверены в этом?

— О! Разумеется. Я даже подумала…

— Ладно, ладно. Пожалуй, хватит. И вы не видели, как этот мужчина выходил от нее?