Парклендский госпиталь еще не пришел в себя от первого нашествия, как со стороны Торгового центра нахлынула вторая, еще более мощная волна пришельцев.
Первая машина с членами конгресса развернулась и подлетела к госпиталю с такой быстротой, что выскочивший из нее Генри Гонзалес застал тот момент, когда тело президента выносили из «линкольна».
Последними о несчастье узнали седоки злополучного автобуса для «Весьма важных лиц». Им было сказано следовать прямо к черному входу Торгового центра.
Внезапно д-р Беркли почувствовал, что случилось что-то ужасное. Сама атмосфера была зловещей. Какие-то незнакомые люди ходили вокруг. Безудержно рыдая, корреспондент «Нью-Йорк геральд трибюн» Даг Кайкер выкрикивал:
— Ах, эти распроклятые сукины сыны!
Д-р Беркли, за которым неотступно следовал помощник главного фармацевта, остановил агента охраны Бергера, собиравшегося уехать на полицейской машине. Они вместе помчались вдоль бульвара Гарри Хайнса.
Всего через несколько минут после того, как президента внесли в отделение «скорой помощи» госпиталя, д-р Беркли подъезд к этим же дверям.
Территория Парклендского госпиталя все больше напоминала свалку старых автомашин. Все подъездные дороги и лужайки были буквально усеяны машинами без седоков, некоторые с работающими моторами, почти все с настежь распахнутыми дверцами. Все машины стояли кое-как, в причудливом беспорядке.
В самом госпитале, в отделении «скорой помощи», царил полный хаос.
Если пренебречь чисто внешней стороной дела, то именно городские госпитали в большей степени, чем другие общественные учреждения, приспособлены к тому, чтобы успешно справляться с подобного рода паническими ситуациями. Однако вряд ли другое медицинское учреждение в мире смогло бы удовлетворительно выдержать это испытание. Госпиталь заполнили полчища посторонних лиц высокого ранга — в результате чего не могло быть и речи о какой-нибудь дисциплине.
Наиболее послушной, как это ни странно, оказалась группа представителей прессы. Их появление в госпитале до смерти напугало Джека Прайса. По его указанию Стив Ландрегэн, сотрудник госпиталя, занимавшийся вопросами информации, отвел их в комнаты для занятий №101—102 в другом крыле госпиталя. Здесь большинство журналистов и пребывало в терпеливом ожидании официальных новостей. Работники прессы отнюдь не шли на какое-то самопожертвование. У них было соглашение о получении информации о поездке президента, и они авали по собственному опыту, что если они все вместе дождутся секретаря президента по вопросам печати, то никто из них не будет в обиде.
Гораздо больше хлопот начальнику госпиталя Прайсу причинял его собственный персонал. Он умолял их вернуться в палаты. Они возражали, и не без основания, что не могут уйти, так как без них нельзя будет справиться с пациентами. Ходячие больные протискивались в каждую щель, и никакие уговоры не могли заставить их вернуться в палаты. Один больной, обращаясь к медсестре, изрек:
— Президент умер, так почему же нельзя на него посмотреть? Ведь мертвому это безразлично.
Не подумав, медсестра сказала, что надо уважать горе Жаклин Кеннеди.
— Как, Джекки здесь? — завопил больной. — Где она?
Его удалось увести только силой.
В сложившейся ситуации секретная служба обязана была без промедления создать настоящий кордон вокруг госпиталя. Однако происшедшая катастрофа неожиданно обнаружила один ранее скрытый порок — преданность отдельных агентов охраны конкретному человеку, а не должности. Пока у власти был Кеннеди, вся система управления работала безотказно. Сейчас весь прежний порядок был безнадежно нарушен. Теоретически начальником охраны продолжал оставаться Рой Келлерман. Однако Эмори Робертс уже один раз дал понять, что не признает «го старшинства. Поэтому сейчас, когда Рой приказал всем агентам из машины „хавбек“ охранять входы в госпиталь, никто даже не потрудился сообщить ему, что его приказание не может быть выполнено, так как Роберте уже поставил перед ними иную задачу.
Большинство агентов вообще ничего не докладывало ему, что, впрочем, было не так уж плохо, поскольку любая стычка Келлермана и Робертса в эту минуту только завела бы в тупик.
Поскольку президенты сами подбирают начальников для своей личной охраны и Келлерман был не известен Линдону Джонсону, то судьба Келлермана тем самым была предрешена. Но было неясно, кто же все-таки станет его преемником. Сейчас Джонсона охранял Робертс. Однако до него этим занимался Янгблад. К тому же Янгблад был личным протеже Джонсона. Таким образом, секретная служба, которая должна была бы являть собой символ преемственности, пребывала в состоянии полного разлада.
По существу, у агентов охраны, как и у других членов президентской группы, не было высшего начальника, и они были столь же ошеломлены случившимся, как и все остальные. Меньшинство продолжало охранять Кеннеди (Келлерман, Хилл), остальные (Янгблад, Робертс, Джонс) перешли в охрану Джонсона. Почти все исходили из личной привязанности. Никакого осмысленного плана, никакой продуманной системы не существовало. Неизбежным следствием всего этого была анархия. В этом отношении весьма поучительны наблюдения сиделки госпиталя Ширли Рэндал. Она вспоминает, как через несколько секунд после того, как стрелки часов достигли 12.35; ее окружили какие-то незнакомцы, которые «ворвались с огромными пистолетами в руках». Она сначала решила, что попала в руки «каких-то уголовников».Общая напряженная атмосфера усугублялась еще и тем, что система телефонной связи госпиталя была не в состоянии справиться с обрушившимся на нее потоком вызовов. Госпитальные телефонистки очень скоро обнаружили, что все их внешние линии заняты — по всей вероятности, людьми, которые, набирая 9, пытались соединиться с городом.
Наступил момент, когда все 12 сигнальных ламп зажглись одновременно на щите телефонного коммутатора, сигнализируя о полной перегрузке. Можно было подумать, что потребность в связи настолько превзошла имеющиеся возможности, что отделение «скорой помощи» могло оказаться совершенно отрезанным от внешнего мира. Однако этого не случилось. Даже в течение первого получаса, когда напряжение достигло своей наивысшей точки, лица, сопровождавшие президента, многократно звонили в Вашингтон и другие города. Бесперебойно действовал телефон, находившийся на посту дежурной сестры, — место, превращенное секретной службой в командный пункт. Верховной власти ни на минуту не угрожала изоляция.
Оставив тело президента на каталке в палате № 1, Келлерман, Хилл и Лоусон поспешили в кабину дежурного врача, огороженную стеклянной перегородкой, — помещение, находившееся как раз напротив того места, где ожидала Жаклин Кеннеди. Дежурный санитар помог Келлерману соединиться с городом. Рой спросил у Лоусона номер телефона правительственного пункта связи в Далласе.
— Риверсайд 1-3421, — ответил Лоусон. Хилл тут же набрал нужный номер. Келлерман назвал себя телефонистке и сказал:
— Немедленно соедините меня с Вашингтоном! Не занимайте эту линию и не разъединяйте нас.
Дежурный телефонист Белого дома соединил Келлермана с коммутатором, находящимся в восточном крыле. К телефону подошел начальник группы агентов секретной службы Джерри Бен.
— Сверьте часы, — сказал ему Рой. — Сейчас у нас 12. 40. (Часы Бена показывали 12. 39 по восточному стандартному времени, то есть отставали на одну минуту. — У. М. ) Мы находимся в Парклендском госпитале, — продолжал Рой. — В него стреляли. Ошеломленный Бен спросил:
— О чем вы говорите?
— Его ранили, — сказал Рой. — Он еще жив и находится в операционной «скорой помощи». Он и губернатор Коннэли — оба ранены выстрелами из ружья. Не вешайте трубку! Мы должны все время поддерживать связь. Я буду держать вас в курсе событий.
Связь непрерывно поддерживалась даже после того, как Бен сошел вниз, в кабинет специального помощника президента по административным вопросам Джека Макналли. Так начались бесконечные переговоры, которые продолжались вплоть до понедельника и велись сначала из помещений в восточном, а затем в западном крыле Белого дома. На одном конце провода был Бен с бледным как мел лицом, на другом — Келлерман и оставшиеся с ним агенты охраны Кеннеди. Узел связи Белого дома мог в любое время подключить к этим переговорам другие телефоны. Так, в одну из пауз, когда Клинт Хилл слышал в телефонной трубке, как учащенное дыхание Бена становилось все более прерывистым, он услышал щелчок, за которым последовал знакомый ему женский голос, произнесший:
