— Алло? — вопросительно сказала она в трубку. Айрес было начал фразу:

— С вами желает говорить президент… — но спохватился и Вместо этого сказал: — С вами будет говорить господин Джонсон, — и передал ему трубку.

Глядя в лицо своего супруга, Леди Бэрд поняла, что это был, вероятно, самый трудный в его жизни разговор. Прикрыв своей большой ладонью трубку, Джонсон шепнул:

— Что я могу ей сказать? Затем он отнял руку и скапал:

— Видит бог, как я хотел бы вам помочь. Роз Кеннеди ответила:

— Мы знаем, как вы любили Джека и как он любил вас.

— Здесь Леди Бэрд, — сказал президент, — она хочет поговорить с вами.

Лиз Карпентер показалось, что он так настойчиво протягивал трубку своей жене, словно она жгла ему руки.

— Ах, госпожа Кеннеди, — начала новая первая леди и запнулась. Затем, понизив голос почти до шепота, она сказала именно то, что следовало сказать матери, потерявшей сына:

— Мы все должны понять, каким неоценимым даром для нашей родины были годы, отданные ей вашим сыном.

— Благодарю вас, Леди Бэрд, — ответила Роз Кеннеди.

Затем Джо Айрес организовал второй разговор по радиотелефону, и чета Джонсонов поговорила с Нелли Коннэли в Парклендском госпитале. Прислушиваясь к разговору, Клиф Картер понял, что у Нелли хорошее настроение. По-видимому, супруг ее чувствовал себя лучше.

«Подкабинет», Верховный суд и руководители конгресса прибывали в аэропорт Эндрюс группами. Некоторые были доставлены на вертолетах, другие воспользовались автомашинами аэропорта. Все они явились вопреки просьбам Роберта Кеннеди. В 16. 30 министр юстиции советовался по телефону с Сарджентом Шривером о том, как организовать перевозку тела президента с аэродрома. Шривер высказался в пользу вертолета. Это позволило бы избежать скопления толпы зевак в деловой части Вашингтона, что, подчеркнул он, было бы тяжелым зрелищем для вдовы. Боб сказал:

— Пусть и то и другое будет наготове. Решать должна она сама.

Немного погодя Шривер снова позвонил Роберту Кеннеди и сказал, что буквально все намерены ехать в Эндрюс встречать самолет. Не решен только вопрос о старшинстве.

Кеннеди пришел в ужас. Он считал, что на аэродроме не должно быть никого, кроме него самого, Макнамары и генерала Тэйлора. Ему даже не приходило в голову, что может собраться целая толпа людей. Он сказал Шриверу:

— По-моему, это не самая удачная идея. Это совершенно излишне.

В Белом доме были озадачены. К телефону подошел Артур Голдберг.

— Боб, — сказал он, — ты неправ. Это ne чье-то личное дело. Речь идет о президенте Соединенных Штатов Америки. Я думаю, мы все должны поехать.

— Джекки сейчас меньше всего хочет видеть толпу.

— Мы обязаны сделать это ради президента и даже ради нее. Нельзя превратить это в личное дело. Журналисты будут там при всех обстоятельствах. Обязательно приедут и дипломаты. Подумай, как все это будет выглядеть, если там окажутся одни иностранцы и… ни одного американца?

Последовала пауза. Затем Кеннеди сказал:

— Если хотите, поезжайте. Я не собираюсь спорить по этому поводу.

Он не мог знать, что по этому поводу в Белом доме уже велись ожесточенные споры. Энджи Дьюк, выступая в роли официального арбитра в вопросах, касающихся протокола, первый решил, что никто не должен ехать на аэродром Эндрюс. Когда об этом решении сообщили заинтересованным лицам, оно сразу же вызвало сопротивление. Гарриман, как и следовало ожидать, решил попросту игнорировать это указание. Хэмфри позвонил Дьюку из восточного крыла Белого дома.

— Пошли вы к черту, — отрезал он, — я все равно еду в аэропорт. Дангэн думал, что Дженкинс, Риди и некоторые близкие сотрудники Кеннеди все же должны быть на аэродроме. Тед Соренсен колебался, но решил, что, если поедут другие, он присоединится к ним. Банди указал, что по долгу своей службы он обязан встретить прибывших у трава. Клифтон позвонил ему с самолета и сообщил, что новый президент хочет видеть его сразу на аэродроме. Тогда Дьюк усомнился в правильности своей позиции. Он понял, что Голдберг был прав. Никто не мог запретить послам приехать на аэродром. И Дьюк отменил свое первоначальное решение.

Когда наступили сумерки, министр юстиции позвонил последний раз Макнамаре и вместе со споим помощником Гутманом направился к нему в Пентагон.

Сидя с Гутманом и машине, Роберт Кеннеди обсуждал с ним псе последствия постигшей их катастрофы, но ни словом по обмолвился о своей невосполнимой личной утрате и разрушенной карьере. Он говорил о невероятных масштабах этой трагедии, об ударе, перенесенном Джекки, о горе, обрушившемся на родителей, и неопределенности будущего страны. Либеральные убеждения министра юстиции, подобно убеждениям президента Кеннеди, рыли гораздо сильнее, чем это думало большинство либералов, и эти убеждения прорывались наружу во время поездки.

— Люди даже не подозревают, насколько консервативен Линдон, — сказал Роберт Кеннеди уже в Пентагоне, когда они поднимались наверх в персональном лифте министра обороны. — Произойдет очень много перемен.

Макнамара приветствовал их. Оба министра обменялись долгим и крепким рукопожатием. Затем Макнамара накинул пиджак. В это время к ним присоединился генерал Тэйлор. Последовало еще одно молчаливое приветствие. Гутман остался в секторе «Е», а они втроем направились к расположенной в южной части здания Пентагона вертолетной площадке. Отсюда, пересекая Потомак, они вылетели в Эндрюс. После прибытия на аэродром между Кеннеди и Макнамарой состоялся краткий разговор. Министр юстиции предложил министру обороны вместе с ним взойти на борт самолёта 26000, когда тот приземлится. Но Макнамара покачал головой.

— Мне неудобно это делать, Боб, я не член семьи, — ответил он и отошел в сторону. Приехав в Белый дом, Сарджент Шривер повесил свое пальто в приемной доктора Травелл. Провожая Теда и Юнис Кеннеди, он оставил пальто в приемной и, когда вернулся, обнаружил, что пальто исчезло. Он был уверен, что в Белом доме не может быть краж, и решил, что кто-то из охраны, вероятно, повесил пальто в шкаф. Позднее выяснилось, что пальто все же украли, и Шривер был крайне возмущен этим. Это было чудесное пальто из темно-серой кашемировой ткани и почти новое. Оно было куплено менее трех лет назад. Внезапно Шривер почувствовал острую боль: пальто было приобретено им для участия в церемонии вступления в должность президента Кеннеди.

Вскоре Шривер забыл о пальто. Сейчас он представлял семью Кеннеди в Белом доме. Ему предстояло заняться бесчисленными деталями и нерешенными проблемами, связанными с похоронами.

Американцы привыкли все делать быстро. Поэтому никто не усматривал ничего из ряда вон выходящего в том, что похороны президента состоятся в понедельник. Европейцы, привыкшие к помпезным церемониям, были поражены этим известием. В Лондоне герцог Норфолкский приступил к работе по подготовке государственных похорон Уинстона Черчилля еще с начала 50-х годов. Он даже потребовал целую неделю для репетиции похорон после того, как Черчилль скончался.

Группе людей было поручено составить списки близких друзей президента. Когда Эдлай Стивенсон приехал в Белый дом, у него спросили его мнение о соблюдении протокола во время траурной церемонии. Но главными советниками в этих вопросах были Дьюк, принесший из госдепартамента досье с описанием похорон Рузвельта, и подполковник Миллер. В 15. 42 Шриверу и Дангэну стало известно, что самолет № 26000 приземлится на аэродроме Эндрюс. В 16. 30 они уже уточняли, кто должен ехать на аэродром, и Дьюк направил туда сотрудника протокольного отдела. Ему предстояло заняться дипломатами. Затем у Шривера состоялось первое сугубо предварительное обсуждение порядка предстоящих похорон.

Начальник церемониала Вашингтонского военного округа подполковник Миллер пояснил, что государственные похороны предусмотрены для президентов, лиц, избранных на пост президента, но не успевших вступить в эту должность, а также для всех тех, кого президент страны сочтет достойным торжественного погребения. Основное отличие государственных похорон от простых официальных похорон заключалось в том, где и как должен быть выставлен гроб с телом умершего. Подполковник Миллер набросал два варианта: поместить тело для прощания в Восточном зале Белого дома или в Большой ротонде Капитолия. Если будет решено хоронить президента в Бостоне, объяснил полковник, гроб может быть доставлен туда специальным поездом, самолетом или на борту эсминца. Шривер заявил, что похороны в Бостоне исключены. Независимо от решения Жаклин Кеннеди, он был убежден, что следует думать только об Арлингтонском кладбище.