С позиции видения каждый человек виден как «светящееся яйцо». Дон Хуан поясняет ученику: «Люди как бы сотканы из волокон света, вроде белой паутины. Очень тонкие нити, струящиеся от головы к пупку и обратно. Человек похож на яйцо из подвижных световых нитей. Его руки и ноги – пучки лучей... Человек тесно связан со всем окружающим, но касается окружающих вещей не руками, а длинными волокнами, исходящими из живота. Волокна поддерживают человека в равновесии, придают устойчивость». Подобное видение человека влечет за собой и особое отношение к нему: раз эта «яйцеобразность» [*] представляет собой истинную природу человека, то это значит, что человек (обычный) кардинальным образом измениться не способен. Таков ответ на благие порывы Карлоса, который поначалу думает о том, как «облегчить участь своим ближним». Бессмысленно ратовать за спасение человечества, заниматься социальным реформаторством: все это пустое. Царь ничем не лучше бедняка: оба они суть «светящиеся яйца» и рано или поздно разделят участь всего живого на земле.

Впрочем, дон Хуан не проповедует индивидуализм; единственное, что занимает его, – это «путь воина». От обычных людей воина отличает тщательно выверенная стратегия своего образа жизни. В его жизни нет ничего случайного и неопределенного, ничего лишнего и привязывающего. Воин всегда знает, что и как ему нужно делать или не делать. Способ подобной жизни, который позволяет воину существовать наиболее правильным образом, дон Хуан именует безупречностью. Воин обязан быть безупречным, если хочет сохранить в целости свою жизнь и достичь поставленных целей. Безупречность есть, во-первых, постоянное осознавание ситуации, «сканирование» ее наилучшим образом, молниеносное просчитывание вариантов, во-вторых, дейст-вование исходя из данной ситуации. Другими словами, надо действовать здесь и сейчас, безукоризненно исполняя роль, которая тебе досталась – твоими ли усилиями или благодаря «социальному заказу». Безупречность – это умение быть естественным в любой ситуации, даже если все твое естество бунтует против подобного положения. Дон Хуан постоянно учит Кар-лоса правильно вести себя, поскольку на кону стоит жизнь, уникальная и единственная. Он ругает его за случаи небезупречности, например, когда ученик от нечего делать заходит в какой-то трактир и участвует в забавах пьяных индейцев. Немного погодя Карлос чуть не становится жертвой женщины-колдуньи Каталины, и дон Хуан объясняет ему: «Ты вел себя небезупречно, а шутить с „силой" нельзя!»

Понятие «воина» в том контексте, который использует Кастанеда, совпадает с понятием «маг». Дон Хуан постепенно вводит Карлоса – против воли последнего – в мир магии, мир причудливых, необычайных связей между феноменами, в мир, где с тобой пытается подружиться «чертова травка», а слепые ящерицы рассказывают о том, что происходит за тысячи миль. Судя по всему, Кастанеда не выделяет в магии черную и белую стороны. Кроме того, описываемая им магия вырвана из конкретной этнической традиции. Только начиная с четвертой книги («Сказки о силе», 1974) все чаще утверждается, что учение дона Хуана вписано в традицию неких шаманов древней Мексики, действовавших на протяжении многих столетий. Однако и в этом случае данное «учение» Выглядит не столько как выражение и обобщение религиозной культуры определенного этноса (толтеков), сколько как тщательно скрываемое эзотерическое наследие, которое резко отделяет себя от профанных представлений. Магия дона Хуана – своеобразная Касталия посреди мира чужеродного, враждебного: никому, в том числе самим индейцам, она не нужна. В «Учении» дон Хуан с горечью говорит ученику о том времени, когда он стал таким сильным (под влиянием «чертовой травки»), что убил человека ударом кулака и перевернул тяжеленный валун, который не смогли сдвинуть с места два десятка человек. И что с того? Он добился лишь, что напугал этим своих односельчан. Повседневный мир самодостаточен; ему довольно и той «силы», которую он имеет. Магическая же сила страшит людей.

Понимая это, дон Хуан, стремясь сохранить преемственность своей линии, применяет к своему тяжеловесному ученику серию обманчивых уловок. Он завлекает его к себе постепенно: ведь мир воина труден и опасен и человек здравого смысла ни за что не согласится поменять на него привычные и предсказуемые условия своего существования. «Есть такое правило, – поясняет учитель, – человек знания должен заманить своего ученика в западню». Подобный способ, возможно, покоробит «нормальное» сознание, которое привыкло к более свободному выбору. Однако, как известно, «учитель появляется тогда, когда готов ученик»; и можно сопоставить встречу Карлоса и дона Хуана с властным призывом «Следуйте за мной!», который бросил Иисус своим первым ученикам, превратив их из скромных ловцов рыбы в «ловцов человеков». И в том и в другом случае, как бы ни различались в целом обе традиции, учитель подмечал в пришедших к нему людях ту степень духовной зрелости, которая могла сделать их хорошими учениками.

Когда Карлос впервые встретился с доном Хуаном на автобусной остановке, у него и в мыслях не было, что он станет учеником колдуна. Он считал, что сам делает честь темному индейцу, согласившись взять у него информацию о свойствах лекарственных растений. И не заметил, как оказался на крючке: «темный индеец» подцепил его необыкновенным гипнотическим взглядом, что заставило самоуверенного американца растеряться, а потом и отправиться к этому мастеру-травнику разбираться в том, что же с ним произошло. И с каждым месяцем втягивался в свое ученичество все больше и больше, пока сам не стал магом.

Ученик, появляясь у наставника, по большому счету не знает, чего же он по-настоящему хочет. Он смутно чувствует, что жизнь, которую он ведет, не вполне правильна, однако отказываться от нее поначалу не собирается. Требуется определенная хитрость учителя, чтобы ученик простился со своей прежней жизнью. Если хитрость удалась, то учитель незаметно заводит его настолько далеко, что оказывается, что обратной дороги уже нет. Либо смерть, либо знания; третьего не дано.

Поначалу Карлос имеет столь жесткую структуру мышления, что не может усвоить многозначную логику мага. Он все пытается объяснить по-научному, подыскать рациональное объяснение совершенно непостижимым вещам. Зная, что это невозможно, дон Хуан расшатывает затвердевший внутренний мир ученика психотропными веществами, такими, как пейот, дурман, «дымок». Принимая их, зачастую борясь со страхом, Карлос приучается к мысли, что существуют иные пласты реальности, не доступные обычному восприятию.

Первые две книги Кастанеды отличаются от всех последующих как раз этим своим подчеркнутым интересом к психоделическому аспекту «пути воина». Впоследствии в «Колесе времени» дон Хуан невозмутимо назовет комплекс тех средств, которыми он вначале опутывал своего ученика, псевдошаманским вздором: «Занятия всей этой чепухой всегда развлекали меня... я обманывал тебя, удерживая твое внимание теми предметами твоего мира, которые вызывали у тебя глубокий интерес... Все, что мне было нужно, – твое безраздельное внимание»[*]. Дон Хуан достиг своей цели; однако прием галлюциногенов не только оказал разрушительное воздействие на привычные стереотипы ученика, но и истощил его нервную систему. Карлос на два с лишним года покинул наставника. В интервью Кейту Томпсону (1994) [*] Кастанеда признавался, что «за использование психотропных средств приходится платить – физическим и эмоциональным истощением. Мне потребовались месяцы, чтобы прийти в себя». «Придя в себя», ученик продолжил обучение, а дон Хуан стал постепенно смещать в нем акценты, поскольку «внимание» было уже окончательно завоевано. Но этому посвящены более поздние книги. Именно в них появляются и развиваются столь важные понятия кастанедовской системы, как «стирание личной истории», «намерение», «остановка мира», «сталкинг и сновидение», «точка сборки», «второе внимание», «нагваль [*] и тональ» и многое другое; все большее место занимают женские персонажи и их «энергийный» приоритет над мужчинами. Наконец, появляется «группа дона Хуана», связанная с традицией древних толтеков, и вводится ряд мифов, укрепляющих достоверность «хуанизма», если использовать терминологию Р. де Милля.