— Нравится, — прошептал он. — Кому принадлежит центр подготовки? Кто создал его? Турки? Мусульмане?

— Генерал Дудаев.

— Умница! — похвалил он. — Ты самая сексуальная женщина на свете… Зачем Алику понадобился этот лысый?

— Он специалист по диверсионно-разведывательной работе.

— Ты повезешь его в Турцию?

— Да, он подписал контракт… О, какой ты садист! У меня никогда не было садистов… Говорят, они самые сильные мужчины…

Грязев резко вскочил, оставив ее на постели, швырнул в распахнутые руки подушку. Он и в самом деле боялся сделаться садистом, поскольку чувствовал желание ударить ее, схватить за волосы, бросить на пол. И это уже было не от воздействия психотропика…

Он не помнил, когда подписал контракт, тем более не знал, каковы его условия, что обязались стороны и какая ответственность наступает в случае невыполнения его пунктов. По всей видимости, серьезная: эти люди не обходились полумерами, уговорами, силой убеждения. Они предпочитали вещи более суровые, но, несмотря ни на что, Грязев не собирался ехать в Турцию и обучать там неких наследников великого Шамиля. Надо было бежать отсюда немедленно, пока не появился Мангазов и пока его законная жена тискает в постели подушку. Он натянул спортивный костюм — своей одежды нигде не оказалось, — не включая свет в передней, обследовал запоры на стальной двери…

Хозяин этой «клиники» предусмотрел все: дверь имела внутренний сейфовый замок. Искать в потемках ключ — если таковой был в квартире — безнадежное дело, спускаться из окна двенадцатого этажа по гладким, облицованным плиткой стенам — голливудский трюк. Придется еще раз возвращаться в спальню к жене… А оттуда беспрестанно доносился режущий душу стон и сдавленный крик. Выпущенный из сосуда джинн требовал бесконечного удовлетворения…

Законная жена висела на двери, взявшись за обе ручки и пропустив ее между ног. На белеющем во мраке лице чернел страстный полуоткрытый рот и вздувшиеся ноздри.

Он не смог выдержать этого, оторвал ее от двери и положил на тахту. Она уцепилась за него руками и ногами, что-то пыталась говорить, но из горла вырывался лишь долгий крик, очень похожий на крик ночной птицы.

Спрашивать, где ключ от входной двери, не имело смысла. Да и язык бы не повернулся…

В тот момент, которого она так желала и к которому стремилась, Лариса потеряла сознание. Лежала словно мертвая, раскинув руки и ноги, в позе самоубийцы, прыгнувшего со скалы в пропасть, безвольная и раздавленная. Грязев включил ночник, поднес зеркало к ее полуоткрытым губам — дышала и зрачки реагировали на свет. Он смочил салфетку коньяком, отер ее лоб и виски, область сердца. Лариса шевельнулась, с трудом подтянула ноги к животу, сжалась в комок — обморок перешел в глубокий сон.

Грязев вылил остатки коньяка «Двин» в раковину, налил в бутылку другого, без зелья, и оставил на подносе. Если психотропик и имел какой-то привкус, все равно вряд ли кто-то решится его пробовать. Он сел возле спящей и непроизвольно стал гладить по волосам. Было жаль ее, но не настолько, чтобы ехать за ней в Турцию. Он прикинул, чем можно поковыряться в замке, — и этому когда-то учили, правда, не пригодилось: на практике это легче делать пластиковой миной или гранатой. Побродив по квартире, он скоро успокоился: как-то уж не с руки бежать от женщины. Одно дело — отомстить разведчику, и другое — пользуясь беспомощным состоянием, уходить из-под ее надзора. Голубой Алик спросит круто, а она и помнить-то ничего не будет. Лучше уйти от Алика на его глазах, тем более впереди — свадебное путешествие, дорога — самая благоприятная обстановка…

Лариса очнулась через час, на улице светало и начинался дождь. Грязев поцеловал ее вялую руку, сделал вид, что пытается приласкаться, хотя ощущал отвращение.

— Не хочу, — проговорила она одними губами. Глаза смотрели мимо, перебегали с предмета на предмет — что-то усиленно вспоминала…

— Ты прекрасна, — пробормотал он, словно выплюнул битое стекло. — Ты самая очаровательная на свете…

— Дождь идет, — сказала Лариса. — Утро… Мы едем в свадебное путешествие.

— Ты счастлива? — заулыбался он. — О, ты в предвкушении, да? Представляешь: белый пароход, море, чайки… Что там еще?.. А почему ты не принесла мне кофе? Хочу кофе!

Она посмотрела выразительно: еще не могла скрыть своих истинных чувств к «лысому». И тут же опомнилась, исправляя ошибку, погладила его по голому черепу:

— Прости, милый… У меня почему-то болит низ живота. Такая сильная боль… Не знаю почему.

Память у нее отшибло напрочь. Грязев дотянулся и погладил живот:

— Сниму боль… У меня волшебные руки!

— Может быть, я забеременела? — вдруг предположила она.

— Это было бы замечательно! — подскочил он. — Ты бы родила мне…

Поворачиваемый в железной гулкой двери ключ был слышен на всю квартиру, как своеобразный сигнал. Лариса вмиг забыла о боли.

— Шестой час! За нами пришла машина!

— Идем! — воскликнул он и схватил спортивные брюки.

— Брось эту дрянь! — велела она и, распахнув створки белого шкафа, вынула белоснежный костюм-тройку. — Хочу, чтобы ты был красивым и элегантным.

В коридоре уже слышались шаги Мангазова.

— Молодые, пора! — поторопил он бодрым, веселым голосом. — Вас ждут дальние страны!

Грязев побрился, протер лицо лосьоном и обрядился в костюм. Все был прекрасно, разве что чуть смущала «бабочка» с рубином. Как бы крадучись, он плеснул себе в стаканчик «Двина» и выпил.

— Не злоупотребляй моей добротой! — засмеялась она и погрозила пальчиком. — Нам в дорогу!

Лариса обрядилась в какой-то белый, индийского типа наряд с широким легким шарфом, который можно было набрасывать на голову, попросила застегнуть жемчужное ожерелье на шее, молниеносно сделала легкий макияж. Потом под восхищенные возгласы Мангазова они пили кофе на кухне, и Грязев, изображая Пашу-дурачка, с блаженной улыбкой сообщил, что его жена — беременна. Алика почему-то это известие слегка расстроило, хотя он не подавал виду, и что-то забалагурил по поводу продления рода, любви к детям и внукам. Скорее всего, беременность не входила ни в расчеты, ни в контракты, ни тем более в инструкцию по обработке «объекта», выданные Вале-Ларисе.

Мангазов пригнал крошечный микроавтобус иностранного производства, с очень удобными раскидывающимися креслами, маленьким столиком и даже холодильником. А кроме того, водительское кресло отделялось толстым стеклом и темной занавеской.

И единственная дверь в этот комфортабельный салон открывалась лишь из кабинки водителя, невзрачного бровастого человека, который не проявлял к пассажирам никакого интереса. Эдакий типичный извозчик.

Два больших чемодана стояли за креслами, притянутые резиновыми жгутами. Никакого морского путешествия не намечалось. Очевидно, Грязева с молодой женой решили везти в Турцию через Чечню и Азербайджан. Никакой мороки с паспортами, визами, кораблями. По дороге возлюбленная накачает коньяком «Двин», и очнешься уже в центре подготовки диверсионно-разведывательных формирований «Шамиль».

— Ангела нам в дорогу! — пожелал Грязев, усаживаясь в кресло.

— Что ты сказал? — насторожилась законная жена, несколько отстраненная, отвлеченная болью в животе.

— Я сказал, милая, что пускаюсь в эту дорогу с ангелом!

Она приняла это на свой счет, улыбнулась и поправила ему галстук-«бабочку», все время поддавливающий, как жесткий собачий ошейник.

Бежать надо было при первой же проверке документов, где-нибудь на посту ГАИ. Демонстративно выйти из автобуса и дать деру. Менты всполошатся, побегут догонять, и лучше, немного подразнив их, позволить взять себя. Они обязательно возьмут Алика с женой, но это уже их проблемы. Учитывая сегодняшнее состояние с преступностью, непременно начнется разбирательство, и тут придется наваливать на себя все смертные грехи, чтобы ни в коем случае не отпустили. Мангазов наверняка выправил хорошие документы, выстроил легенды, так что вроде бы и задерживать не за что…