— Тепленьких взяли, проворонили на х…

— Ты хочешь сказать? — Генерал упер палец в его худенькую грудь.

— Да пошел ты на х… — устало послал тот и отвернулся от видеокамеры.

Спектакль испортил «медвежатник», вращавший ручки кодового замка на сейфе, забывшись, сказал с веселой простотой:

— Готово, товарищ генерал! Отщелкал… Смена радиорубки, как по команде, вскинула головы, видно, показалось, ослышались.

— Ладно, мужики, комедия кончилась, — заключил дед Мазай. — Вам повезло. Все это лишь учения морского спецназа. Верно сказано, тепленьких взяли. А вы проворонили… Вызывайте мне капитана корабля и начальника особого отдела. Объявляйте им тревогу. Думаю, причина для этого есть.

— А документы ваши можно? — несмело спросил офицер.

— Милый мой, какие тебе документы? — вздохнул генерал. — Шпионов надо было ловить раньше, когда собака на палубе залаяла, — еще не поздно было. А теперь вы все пленные, так что выполняй приказ, играй тревогу своему капитану, только не боевую — учебную, чтобы не поднимал шума.

Пока ожидали прибытия на борт командира корабля и особиста, бойцы перешерстили сейф и нашли распоряжение — в определенное время отключать канал космической связи и глушить наземную радиостанцию, Работающую из военного городка локаторщиков. Без объяснения каких-либо причин — нечто вроде обязательного задания, не требующего дополнительной информации. И морячки спокойно выполняли его наряду с множеством остальных требований по службе: никто бы и не стал задавать лишних вопросов. Для боевого корабля это было нормально, приказы командиров не обсуждаются, так что этих ребят остается только пожалеть, ибо после «освобождения» флагмана начнется суровая разборка…

Капитан и особист явились в сопровождении конвоя из «тройки» Головерова, который успел уже разоружить начальство и сообщить, что корабль захвачен морским спецназом. Капитан «Адмирала Кузнецова» с трудом скрывал гнев, смотрел исподлобья и одновременно был отвлеченно-задумчивым, должно быть, сочинял в уме, как станет докладывать командующему флотом. Особист в морской форме капитана второго ранга, какой-то тихий и невзрачный, вежливо козырнул генералу и попросил документы. Генерал увел его из радиорубки на палубу; там сдернул маску с лица и, пока «кавторанг» изучал документы, подышал свежим, по-утреннему чистым воздухом.

— Все в порядке, товарищ генерал, — вымолвил наконец особист.

— У меня-то в порядке, а у тебя, брат, бардак, — облокотившись на леера, произнес дед Мазай. — Флагман можно голыми руками взять. Отпор оказали дог и какой-то похмельный офицер… Я вынужден доложить твоему начальству.

— Разве в этом моя вина? — спокойно сказал «кавторанг». — Вахтенные матросы не умеют стрелять, ни разу не выезжали на стрельбище. Нет патронов. Офицеры не получают зарплаты, нет денег. Нет боевой подготовки, потому что давно уж стоим у причала и не выходим в море — кроме НЗ, нет топлива. Конечно, я виноват, товарищ генерал… Доложите обязательно! Может, хоть что-нибудь стронется с места!

— Хорошо, будем считать, отбрехался, — пробурчал генерал и достал распоряжение. — Это чья бумага?

— Второго помощника, — глянув мельком, определил «кавторанг». — Это касается связи, не моя прерогатива…

— Какими мы словами пользуемся! А кто дал распоряжение второму помощнику?

— Капитан… Через меня не проходило.

— Пошли к капитану! Подскажи-ка, где нам сесть, чтобы почирикать с глазу на глаз?

— Можно ко мне, — предложил особист. Капитан все еще поглядывал недобро, однако не оттого, что испытывал ненависть к командиру спецназа, — скорее всего, переживал позор, павший на его седую голову. И сколько еще падет!

— Вам знакома вот эта бумага? — Генерал положил перед ним распоряжение.

— Кто вам дал ее? — угрюмо спросил капитан, едва взглянув.

— Сами взяли. Корабль-то в наших руках.

— А кто открывал сейф?

— Тоже сами.

Только здесь генерал рассмотрел его лицо: капитан флагмана был еще довольно молодым человеком, возможно, ровесником, но тяжелая фигура и желтоватая седина старили, создавали впечатление пожившего и уставшего от жизни старика.

— Так, — после долгой паузы подытожил он. — Кажется, догадываюсь, в чем дело… Это мы вас глушили?

— Правильно, капитан, нас, — подтвердил генерал. — И меня интересует, кто отдал приказ? Чья инициатива? — Мне — командующим флотом.

— А ему?

— А ему пришла шифровка из Главного штаба ВМС.

— Значит, Москва?

— Кому вы тут еще нужны, сами подумайте? — вскинул, наконец, глаза капитан — синие и по-детски лучистые. — Мы бы и не знали сроду, есть кто в этом городке, нет… У нас своих бед — голова лопается. Ездим по всему Кольскому полуострову, в каких-то кооперативах горючее покупаем, чтобы в море выйти. Тут пережить бы это время, а не играми заниматься.

— Это называется «принцип че-че», — сказал генерал. — Северокорейский способ выживания.

— Мне хоть племени мумба-юмба, — отмахнулся он. — А если заправки топливом не будет, даже в Североморск не сходить… Конечно, голыми руками взяли, радуетесь. Сейчас можно взять!.. Попробовали бы лет семь назад.

— Я не радуюсь, — оборвал его дед Мазай. — При чем здесь горючее, если патруль и вахтенные ходят, как травленные тараканы?

— Травят, вот и ходят! — чуть ли не закричал капитан.

— Не будем ссориться, — миролюбиво заметил генерал. — Последнее дело с соседями ссориться. А мы же соседи!.. Давайте заключим перемирие. Я без всякого скандала освобождаю флагман, даю слово не информировать Москву о результатах учебной операции, а вы, капитан, оставляете в покое наш эфир. Или это можно решить только с командующим?

Капитан сердито пошелестел бумагой, отшвырнул её на край стола.

— Не знаю… Решится ли командующий. Это же приказ Москвы, причем дело щепетильное. Не выполни — вообще кислород перекроют.

— Понимаю, а если компромисс? Пока мы в эфире — молчите, отработаем, хоть на целый день включайте свои глушилки.

— А если нас контролируют?.. Нет, не годится.

Генерал встал, развел руками:

— Что же, капитан, у меня выход один. Вызывайте на борт командующего. Предварительно сообщите, что его… большая пирога в руках спецназа, а вы — в плену, вместе с командой. Все переговоры только с ним. По прибытии командующего я даю телеграмму в ваш Главный штаб…

— Давайте не будем трогать командующего! — обрезал капитан. — Он хороший мужик и прекрасный командир. Не нужно его позорить, и так терпит, ходит со сжатыми кулаками…

— А приказ выполняет!

— Наше дело военное…

— Но приказ-то — подленький! Мы же не враги — свои! И тоже военные.

— Нас втягивают в эти игры! Не объясняя условий… Не выполни — отключат электроэнергию в военном городке за неуплату. Потом воду, тепло, газ… Рычагов достаточно, все норовят голыми руками…

— Ладно, капитан, давай договариваться, — заявил дед Мазай. — Не впутывая никого, глядя в глаза друг другу. Мы здесь готовимся к серьезному делу, не мешай нам.

— Ясно, что к серьезному. Потому и катят на вас…

— Сроки ограниченные, условия жесткие. Так что помогай, капитан.

Он поворочал на столе сжатыми кулаками, желваки отметились на широких скулах поморца, вспыхнули и прикрылись веками голубые чистые глаза.

— Добро… Снимай своих людей и уходи. Пока народ не проснулся. Нам и так позора не расхлебать… Попался бы мне лет семь назад!

— Да я верю, брат, молчи.

— Сейчас же дай команду освободить личный состав, — то ли попросил, то ли приказал капитан. — Нельзя ему чувствовать себя побежденным. У этих матросиков и так комплекс неполноценности. Стыдно письмо домой написать.

Генерал тут же нажал тангенту рации и дал сигнал к отходу. Подал руку капитану.

— Не обижайся, брат. Найдешь горючего — прилетай, посидим, потолкуем. На обратный путь заправлю.

— Не прилечу, — коротко, дежурно пожав руку, сказал он. — После такого позора мне нож к горлу — надо в море выходить. Или уж на берег… К чертовой матери!