Глумов почувствовал, как у него медленно закружилась голова и на секунду сперло дыхание.

— Конечно, — пролепетал он. — Я… я буду счастлив. И непременно приду. И… и все принесу.

— Тогда запишите адрес.

Нинель Даниловна внимательно проследила, чтобы дрожащая рука ее нового знакомого правильно вывела на клочке бумаги название улицы, номер дома и квартиры. Это было весьма предусмотрительно, ибо номер дома Глумов, волнуясь, записал совсем неразборчиво.

Из аптеки Глумов вышел, слегка пошатываясь. Очутившись на улице, он несколько раз глубоко вздохнул, посмотрел по сторонам и, обретя наконец равновесие, торопливо засеменил на работу.

«Что-то надо придумать для Машки, — размышлял он по дороге. — Совещание в тресте? Нет, это уже недавно было. Производственное собрание?… Тоже было. Ну да что-нибудь придумаю. Боже мой, какая удача! Даже сразу две удачи! Ах, Нинель…» И он повторил про себя заветный адрес.

Глумов даже не мог представить, какой сюрприз ждет его сегодня вечером.

Наташа вернулась из горздрава только к концу рабочего дня, усталая, изнервничавшаяся. Боже мой, эти заседания, кто их придумал!

Ее ждала уйма дел. В отделении больны два врача, и палата одного из них перешла к ней. А там три очень тяжелых больных, Наташа волнуется за них каждую минуту. Хорошо еще, что Вера Евграфовна не заболела, на нее не страшно оставить отделение: старая, опытная сестра, получше некоторых врачей. И все-таки, если бы не эти частые совещания… Скоро уже надо бежать за Вовкой и по дороге обязательно зайти в магазин, получить в химчистке свое платье и Вовкину курточку, а вечером обязательно постирать, столько скопилось белья. Или нет, стирать она будет в субботу, а крупное сдаст в прачечную. Хотя там очень долго держат. А сегодня, когда Вовка уснет, она наконец напишет своим старикам, они так всегда ждут ее писем. Старшей сестре Кате она напишет отдельно, у нее же больна Леночка и может заболеть Галка, как они их там разделили? Мама, наверное, сбилась с ног, ведь Катя и Валерий целый день на работе, они тоже врачи. Ой, как хочется всех их повидать! Летом она с Вовкой непременно поедет к ним. Только до лета еще…

Наташа бежала уже по больничному двору, соображая, что она купит в магазине. Если в мясном не будет очереди… впрочем, очередь, конечно, будет. Тогда она возьмет молока, пачку творога, яйца, хлеб, не забыть бы хлеб! И еще на утро ряженку. Вовка ее обожает.

Она свернула по асфальтовой дорожке к своему корпусу, увидела знакомую цифру «7» в белом квадрате на желтой оштукатуренной стене, приоткрытую дверь…

Солнце уже зашло за крыши домов, синие тени деревьев легли на искристый, белый снег вокруг.

Наташа неожиданно подумала о Лобанове: вон там, около двери, он ее ждал и курил. И ужасная у него работа, никогда, наверное, нельзя быть за него спокойной. Наташа улыбнулась и насмешливо сказала себе: «А собственно говоря, тебе-то почему надо за него беспокоиться? Вот если бы…» Ей стало стыдно додумывать эту мысль до конца. Наташа приложила холодную варежку к щеке: «Дуреха, просто дуреха. Не смей!..»

Она добежала наконец до корпуса и с шумом распахнула дверь.

На площадке второго этажа к ней метнулась молоденькая сестра:

— Наталья Михайловна, скорее! С Кузьминым плохо. Сердце… Мне кажется, опять спазм…

Теперь они обе бежали уже по коридору, и Наташа никак не могла попасть в рукав халата.

— Мы даже звонили вам в горздрав. Но вы ушли…

— Что ж, тут врачей нет?

— Он требует вас…

И вот началась знакомая, напряженная суета вокруг больного, уколы, кислородные подушки, компрессы, горчичники. А рядом встревоженные, страдальческие лица его соседей, их тоже надо успокоить. И наконец, облегчение и безмерная усталость. Наташа еле дошла до ординаторской. Только бы не повторился приступ, только бы спокойно прошла ночь.

Наташа посмотрела на часы. Боже мой, шестой час! Вовка уже ждет. И еще магазины. Превозмогая усталость она торопливо написала новые назначения в истории болезни Кузьмина, потом подробно проинструктировала ночную сестру, она ведь новенькая, может напутать, растеряться. Ох, как страшно ее оставлять на эту ночь.

Но тут зашла Вера Евграфовна и ворчливо сказала:

— Сама останусь. Нешто можно? А ты иди, — обратилась она к Наташе. — Иди, иди. Вовка-то небось заждался. Без тебя управимся.

Она просто чудо, эта Вера Евграфовна, и со всеми на «ты», и никто, конечно, не обижается.

Наташа обняла старуху за плечи, чмокнула в седой висок.

— Я побежала. Только вы мне позвоните, если что-нибудь случится. И ночью звоните. Вовка очень крепко спит. Обязательно позвоните. Я приеду.

— Ну беги, беги уж, — с напускной суровостью про ворчала Вера Евграфовна. — Ничего такого, бог даст, не случится.

Ой, какое счастье, что Вера Евграфовна осталась!

Уже совсем стемнело, когда Наташа выбежала из больницы. Нет, в магазин она уже не успеет, магазин потом, сейчас надо за Вовкой. Бедненький, он, наверное, заждался ее и, конечно, уже оделся и вспотеет. И другие дети уже ушли…

Когда Наташа подбежала к остановке автобуса, по тротуару уже вытянулась длинная очередь. Подавляя отчаяние, Наташа пристроилась к ее концу.

И тут вдруг произошло чудо. Возле Наташи неожиданно остановилась зеленая «Волга», шофер приоткрыл дверцу и весело сказал:

— Можно вас подвезти, доктор?

Наташа с удивлением посмотрела на молодое, улыбающееся, совершенно незнакомое лицо.

— Не узнаете? — засмеялся тот. — А ведь мы с Александром Матвеевичем вас сегодня в горздрав возили.

Боже мой, ну конечно! Как Наташа его не узнала!

— Спасибо, спасибо. Я так спешу.

Трогая машину, шофер весело объявил:

— Вы теперь вроде как наша. Так что извините.

Хорошо, что в машине было темно и он не заметил, что Наташа смутилась, и даже, кажется, покраснела. Около детского сада он притормозил и сказал:

— Давайте вашего молодца, я вас домой доставлю.

— Ой, что вы! — воскликнула Наташа. — Не надо. Мы теперь сами. И так ужасно неудобно, что я вас затруднила.

— Так у меня еще двадцать минут. Александр Матвеевич велел к шести быть. Я ему доложу, он только доволен будет. Знаете, какой это человек? Поискать.

Наташа невольно улыбнулась.

— Ну хорошо. Мы сейчас. — И она побежала через садик к двери с зеленой табличкой.

Через минуту Вовка, укутанный шарфом чуть не до носа, важно сопя, взгромоздился на переднее сиденье и с любопытством огляделся.

Когда машина тронулась, он оттянул вниз шарф и строго спросил:

— Это чья, а?

— Одного начальника милиции, — в тон ему ответил шофер.

— Хорошего?

— Ого, еще какого хорошего! Поискать.

Шофер, оглянувшись, весело подмигнул Наташе.

— А чего он сейчас делает? — продолжал допытываться Вовка.

— Он, брат, одну сложную операцию проворачивает. Хорошо, если к утру управимся, — серьезно ответил шофер и добавил, обращаясь уже к Наташе: — Начальство даже сегодня из Москвы прилетает, друг его. Скоро встречать поедем.

— И… опасная операция? — робко спросила Наташа.

— Все может быть, — вздохнул тот. — Может, еще кого к вам в больницу привезем.

«Это ужасно, ужасно, — подумала Наташа. — Только бы ничего не случилось… с ними».

— А сегодня, когда мы гуляли, ко мне один здоровенный детина подошел из второго класса… — начал рассказывать Вовка.

Около дома Наташа с сыном вышли и направились в магазин неподалеку.

…Вовка уже сидел за ужином, а Наташа стелила ему постель, когда в передней раздался звонок.

Наташа кинулась открывать, и ей почему-то вдруг стало страшно.

На пороге стояла высокая, худенькая девочка с рыжеватой косой, перекинутой через плечо. Глаза ее были красны от слез. Рукой она прижимала к себе пальто.

— Это ты, Валечка, — с облегчением сказала Наташа. — Ну, заходи же. Что с тобой?

Она только сейчас заметила ее заплаканные глаза.

— Тетя Наташа, — решительно сказала девочка, прикрывая за собой дверь. — Я ухожу из дома. Я уже взрослая и больше жить с мамой не буду.