Наташа почувствовала неловкость. Ей и в самом деле было жаль Семенова: он долго и тяжело болел. Отравление было на редкость сильным, дало осложнения на печень, на кишечник. И его действительно все время никто не навещал. Так что тревога этой женщины в конце концов вполне понятна. Она сестра. А тут еще приехал двоюродный брат. Да, но он же видел Семенова? Тот, оказывается, даже встречал его на вокзале. Значит, Семенова туда привезли, нарочно привезли… Нет, ничего невозможно было понять.

И Наташа неуверенно спросила:

— А ваш двоюродный брат… он разве не видел Семенова?

Нинель Даниловна перестала плакать и бросила на Наташу настороженный взгляд:

— Что вы, дорогая! Как он мог его видеть? Я вас умоляю, пусть они повидаются. В любое время, на одну минуту. Клянусь, об этом никто не узнает. Петя ведь уже встает, выходит.

«Откуда она это знает?» — мелькнуло в голове у Наташи.

— Вы меня простите, — вздохнув, сказала она. — Но я просто не могу разрешить свидание. Не могу.

Нинель Даниловна снова заплакала.

Наташе стало ее жалко. «Может быть, все-таки разрешить? — подумала она. — Ну, не брату, так ей самой. Но для этого надо позвонить Александру Матвеевичу. Разрешить может только он». Наташа невольно взглянула на свои часики. Половина десятого. «Хорошо, если к утру управимся», — вспомнила она. Наташу вдруг охватила тревога, безотчетная, непонятная, в которой она даже боялась разобраться. Да, она, пожалуй, позвонит, еще не поздно. И… и там, конечно, ничего не случилось, с чего это она взяла?

— Хорошо, — сказала Наташа. — Я постараюсь. Позвоните мне завтра утром.

— Боже мой, как я вам благодарна, — всплеснула руками Нинель Даниловна, комкая мокрый носовой платок. — Вы даже не знаете, какой вы ангел! Все будет дико между нами, клянусь! — Уходя, она попыталась забыть коробку с кольцом на столе, возле сахарницы. Но Наташа решительно вложила коробочку ей в руки, и Нинель Даниловна побоялась настаивать.

Уже в передней она вдруг заметила висевшее на вешалке пальто дочери.

— Боже мой, Валечка у вас?

— Да. Она заснула, и давайте ее лучше не будить, — твердо сказала Наташа. — Она очень на вас обижена и хочет уехать к отцу.

— Глупая девочка! — вспыхнула Нинель Даниловна. — Ах, это такой трудный возраст. Вы еще узнаете, дорогая.

— Как раз тут дело не в возрасте, — покачала головой Наташа. — Я бы на вашем месте постаралась ее понять.

— Ах, с ней стало просто невозможно! Она на каждом шагу грубит и убегает из дома. Я измучилась, у меня не хватает сил воевать с ней. В конце концов пусть едет. Может быть, там ей будет лучше. И., бога ради, извините, дорогая. Мы столько причиняем вам хлопот, и я, и она.

Нинель Даниловна обворожительно улыбнулась и попыталась чмокнуть Наташу в щеку, но Наташа уклонилась.

«Какая она жестокая», — подумала Наташа, закрывая за Нинель Даниловной дверь.

Она заглянула в комнату. Валя спала. В своей кроватке посапывал Вовка.

Наташа перенесла телефон в кухню и с бьющимся сердцем набрала «02».

— Дежурный по городу лейтенант Ковалев слушает, — раздалось в трубке.

— Простите. Как мне позвонить товарищу Лобанову? — едва слышно произнесла Наташа.

— Майор Лобанов выехал на задание. Кто его спрашивает?

— Это… врач Волошина.

— Будет передано.

Наташа медленно повесила трубку.

«Выехал на задание». Опять на задание, каждый день на задание. И каждый день может что-то случиться.

Наташа порывисто встала и подошла к окну.

А через полчаса снова раздался звонок в ее передней, самый неожиданный звонок…

* * *

Машина стремительно неслась по ярко освещенным улицам, изредка сворачивая в полутемные переулки, чтобы сократить путь. Из-под колес веером разлетался грязный, сырой снег.

— Ну куда летишь, — недовольно сказал Лобанов. — Времени еще вагон. Самолет прибывает в двадцать два часа. Вон женщину чуть не обрызгал.

— Я, Александр Матвеевич, женщин очень уважаю, — лукаво ответил водитель, сбавляя, однако, скорость. — Я даже одну женщину сегодня домой отвез.

— Это кого? — удивился Лобанов.

— А доктора, Наталью Михайловну. Я как раз мимо больницы ехал. Гляжу, она в длинную очередь на автобус встала. А сама спешит, все на часики поглядывает. Ну я и подкатил.

— Ты ко всем, кто спешит, подкатываешь?

— Что вы, Александр Матвеевич, — обиделся шофер. — Это же не чужой человек. Вы же сами…

— Ладно, ладно. Молодец, что подвез. Устала она, наверное.

— Вот именно! А ей еще за сынишкой надо было. В детский сад. Симпатичный такой парень у нее. Я их оттуда и домой отвез, — осмелев, признался водитель.

Лобанов вдруг почувствовал зависть. Вот бы и ему встретить ее случайно. И с сынишкой. Интересно, какой у нее сынишка?

— Служебная все-таки машина, — укоризненно заметил сидевший сзади Храмов.

— Так у меня же как раз время было, Николай Степанович.

— Между прочим, она живет на одной площадке с сестрой Семенова, — сказал Лобанов. — Как ее зовут, забыл?

— Стуков а Нинель Даниловна, — ответил Храмов. — Знаменская, десять, квартира шестнадцать.

«Знаменская, — подумал Лобанов. — Мы сейчас как раз мимо проедем. Вот бы…»

Вскоре машина вылетела из города и, набирая скорость, понеслась по темному, пустынному шоссе. А еще через несколько минут вдали показались огни аэропорта.

Когда приехали, оказалось, что самолет из Москвы задерживается, по предварительным данным, часа на два.

— Вечная история, — проворчал Лобанов, выходя из комнаты дежурного в огромный, полный шума и суеты зал ожидания, где у закрытого газетного киоска покуривали Храмов и водитель.

— Ну что будем делать? — спросил он у товарищей.

— Ждать, — коротко ответил Храмов.

— Да, в город возвращаться нет смысла, — согласился Лобанов. — Тем более что обстановка может каждую минуту измениться. Свяжись с дежурным по городу, предупреди. А я, пожалуй, пройдусь.

Запахнув пальто, он вышел через широкие зеркальные двери в сад перед аэропортом. Там он огляделся и, секунду помедлив, миновал стоянку машин и двинулся по темной аллее, с наслаждением вдыхая сырой, холодный воздух. По сторонам молчаливо стояли высокие, заснеженные ели.

Непонятное беспокойство овладело Лобановым. «Что это ты?» — удивленно спрашивал он себя и не находил ответа. Конечно, положение складывается серьезное, что и говорить. В городе скрывается опасный преступник, и только через него можно выйти на ташкентскую банду. Ни Семенов, ни Трофимов больше ничего не дадут, они просто ничего и никого больше не знают. Завтра, кстати, Трофимова отправят домой, арестовывать его нет оснований. И это даже к лучшему. Надо только предупредить Нуриманова, пусть они там посмотрят за ним. Сергей сообщил, что чемодан случайно обменен и он у кого-то в Борске. Так Лобанов и думал. Значит, надо искать еще и чемодан. Ну теперь приезжает Сергей. Ответственности вроде будет поменьше. Впрочем, дело, конечно, не в ответственности. Спокойнее как-то будет, увереннее. С Сергеем отлично работать. Он талантлив, вот что. И стал мастером, настоящим мастером сыска. Это можно было предвидеть еще тогда, в МУРе, когда Сергей только пришел туда, по первым делам можно было предвидеть. И просто здорово, что он теперь приезжает. Да и потолкуют они всласть, по душам потолкуют. А это сейчас Лобанову тоже надо, очень даже надо. «Ну так чего же ты?» — снова спросил он себя и снова не нашел, что ответить. А непонятное беспокойство все росло и требовало каких-то действий, требовало куда-то ехать, куда-то спешить.

Лобанов невольно ускорил шаг и вскоре вышел на освещенную дорогу, ведущую от шоссе к аэропорту. Мимо пронеслась машина, за ней другая. «Едут кого-то встречать, — подумал Лобанов. — А самолет опаздывает на целых два часа. За это время можно…» Незаметно для себя он шел все быстрее. Под конец он почти побежал.

Показалось здание аэропорта, вереница машин у подъезда. Лобанов взбежал по широким ступеням.