– А чем болел-то? Свинкой болел? А желтухой? А этой, как ить ее, краснухой, во! – не унималась интервьюэрша.
«Она точно не из военкомата?» – опасливо поежился дебил.
«Пора линять», – принял решение наевшийся пленник.
– Э-э-э, Надежда, простите, не знаю, как по отчеству. Вы меня простите, очень вкусно было, правда. И интересно. Но, знаете, у меня тут дел еще немало. Сами понимаете – только приехал, не все распаковал. Творог – вкуснейший, в городе такого не найдешь. Если позволите, я был бы рад покупать именно у Вас два-три раза в неделю. И молоко. И сливки тоже, – проговаривая все это, Сергей прижал руку к сердцу, как бы подчеркивая искренность своих слов, и начал медленно привставать со стула. Процесс этот он старался произвести со скоростью знаменитого Махмуда Эсамбаева в его знаменитом «Золотом боге», то есть так, чтобы бабка и не увидела, что он встает до ее разрешения.
– Ага, ну ладно, коль спешишь, – неожиданно легко смилостивилась соседка. – Ток ты так и не ответил – баба есть аль нет?
«…ты, Сергуня, деда слушай и на ус на свой сопливый-то мотай, – выдыхая горько-сладкий густой дым собственноручно выращиваемого самосада, басил дед – станичный атаман из самой что ни на есть настоящей кубанской вольницы. – Баба должна быть жопаста и титяста. Шобы, значицо, сынов тебе крепких рОдить и выкормить, понял? А енти вот нонче модные моли бледные – тьху одним словом. Смотреть-то глазам больно, а уж вдуть так и вовсе страшно – а ну как сломаитцо? И цыть мне! Не кривися, малой больно, на деда кривиться! Сам вот подумай, – и дед начал загибать мозолистые узловатые пальцы, которыми, несмотря на почтенный девятый десяток, по-прежнему мог согнуть пусть не подкову, но нехилый такой железный пруток: – Днем хто по хозяйству цельный день крутится? Баба! А за скотиной ходит да жрать на всю семью хто готовит? Баба! А детей кто рожает? А ночью к ребетенку хто первым подрывается? Опять же баба! А ежель в ей весу три пуда от силы – откеля мОчи взяться? А окромя ребетенка ночью ей ишшо мужика своего обскакать надо? Надо! А иначе мужик другую пойдеть объезжать, а ты шо думал? Мужик – скотина-то норовистая, ему рука крепкая нужна, такая, шоб и за чуб, и за корень могла оттаскать так, чтобы спал токмо на своей лавке и пузыри счастливые во сне пускал…»
Вспомнив тонкую фигурку Юли, ее нежные ручки с идеальным маникюром, брезгливое выражение на лице при укладке чашек после утреннего кофе в посудомоечную машину, ее «Серюня, ну давай лучше в наш любимый ресторан сходим» и готовность тусить ежевечерне, Сергей ответил совершенно честно:
– Нет. Бабы у меня нет.
ГЛАВА 8 медосымательная, в которой главному герою искренне советуют держаться подальше от особо опасного объекта
Отдых в деревне. И какая же благолепная картинка возникает в голове от этой фразы! Уютный домик на отшибе, с живописным, слегка запущенным садом; домашние свежайшие продукты, чей вкус уже толком и не припомнит среднестатистический городской житель; сочная зелень листвы и травы, не покрытая слоем пыли и копоти; свежий воздух, небо с неожиданным множеством звезд повышенной яркости, которого просто не замечаешь в городе…
И непременно тишина-а-а! Ни долбаных соседей сверху, что ни свет ни заря ежеутренне устраивают скачки тяжеловозных лошадей. Ни пронзительного скрипа старого лифта, угрожающего испустить последний вдох при каждом использовании и шарахающего дверями с непередаваемой ненавистью. Ни чокнутого дятла Вудди за стенкой справа, который, чует моя задница с повышенной интуицией, не просто затеял вселенский и бесконечный ремонт, а тупо развлекается, производя самые жуткие виды шумов, какие только можно извлечь из контакта кирпича со всевозможными инструментами, созданными человечеством со времен изобретения колеса…
Но вернемся к пасторали. Итак, отдых в деревне! Это ли не рай для измученной души горожанина! Рай для издерганных нервов! Ну-ну, если он вдруг не обернется адом усилиями одной зловредной пернатой твари! Не подумайте только, что это соловей!
– Вы только полюбуйтесь, Сергей Михайлович, это настоящий сруб, не новодел какой-то! – постучала длиннющим ногтем со стразами по потемневшему дереву дамочка-риелтор в ярко-красном брючном костюме и на высоченных каблуках, на которые были нанизаны кусочки дерна вместе с травой.
Сергею едва удалось сдержать непристойное фырканье, когда она смешно ковыляла по заросшей лужайке к дому, звеня ключами и сто процентов проклиная свою непредусмотрительность. При каждом шаге дева неуклюже выворачивала ногу набок, оттопыривая наверняка старательно прокаченную в модном спортзале попу, натужно улыбалась ему и бросала краткие, полные ужаса взгляды себе под ноги, будто ожидала, что мерзкая мягкая почва поглотит ее вслед за пятнадцатисантиметровыми каблуками. Конечно, он и сам выглядел немного нелепо в своем дорогом костюме в этом заросшем саду перед классическим деревянным домом из крепкого кругляка. Внутри Сергей почти ожидал увидеть вязанные крючком половички и какую-нибудь старинную железную кровать с неким подобием уродливых башенок на спинках. Но, как ни странно, интерьер оказался вполне современным. Конечно, мебель слегка устаревшая и пыль кругом, но если выслать вперед клининговую команду и прикупить новые чехлы, то вполне можно и въехать, хоть завтра. Скривившись, Сергей подошел к окну и, выглянув наружу, обозрел некое пестрое пространство до соседского забора, которое, судя по всему, было раньше цветником, и напомнил себе еще раз, какого черта его принесло в эту глушь. Причин было три.
Первая, самая главная заключалась в том, что три дня назад он взорвался на работе так, что расхерачил комп и полкабинета, когда курс швейцарского франка совершенно неожиданно подскочил к доллару и евро более чем на тридцать процентов, а стоп-лоссы по его открытым позициями проскользнули почти на три тысячи, вместо допустимых двухсот, практически ополовинив его счета. И это при том, что всю свою жизнь слыл не просто невозмутимым парнем, а даже временами занудным, не способным на яркие проявления чувств. Да, он в курсе о том, как называла его бывшая. «Долбаный Айс-мен». В общем, Сергей получил от своего внезапно понадобившегося психолога ценный совет – максимально сменить привычный образ жизни, свести нахождение в сети к минимуму, выйти из зоны житейского комфорта… и что-то там еще заумное, с непонятными терминами. Причем, когда он спросил, не подойдет ли для этих целей поездка на пару недель куда-нибудь на Гоа, доктор посмотрел на него как на придурка и постановил: «Однозначно деревня!» Очевидно, что имел он в виду совсем не альпийскую деревню на горнолыжном курорте.
Вторая была весьма прозаична – поддавшись на уговоры нынешней девушки, Юли, он продал свою старую квартиру, а в новой еще ремонта месяца на два, как раз до конца лета.
И, наконец, последняя причина – сама Юля была просто помешана на экологии и без конца нудила о том, что детей, которые у них рано или поздно обязательно случатся, лучше всего растить на лоне природы. А посему было бы замечательно купить милый домик в деревне, с живописной лужайкой, на которой она станет вдохновенно заниматься йогой и еще какой-нибудь чрезвычайно важной для здоровья херью. Единственное лоно, которое пока интересовало Сергея, собственно, принадлежало самой Юле, да и то с каждым днем интерес этот просыпался все как-то реже и реже. Так что в гипотетическом появлении у них совместных детей, да чего там, детей у него в принципе, по крайней мере в ближайшем обозримом будущем, он сильно сомневался. Но, быстренько промониторив рынок недвижимости, выяснил, что покупка участка с домиком именно в этом пока захолустном, но весьма перспективном для будущих коттеджных застроек районе, всего в пятидесяти километрах от города, будет неплохим вложением денег, решил – а почему бы и нет. Если ему самому этот дом сгодится только для временной реабилитации, то потом он всегда его с выгодой пихнет парочке таких вот дебилов детолюбов-экологов.
Почему дебилов? Да потому как… ну кто в своем уме может хотеть этого… ребенка. Все, что он уяснил, посещая женатых и обзаведшихся спиногрызами друзей – это жутко шумные, дурно пахнущие, не способные ни единой минуты о себе позаботиться существа, которыми почему-то принято восхищаться, даже если они исполняют нечто вроде бессмысленного нижнего брейк-данса на полу, портят воздух или рыгают.
