– Привет, Джули, – махнул ей рукой Фредерик, когда они с братом вошли в холл, а она как раз направлялась в библиотеку, где надеялась побыть в одиночестве. Он взял ее руки в свои и поцеловал в щеку. – Боже! Ты выглядишь такой симпатичной в черном. Не правда ли, Лес?

Лесли улыбнулся и закивал головой гораздо чаще, чем это было необходимо.

– Да, это так, Фредди, – согласился он. – Ты прекрасно выглядишь, Джули.

– Я в трауре, – подчеркнула она. – По дедушке.

– И мы тоже, – произнес Фредерик, сжимая ее руки и глядя на нее красивыми карими глазами. – Старый чудак наконец сыграл в ящик. Ты скучаешь по нему, да?

– Скучаешь, Джули? – спросил Лесли мягким голосом.

– Да, скучаю, – ответила Джулия сердито. – Я любила его.

– Понятно. – Фредди явно развлекался. Он подмигнул кузине. – Мне всегда нравилось, когда ты сердишься, и не было ничего проще, чем тебя завести.

– Но он не собирался тебя рассердить, – вмешался Лесли. – Ведь правда, Фредди? Ты любила дедушку, Джули. Жаль, что его больше нет с нами.

– Спасибо, Лес. – Джулия освободилась от рук Фредди и положила руки на плечи его брата, чтобы поцеловать его в щеку. Он был на дюйм ниже ее и по крайней мере на шесть ниже Фредди. Она улыбнулась Лесли, повернувшись так, чтобы Фредерик увидел, что она целует его брата.

Фредди фыркнул.

В течение последующих двух дней они ждали приезда остальных членов семейного клана. Тетя Сильвия и дядя Пол Крейборн, сестра и шурин покойной графини, должны были проделать нелегкий путь из Йоркшира. С ними приехали их дочери – Сьюзен и Виола. Отдать последний долг родному дяде прибыл и их сын Огастус – любимый кузен Джулии.

Итак, наконец все они прибыли в Примроуз-Парк, и можно было заняться важнейшим делом, связанным со смертью старого графа.

В назначенный день все родственники усопшего собрались а гостиной для оглашения завещания – библиотека оказалась слишком тесной, чтобы там можно было удобно разместиться. В комнате царила некоторая суета, созданная, в частности, тетей Сарой, которая считала, что каждый должен сесть в соответствии со своим рангом в семейной иерархии. Ее сын, новоиспеченный граф Биконсвуд, обязан сидеть в центре первого ряда, а она, как его мать и вдова единственного брата умершего графа, рядом с ним.

– В конце концов, дорогой, если бы твой бедный отец пережил твоего дядю, я теперь была бы графиней, – громогласно сообщила она сыну.

Затем вмешалась тетя Юнис, заявив, что тетя Милли, как старшая из сестер дорогого усопшего брата, должна занять почетное место или по крайней мере сидеть рядом с Дэниелом. А она, как вторая сестра, разместится по другую его руку.

Новый граф уладил дело, усадив обеих сестер в первом ряду, рядом со своей матерью, а сам устроился позади них около своей сестры. Каждый, наблюдавший за этой суетой, согласился про себя, что Дэниел, как глава семьи, достойно прошел первое испытание. Фредерик Салливан, стоявший у фортепиано и еще не занявший своего места, поймал взгляд кузена, усмехнулся и подмигнул ему.

Джулия сидела в заднем ряду между Виолой Крейборн и Сьюзен, леди Темпл. Виола была на три года младше Джулии, Сьюзен – на год старше. Они тоже были ее товарищами по детским играм, а позже стали ее подругами.

Слуги, почтительно стоящие позади, тоже старались занять наиболее почетные места, но делали это гораздо спокойнее, чем члены семьи.

– Джули, не понимаю, почему мы все должны быть здесь, – прошептала Виола. – Вряд ли в завещании дяди есть что-то, что может заинтересовать наше поколение. Наверняка все завещано нашим родителям. Я бы предпочла в такой прелестный день прогуляться к озеру. Лодки уже спущены на воду?

– Это такой обычай – собираться всей семьей по подобному поводу, – тихо ответила Джулия.

Виола состроила гримаску.

– Все равно почти все достанется Дэниелу, – фыркнула она. – Он получил титул, а с ним аббатство Викерз-Эбби и Уиллоубанч-Корт. Отец считает, что эти поместья – львиная доля состояния дяди.

Джулия поймала себя на том, что неосознанно вертит на пальце кольцо, и сжала руки, чтобы успокоиться. Хорошо было Виоле не испытывать интереса к происходящему и даже скучать во время этой процедуры. Для Джулии все было гораздо сложнее. У нее не было ни родителей, ни состояния.

Что она будет делать, куда отправится? – размышляла Джулия. Останется с тетей Милли? Дедушка мог бы завещать Примроуз-Парк тете Милли, тогда Джулия сможет остаться здесь. Но может быть, тетушка собирается жить с тетей Юнис, а возможно, и с тетей Сарой? Тогда ей вряд ли будет удобно отправиться с ней. Несомненно, дедушка обеспечит ее, но где она будет жить? Она слишком юна, чтобы оставаться одной. Получит ли она достаточно средств, чтобы купить или арендовать домик и нанять компаньонку, которая стала бы с ней жить?

Ее мутило от нервного ожидания, пока семейство устраивалось на стульях. Наконец наступила тишина, и мистер Прадхолм мог начать оглашать завещание. Как глупо, что она не приняла одно из трех предложений, которые ей были сделаны во время светского сезона в Лондоне, и одно из четырех предложений тех, с кем ее познакомил дедушка по возвращении домой. Семь предложений о браке – но она не могла представить себя женой ни одного из мужчин, желавших на ней жениться! Видимо, с ней что-то неладно, размышляла Джулия. Если бы она была замужем, она чувствовала себя в безопасности. Возможно, испытывала бы скуку и неудовлетворенность, но ее не давила бы эта неизвестность. И в этот момент безопасность показалась ей самым желанным состоянием.

Мистер Прадхолм кашлянул, и в гостиной воцарилась тишина.

Чтение завещания заняло целую вечность, думала много позже об этом Джулия. Зевки Виолы становились все продолжительнее и капризнее, так что Сьюзен, перегнувшись через Джулию, шикнула на сестру. Поверенный зачитал длинный список слуг и перечнелил то, что было им отказано. В завещании был упомянут каждый член семьи, даже Виола, племянница со стороны покойной графини. Виола тут же перестала зевать, как только голос поверенного объявил, что ей завещано сто фунтов. Она прижала руки к груди и радостно заулыбалась.

– Это больше, чем папа дал мне на карманные расходы за всю мою жизнь, – прошептала она.

Поскольку дело дошло до Виолы, самой младшей племянницы в семье, значит, следующей будет ее очередь, подумала Джулия. Несмотря на убеждение, что дедушка позаботится о ней, сердце тревожно колотилось в груди. Нет, не колотилось – оно стучало, словно молот, в горле, в висках и в ушах. Ей казалось, она задыхается, словно комната вдруг лишилась воздуха.

– Остается только Примроуз-Парк с его фермами и рентой, – продолжал читать мистер Прадхолм. Он сделал паузу, как часто делал в процессе чтения завещания. Поверенный покойного графа, похоже, обладал актерскими способностями.

Только Примроуз-Парк. Это последнее, чей новый владелец должен быть сейчас назван. Все родственники, которые уже получили завещанные им доли, в нетерпеливом молчании ожидали услышать имя наследника. Все, кроме Дэниела, который уже унаследовал титул и большую часть имущества бывшего графа. Кто станет владельцем Примроуз-Парка? Тетя Милли? Но ей уже была завещана значительная доля наследства.

Сердце Джулии билось так быстро, что ей казалось, она вот-вот упадет в обморок. Она сидела, опустив голову, глядя на сжатые на коленях руки. Дедушка не шутил, когда говорил, что она должна выйти замуж или жить со своими родственниками после его смерти. Он не мог оставить ей Примроуз-Парк. Не мог. Но хотя умом она отрицала эту возможность, ее сердце бешено билось от надежды, – надежды, которая никогда не сбудется.

– «Примроуз-Парк, – медленно и отчетливо читал мистер Прадхолм, – будет навечно принадлежать тому из пятерых моих племянников, – Джулия склонила голову и закрыла глаза, чтобы постараться не уронить свое достоинство, – который сможет завоевать сердце Джулии Мейнард, падчерицы моей умершей дочери, в течение месяца со дня оглашения этого завещания».