Моя дочь присаживается передо мной на корточки. Берет меня за руки своими нежными, мягкими руками.

— Я не забыла ничего, папа, — шепчет она.

Я смотрю ей в глаза и киваю. Но воспоминания продолжают появляться у меня в голове. Я вижу свою семилетнюю дочь, лежащую рядом с моей женой в нашей постели. Шторы задернуты.

— Мамочка, — жалобно говорит она. — Ты сердишься на меня? Я сделала что-то не так? — Моя жена молчит. Тихие слезы текут из ее открытых ничего не выражающих глаз. Я врываюсь в комнату и поднимаю с кровати перепуганного ребенка. С мокрыми щеками от слез. Я прижимаю ее к себе.

— Ты не сделала ничего плохого, дорогая. Ничего. Мама просто не очень хорошо себя чувствует. — Моя жена лежит в полутьме, неподвижная, безучастная, ко всему пойманная в ловушку своего черного мира безжалостной печали.

Тогда я даже не заметил, что мои щеки тоже стали мокрыми от слез, пока Лилиана не вытерла их пальцами.

— С ней все будет в порядке. Нужно время. Вот увидишь. Пока у нее есть ты, с ней все будет хорошо, — говорит мне моя смышленая дочь.

Я утвердительно киваю.

— Я всегда буду с ней, — отвечаю я.

Глава первая

Лилиана

Я закутываюсь в свою любимую утепленную куртку, и с Музом, моей любимой таксой, мы направляемся во французскую пекарню за углом. Муз с энтузиазмом заставляет меня ускорить шаг. Его короткие лапки быстро двигаются, золотисто-коричневый мех трепещет на холодном ветру.

И я с небольшой тревогой замечаю, что его зад кажется мне намного округлее. Неужели он прибавил в весе с тех пор, как мы переехали сюда неделю назад? Должно быть, я слишком помногу его кормлю или что-то делаю не так. Надо будет спросить у мамы. В основном она кормила его.

— Ой, Муз, ты тоже немного располнел, — бормочу я себе под нос, но, словно услышав меня, моя чувствительная собака-сосиска внезапно останавливается и с упреком смотрит на меня.

Остановка настолько резкая. Улыбка исчезает с моего лица под его обвиняющим взглядом.

— Я всего лишь пошутила. Ты же знаешь, я никогда не опозорю тебя. Ты красавец, а не жирдяй.

С выражением крайнего отвращения он продолжает свой царственный путь.

Холли, дочь владельца кондитерской, стоит за прилавком. На носу и щеках у нее россыпь веснушек, а непослушные рыжие кудри никак не хотят прятаться под белый колпак. Она расплывается в широкой улыбке.

— Достаточно холодно, чтобы заморозить яйца обезьяны, не так ли?

Я смеюсь над ее красочным описанием. Пока Муз жадно поглощает печенье, которое она ему дает, а ее веселая болтовня омывает меня, пока я окидываю взглядом сладости на стеклянных прилавках. Мне бросается в глаза хорошенький грушевый пирог, присыпанный сахарной пудрой.

Холли пакует его в розовую коробку, обвязывая голубой лентой, я расплачиваюсь. На улице уже полно людей, спешащих на работу. Поэтому останавливаюсь, глубоко вдыхаю морозный утренний воздух, не в состоянии избавиться от ощущения, что моя жизнь похожа на чудесный сон. Иногда по ночам мне приходится саму себя ущипнуть, потому что я не могу поверить, что мне так могло повезти.

Весь путь назад в квартиру, я всячески стараюсь не встречаться со взглядом моей таксы, которая переводит своей взгляд с моей розовой коробки на меня, потом обратно к коробке. Я знаю, что он пытается меня заставить пообещать, что я тоже дам ему кусочек. Большую часть пути я сопротивляюсь, делая вид, что не обращаю внимания на его взгляды, но, в конце концов, сдаюсь, буквально, когда мы подходим к подъезду, Муз начинает возбужденно прыгать и крутиться вокруг меня, я не могу удержать его за поводок.

— Хорошо, хорошо, я дам тебе немного, — сдаюсь я.

Он тут же перестает прыгать, в предвкушении усаживается в фойе. Я беру на руки толстый теплый комочек шерсти, он счастливо начинает облизывать мое лицо, пока мы поднимаемся на лифте.

*

Час спустя грушевый пирог уже остался в прошлом, сейчас на мне выглаженная нежно-розовая блузка и темно-синий костюм. Стоя перед зеркалом в спальне, я критически осматриваю свое отражение. Аккуратно заколоты черные длинные волосы. Лицо слегка подкрашено, но выглядит так, словно без макияжа, только легкий блеск на губах.

Сегодня я отмечу еще одно событие его первое событие в своей жизни.

Первый день моей стажировки в «Осборн и Несбил». Я отправила резюме, как и любой другой кандидат, сильно желающий, аж, до слюноотделения, поработать в этой адвокатской конторе. Их ответ пришел уж слишком подозрительно быстро, на что я решила что, либо моя фамилия снова открыла двери, которые обычно плотно закрыты для любого обычного стажера с улицы, либо мой отец снова принялся за свою и взял инициативу в свои руки.

Меня раздражает, что я не могу идти своим путем, делая все сама, но давным-давно научилась благодарить судьбу за это. Я поклялась себе, что докажу всем, что я не просто избалованная дочь миллиардера.

Муз провожает меня до двери, и после долгих шумных поцелуев я направляюсь к лифту. Пока я спускаюсь у меня начинает вибрировать мобильник в сумочке. Я вытаскиваю его и нажимаю «принять» звонок.

— Привет, мам.

— Ты уже идешь на работу?

— Да, я спускаюсь в лифте.

— Послушай, милая. У папы дела сегодня в Лондоне, и он буквально находится в пяти минутах от тебя. Не проще ли ему подхватить тебя и подбросить на работу?

Я вздыхаю.

— Мам, когда у папы в последний раз были дела в Лондоне в такую рань, а?

Мама молчит.

— Вот именно. Мам, вы с папой должны предоставить мне свободу. Я хочу поехать на работу на метро. Хочу пожить жизнью всех стажеров. Я не хочу приезжать на роллс-ройсе.

— Папа поехал не на роллс-ройсе, он понял, что может тебя смутить такой машиной, поэтому поехал на мерседесе.

Я с трудом подавляю раздражение.

— Мам, ты ведь понимаешь, что я хочу? Я хочу быть независимой и сделать все сама.

— Да, наверное, понимаю, — тихо говорит она. — Но мы с папой беспокоимся о тебе. Ты еще слишком молода, а Лондон такое опасное место для невинной девушки. Мы старались защищать и оберегать тебя, ты можешь даже не заметить опасности, которая тебя подстере…

— Господи, мам, можно подумать, что я шпионка, которую послали в опасное подполье преступного мира. На улице день, и я собираюсь работать в адвокатской конторе! Все будет хорошо.

— Хорошо. — Тяжело вздохнув говорит она, хотя по голосу не скажешь, что «хорошо». — Ты приедешь домой на эти выходные?

— Конечно.

— Отлично. — Ее голос становится намного счастливее, мне становится даже стыдно, что я позволили себе разозлиться на нее раньше. Я знаю, насколько она ранима, никогда не забуду, как мама впала в глубокую депрессию на несколько месяцев, прежде чем папа смог вывести ее из этого ужаса.

— Мам?

— Да, милая.

— Почему бы тебе не приехать завтра на ланч со мной? Мы могли бы встретиться в ресторане недалеко от работы, и могли бы…

— О да, блестящая идея! — восклицает она.

— Хорошо, я позвоню тебе вечером и сообщу, где мы встретимся.

— Хорошего дня на работе, дорогая. Я знаю, ты будешь потрясающей.

— Спасибо, мам. Я люблю тебя.

— Я тоже тебя люблю. Всем сердцем.

— Пока, мам, — счастливо говорю я, сбегая по ступенькам дома на оживленную улицу, полную спешащих на работу людей. Вот она независимость, которую я так хотела попробовать, присоединяясь к остальным городским служащим, спешащим к корпоративному порабощению.

Глава вторая

Лилиана

Мой первый рабочий день — это водоворот людей, общения и работы, но в конечном итоге он заканчивается после работы в Marquis of Granby, пабе XVIII века из темного дерева, за углом от офиса.

Я усаживаюсь на барный стул с одной из моих коллег-стажеров Франсин и мрачно смотрю в свой бокал. Да, я довольно быстро поняла, что состояние моего отца не является секретом в священных коридорах «Осборн и Несбит». Большинство людей, чем мне бы хотелось, относились ко мне так, словно боялись чем-то разозлить дочь Джека Идена.