— Хоть и не совсем то, что надо, но все-таки — фирма, — пробормотал Лафайет, сгибая одну из булавок в примитивный крючок.
Он вспомнил, что совсем забыл о леске. Ничего, это можно легко поправить. О'Лири отыскал торчащую с изнанки его расшитого бисером жилета нитку и отмотал четыре ярда, которых вполне должно хватить, чтобы использовать ее в качестве лески. К тому же нить оказалась нейлоновой. Так, теперь наживка. Хм… пожалуй, сойдет гроздь жемчужинок с жилета. «Будь я рыбой, — подумал Лафайет, — я бы на нее клюнул».
Он привязал леску к крючку, сбросил сапоги и вошел в воду. Отойдя на несколько ярдов от берега, О'Лири увидел сквозь прозрачный гребень разбивающейся волны метнувшуюся стайку рыбок. Большой голубой краб, которого ненароком вспугнул Лафайет, воинственно взмахнул клешнями и проворно юркнул в сторону, оставляя после себя облачко взбаламученного песка. Закинув леску, О'Лири пытался представить себе, как неподалеку проплывает большая форель, весом эдак фунта два…
Прошло два часа. Лафайет, облизав пальцы и удовлетворенно вздохнув, прилег на горячий песок, чтобы обдумать свои дальнейшие действия. Рыбу он поймал только с третьей попытки, поскольку оказалось, что крючки стремились распрямиться при первой же хорошей поклевке. Чистить рыбу пришлось камнем с острым краем. Инструмент не очень удобный, однако он великолепно сыграл роль сковороды.
В углублении на песке догорал костер из топляка, который О'Лири насобирал на берегу. В сложившейся ситуации эдакая поспешная импровизация, к которой пришлось прибегнуть Лафайету, дала вполне приличный результат.
Ну, а теперь надо серьезно подумать, как все-таки выбраться с этого острова. Проблема решалась бы гораздо проще, если б он знал, где именно находится. Вряд ли этот остров был частью Артезии и уж, конечно, нисколько не походил на то, что О'Лири видел в Колби Конерз. Стоит ли сейчас пытаться вернуться домой, назад в мир гудящих литейных цехов и пансионов? Что, если, потеряв однажды Артезию, он никогда не сможет в нее вернуться?
Необходимо принять какое-нибудь решение. Время было дорого, да и солнце уже садилось за оранжевый горизонт. Второй день этой фантастической истории близился к концу.
О'Лири закрыл глаза, сжал губы и сосредоточил все свои мысли на Артезии. Он старался воскресить в памяти узкие извилистые улочки, высокие, с деревянным вторым этажом дома, шпили башен дворца, булыжные мостовые, паровые автомобили, лампочки в сорок ватт и Адоранну, ее аристократическое лицо, улыбку…
В воздухе почудилось какое-то напряжение, появилось ощущение надвигающейся грозы. Послышался легкий щелчок, как будто вселенная перекатилась через трещину в тротуаре. Лафайет почувствовал, что летит вниз, и пучина холодной соленой воды поглотила его.
Отплевываясь и глотая соленую воду, О'Лири пробивался к поверхности. Неспокойное темно-синее море, взъерошенное холодным бризом; наконец выпустило его из своих объятий. Остров еще был виден. Он находился далеко слева, а справа, в миле или чуть дальше, виднелся берег, освещенный огнями.
Волны били в лицо. Тяжелый меч и мокрая одежда тянули вниз — Лафайет тонул. Пряжка на поясе никак не поддавалась. О'Лири крутил ее, пытаясь расстегнуть. Наконец он почувствовал, что освободился. Так, теперь сапоги…
Вынырнув на поверхность и глотнув воздуха, Лафайет стащил один сапог. Одежда, словно кольчуга, тянула его на дно. Он пытался стащить жилет, но так запутался в нем левой рукой, что чуть не захлебнулся. В последний момент ему удалось высунуть голову над поверхностью и глотнуть воздуха.
Пока это было единственное, что он смог сделать, чтобы продержаться. О'Лири задыхался, чем дальше, тем быстрее силы покидали его. Казалось, что холодная вода парализовала его руки. Кисти были похожи на замороженную треску. С трудом повернув голову, чтобы взглянуть на берег, он вдруг узнал этот выступающий участок суши, с округлой башней маяка Катооса на мысу. Теперь он знал, где находится. О'Лири бултыхался в заливе, находящемся в двадцати милях к западу от Колби Конерз.
Силы совсем его покинули, и он пошел ко дну, все больше и больше захлебываясь. Руки его не слушались. Легкие разрывались от боли. Необходимо было глотнуть воздуха. Какой же он был дурак, что заслал себя опять в Колби Конерз… Ну, а поскольку он мазанул миль на двадцать к западу, то, естественно, оказался в заливе… и вот теперь… полностью обессилел… плыть нет никаких сил… холодно… одежда тянет ко дну… плохо… увидеть еще хотя бы раз ее вздернутый носик…
Что-то холодное стукнуло его по спине. Холод и тяжесть исчезли, как будто их и не было. О'Лири раскрыл от удивления рот и закашлялся. Выплюнул соленую воду и, продолжая покашливать, перевернулся. Через некоторое время боль в легких отпустила, и дышать стало легче.
Он сел и посмотрел вокруг. В сумеречном свете мертвенно поблескивал песок — море песка до самой линии зубчатых пиков, казавшихся абсолютно черными на закатном фоне.
Похоже, он снова оказался в Артезии. Лафайет взглянул вверх на темнеющее небо. Появились первые звезды. Самое лучшее, что он мог сейчас сделать — это поспать несколько часов, а после этого продолжить путь. Но он так продрог, что заснуть не удавалось. Может быть, сначала немного пройтись, чтобы согреться, да и одежда заодно просохла бы?
О'Лири рассеянно зашагал по песку, ставя одну ногу перед другой. Ноги были как ватные. Неожиданно он споткнулся о какой-то узел, полузасыпанный песком.
В узле была одежда — сухая одежда: брюки, рубашка, сапоги, куртка. Наверное, все это кто-то потерял или забыл на пикнике. Из-за крайней усталости он об этом не думал вообще, да и кроме того, он не испытал ощущения движения вселенной, которое всегда предшествовало материализации желаний. О'Лири поспешно переоделся во все сухое. Стало намного лучше. Он ощупал карманы… И — о чудо! Это слово лишь в слабой мере могло выразить то чувство, которое охватило Лафайета, — карманы были набиты «поцелуйчиками» из тянучки.
Он был слишком измотан, чтобы искать объяснения всему этому. Лафайет вырыл углубление в песке, сделал небольшой бруствер, чтобы укрыться от ветра, и лег спать.
Утро было в самом разгаре, а, как прикинул О'Лири, прошел он не более пяти миль. Его ноги глубоко уходили в вязкий песок, а когда он их вытаскивал, возникало жуткое ощущение тщетности усилий, так хорошо знакомое по снам. Ноги погружались по щиколотку, а когда он наклонял корпус вперед для очередного шага, они скользили назад, заставляя повторять все сначала. При этом каждый раз истертые ноги казались ему многопудовыми железными якорями, которые он вытаскивает из мягкой грязи. Да, передвигаясь с такой скоростью, он никогда не доберется до гор.
Лафайет тяжело плюхнулся на песок. Пестрый платок, повязанный вокруг головы, теперь совершенно не спасал от все сильнее припекавшего солнца. Он снял и вытер им мокрый лоб. Вспотеть больше, чем он вспотел сегодня, пожалуй, было невозможно. Казалось, что он превратился в сухую головешку. Внутри не было ни капли влаги. И надежды на то, чтобы где-нибудь раздобыть глоток воды, тоже не было… Прикрыв глаза ладонью, он осматривал огромное ребристое пространство, покрытое песком. Впереди, на расстоянии около трехсот ярдов, начинался небольшой подъем к гребню песчаной дюны. Может быть, с другой стороны этого затейливого творения ветра есть вода?.. А почему бы ей и не быть? Он изо всех сил напряг остатки своих физических энергий. Вот. Вроде бы он почувствовал легкий щелчок, который всегда сопровождал удачное завершение материализации, или ему только показалось?
Поняв, что это не терпит отлагательства, О'Лири вскочил и рванулся в направлении гор, запинаясь и падая на каждом шагу. В очередной раз, когда он переводил дыхание, опустившись на четвереньки и собирая остатки сил, чтобы встать и пробираться дальше, Лафайет осознал, что силы совсем покинули его. Еще бы один рывок, а там оазис, зеленые пальмы, пруд с чистой прохладной водой, благословенная тень. Осталось-то всего несколько ярдов! Он лежал, распластавшись на песке, и ловил ртом обжигающий воздух. Не то что силы, даже желание добраться до гребня дюны покинуло его. Вдруг там нет никакого оазиса? Нет, это была крамольная мысль. Профессор Шиммеркопф не одобрил бы такого образа мысли. Лафайет встал и зашагал вверх, к вершине дюны. Взобравшись на нее, он посмотрел вниз на пологий склон, покрытый сверкающим на солнце песком. В конце этого склона стояла большая красная махина… автомата с кока-колой.
