– Расскажешь мне о своих секретах сегодня после обеда. А пока ты будешь переодеваться, я доставлю бумаги капитану Хоугтону У меня есть кое-какие для него сведения. Адмирал собирается провести учения для всей эскадры, как только на кораблях пополнят запасы. Выход в море, я так полагаю, намечен на завтра утром.

– Я думаю, Том, короткая прогулка среди распустившихся цветов была бы для нас весьма кстати. Наш адмирал не балует своих любимцев, поверь мне.

На берегу со стороны Дармута то там, то здесь пробивались первые зеленые побеги, земля уже подсыхала. Приятели гуляли вдоль набережной под еще нежаркими лучами солнца, наблюдая, как после зимней спячки просыпается природа.

– Невеселое место Ньюфаундленд, – немного погодя заметил Ренци. – Иногда я начинаю думать, что остров целиком покрыт соленой треской. Пожалуй, там нет ни одного дома, где бы не стояли кадки с этим ужасно вонючим рыбьим жиром.

– И что у тебя за секреты? – поинтересовался Кидд.

– Ничего особенного. Там довольно беспокойно, порой адмиралу приходится проявлять твердость, потому что рыбные дворянчики из Девона считают Ньюфаундленд своей вотчиной. Они изо всех сил противятся тем, у кого имеется на этот счет иное мнение. Ты наверняка рассмеялся бы, если бы услышал их перебранку на собрании в Сент-Джонсе. Клянусь, оно очень походило на базарный день в Эксетере или Байдфорде.

Они прогуливались, дружески беседуя.

– За время моей отлучки, наверное, не случилось ничего особенного? – спросил Ренци.

Кидд замялся. Ренци был воплощенное благоразумие, но дело было не только в этом: ведь дядя сам оставил за ним право на окончательное решение. Итак, открывать или не открывать перед другом дела его семьи? Кидд почти не колебался, слишком долго он находился наедине со своими мыслями.

– Николас, со мной приключилась удивительная вещь. Совсем недавно я впервые увиделся со своим дядей, – серьезный тон друга заставил Ренци пытливо взглянуть на него.

– Речь идет о брате моего отца, он здесь, в Канаде, – Том поведал о своих розысках и о трудном положении, в котором он очутился. Он решил не сообщать своим родным ни об истории с медведем, ни о настоящем местопребывании его дяди.

– Совершенно правильное решение и очень логичное. Стоит отдать тебе должное, Том, – искренне похвалил его Николас.

Они шли вдоль берега молча, пока не добрались до опушки леса.

– По-видимому, это еще не все, дружище? – остановившись и глядя в лицо Кидду, спросил Ренци. – Мне было бы интересно узнать, что тревожит моего друга.

Кидд глядел вдаль, рассматривая стройные сосны, украшавшие лесную опушку. Все как на подбор, одна к одной, сосны были везде, вдали в серо-голубой дымке они сливались в сплошную зеленую чащу.

– Николас, я даже не знаю, с чего начать. Просто надо признаться самому себе. Я не один из тех джентльменов-офицеров, кто разбирается в охоте на лисиц, кто свой на светских сезонах. Моя стихия кораблевождение и навигация, отнюдь не танцы и беседы с леди.

– Дорогой друг, поверь…

– Мне было трудно поверить, что я вступил на квартердек. Мне представлялось, что я и дальше буду продвигаться выше и выше, даже чудилось, что стану капитаном корабля. Но теперь я знаю истинную цену своим мечтаниям. Конечно, Королевскому флоту нужны лейтенанты, но только джентльмены достигают вершин власти, а я, увы, не джентльмен.

– Не джентльмен? Что за чепуха…

– Не надо меня жалеть, Николас, – с горечью ответил Кидд. – Ради своего же блага я должен откровенно признаться и больше не выдавать себя за того, кем я никогда не стану. Вот и все.

– Брось. Ты должен только научиться быть вежливым и любезным, а также…

– Неужели все, что должен уметь джентльмен, это любезно кривляться? Нет, я так не считаю, – Кидд замолк, сердито стукнув ногой по сосновой шишке.

– Ты презираешь джентльменов? – как можно мягче спросил Ренци.

Кидд бросил на него настороженный взгляд.

– Так я бы не сказал. Они родились такими, им повезло… как и тебе, – прибавил он с язвительной улыбкой.

Они прошли еще немного, и Кидд опять остановился.

– Буду откровенен. Меня задевает, что я должен уступать другим, когда речь заходит о продвижении по службе. Я подумываю, не пора ли мне что-то делать.

– Что делать?

– Пожалуй, на торговых судах не придают такого значения благородному происхождению. Место помощника капитана на торговом корабле, идущем в Индию, подошло бы мне как нельзя лучше, одно плавание на восток и мой собственный груз…

– Бросить флот?

– А почему бы и нет?

Кидд избегал смотреть другу в лицо, а тот не отводил от него пристального взгляда.

На следующий день рано утром при свежем юго-восточном ветре североамериканская эскадра вышла в море, чтобы провести учения в районе между Новой Шотландией и Соединенными Штатами. Эскадру возглавлял флагман «Решительный», в кильватере которого величаво и грозно плыли остальные семь судов. На «Крепком», замыкавшем колонну, картина представлялась еще более величественной, хотя суда, вытянувшиеся в линию следом за флагманом, мешали четко видеть подаваемые сигналы. Флотилия была небольшой, поэтому сигналы не дублировались ни на одном из ближайших судов.

Кидд с отчаянием наблюдал с мачты, как портится погода. Опустив подзорную трубу на провисавшие веревки вант и задержав дыхание, Том силился разглядеть значение поданных сигналов на флагмане. Корабли лавировали, идя в крутом бейдевинде. Пора было ложиться на другой галс и, забирая восточнее, обогнуть мыс Трамкап с юга, для этого судно надо было повернуть против ветра. Выбор оставался за адмиралом: совершать поворот либо оверштаг, либо фордевинд. Впереди с подветренной стороны их поджидали банки Неверфейла, точно такие же подводные скалы, которые недавно погубили «Трибьюн». Оверштаг или фордевинд, ставить или спускать паруса – все зависело от сигнала, который будет дан флотилии через несколько минут.

Капитан Хоугтон нервно ходил взад и вперед по шканцам, перепутанные мичманы торопливо проскальзывали за его спиной, штурман держался от него на почтительном расстоянии. Не зная, какой будет предпринят маневр, нельзя было посылать матросов наверх, поэтому они теснились кучками вдоль всей палубы.

Остров Дьявола, далеко выступающий в море, лежал прямо по курсу. Кидд не видел причин, почему бы им не повернуть по ветру (фордевинд), и тут он заметил трепетание флагов на корме «Решительного». Кидд пристально разглядывал сигнальные флаги сквозь подзорную трубу. Он быстро вынул из кармана свою тетрадь, чтобы уточнить, какой из флагов отличал «оверштаг» от «фордевинда» – желтая диагональ на синем фоне, номер третий «оверштаг». Если он заметит этот флаг, то можно не обращать внимания на остальные, благодаря чему они выиграют столь важное для них время. Хоугтон остановился и посмотрел на Кидда. Не только капитан, все на корабле повернулись в его сторону.

Вот и сигнал! Флаги медленно поднялись на сигнальном фалу «Решительного», понять смысл команды было трудно из-за спутанных ветром концов. Однако наметанный глаз Кидда уловил флаг под номером три, который был поднят сигнальщиками на флагмане. Не успел сигнал взвиться на верх мачты, как он прокричал:

– Оверштаг!

Все бросилась по своим местам, раздался стук деревянных частей бегущего такелажа. Люди хватались за фалы и шкоты, на корме готовились к повороту рей в сторону правого борта, на носу в сторону левого борта, двойной маневр, чтобы сделать в два раза все быстрее. На флагмане сигнал нырнул вниз – выполнять! Рулевой вместе с помощником стал вращать штурвал, крутой нос «Крепкого» начал поворачиваться в нужную сторону. На шкафуте травили шкоты, в то время как корабельные старшины следили за парусами на фок-мачте: аккуратно ли они стоят, натянуты ли канаты с подветренной стороны. Возбужденный Кидд заметил, что из всех кораблей только флагман и «Крепкий» начали совершать поворот оверштаг. Дыхание у Тома перехватило от гордости, «Крепкий» поворачивал четко и быстро, шедшая впереди него «Андромеда» шла все еще прежним курсом.