И все же что-то не состыковывалось в моих умозаключениях. Не слишком ли поспешными и эмоциональными они были? Может быть, дело обстоит совершенно иначе, и я кричу о пожаре, когда его нет? Какой им смысл посылать людей на верную смерть, заранее зная, что донесение не будет доставлено адресату?

И еще одно. Для такого дела им, как минимум, необходимы люди мало-мальски разбирающиеся в виртуальной реальности. Что-то не верится, что такими, как я, наши тюрьмы забиты под завязку. Да и о Маргарет Тревор забывать не стоит. Вряд ли она разгуливала бы по вирталу, посещая игорные дома и зная при этом, что ей грозит смертельная опасность. Наверняка, прежде чем уйти в виртуальную реальность Маргарет просчитала и такой вариант.

Я вконец запутался в своих рассуждениях. Голова раскалывалась то ли от жары, то ли от тряски, то ли от мыслей моих тяжких. И я перестал терзать мозговые извилины, решив, что время покажет, в чем я оказался прав, а в чем – нет. Надо только найти в себе силы на самую страшную пытку. Пытку ожиданием.

Грузовик особенно сильно тряхнуло, и мы едва не продырявили макушками брезентовый потолок кузова. В тот же миг я почувствовал, что машина начала сбавлять скорость, а потом остановилась совсем. Хлопнула дверца кабины, и через секунду появился сержант.

– На выход! – гаркнул он, и мы посыпались через борт.

– Растянуться в цепь, – коротко, словно лаяла собака, командовал Брэг. – Интервал – полкилометра. Двигаться строго на север. Я буду в центре. На флангах – Найтс и Донован. Все, разошлись. Фланговым сообщить по рации, когда займете исходное положение. До этого момента движения не начинать. Хопкинс!

– Я, сэр!

– Будешь справа от меня. Дистанция – сто метров. И не дрейфь, сосунок.

И мы разбежались. Девять человек – в одну сторону, девять – в другую. Я оглянулся, и увидел, как сержант сел на бампер грузовика и прикурил сигарету.

Сто метров я преодолел за полминуты и остановился, оглядываясь по сторонам.

Да, здесь было где спрятаться. Местность холмистая, плюс огромные валуны и заросли засохшего кустарника, ветви которого, хотя и не имели листьев, все же могли послужить хорошим убежищем для того, кто хочет укрыться от сторонних глаз.

Я снял с плеча автомат, бессмысленно покрутил его в руках. Почему-то именно теперь мне стало страшно. Нет, у меня было время спросить у любого из парней, как снять оружие с предохранителя, но я боялся, что тогда смогу им воспользоваться и опять кого-то убить. Пусть на этот раз безнаказанно, но разве это что-то меняет? Я не хочу убивать людей, но ведь может так случиться, что буду вынужден защищать свою жизнь, встав перед выбором: или он, или я. Только вот выбирать будет не из чего, ибо дороже собственной жизни ничего нет.

Кто-то может, конечно, вспомнить об идеалах, которые выше отдельно взятой жизни, о самопожертвовании, о Копернике или Джордано Бруно, наконец. Но даже истина не стоит Вселенной одного человека, одного неповторимого «я». Почему же тогда, в номере Лоры Клейн, я поступил, как безумец, погубивший свою судьбу во имя абстрактной идеи? Почему?..

Я помотал головой, пытаясь отогнать эти неожиданные и неприятные мысли, но в этот миг ужас окатил меня ледяной волной. Я повернулся и, сперва медленно, а потом все быстрее и быстрее побежал к машине. Заметив движение, сержант вскинул голову и выплюнул окурок. Грудь его вздыбилась, набирая воздух для резкого окрика, но слова так и не вылетели из луженой глотки.

Вместо слов прогрохотала автоматная очередь. Я видел, как мелкой крошкой осыпается лобовое стекло грузовика, как водитель безвольно роняет голову на руль, как сержант падает на землю, на лету выхватывая из кобуры пистолет. Я видел все это и продолжал бежать, все еще не веря в реальность происходящего.

И лишь когда Брэг повернул голову в мою сторону и громко выкрикнул: «Ложись, ублюдок!» – я вдруг осознал, что в меня тоже будут стрелять, ведь и я охотник, оказавшийся здесь, чтобы убивать. Все то, о чем я только что думал, стало реальностью в один миг. Почему только плохое исполняется незамедлительно?

Я грохнулся на землю и оцепенел от боли в расшибленных коленках. И эта боль занимала меня больше, чем пули, выбивающие каменные брызги в нескольких дюймах от моей головы.

Потом я заметил, что сержант уже успел отползти за колесо грузовика и ведет прицельный огонь. Значит, он засек, где спрятался беглый солдат. Я же его не видел и, по правде говоря, меня это не занимало – волновала лишь сохранность собственной шкуры. Мозг, скованный спазмом страха, отказывался что-либо воспринимать. В тот миг я был живым трупом, похороненным, разлагающимся, полным червей. Пусть только мысленно, но где находится грань, отделяющая еще несбывшееся от уже совершенного?

Боже мой! Наверное, то же самое испытала Маргарет за секунду до того, как я выстрелил из бластера. Сколько ужаса было в ее глазах, сколько мольбы! Но я выстрелил. Почему? У меня было оправдание, которого на самом деле не было, и быть не могло. Убийству нет оправдания. И потому мое место не здесь и даже не в Стрэнке, а в газовой камере… Искуплением моего греха может стать только смерть…

Я поднялся на ноги и медленно двинулся вперед.

– Лежать! – заорал сержант.

– Да пошел ты…

Вокруг меня пели перепелки, а, может, то свистели пули. Хотя нет, наверное, перепелки. Впереди грозно кудахтала курица, сзади добывал древожорку неутомимый дятел. А потом курица смолкла, замер дятел и перепелки куда-то подевались. Позади зацокали подковы.

«Лошадь, наверное,» – вяло подумал я.

– Вперед! Бегом! – разорвало барабанные перепонки. – Живее, черт побери! Этот ублюдок расстрелял всю обойму.

Я побежал, бездумно, словно заводная игрушка, внутренности которой чья-то злая воля свернула в тугую спираль сжатой пружины.

– Быстрей! – подгонял меня сержант. – Если он успеет сменит обойму, нам хана!

Но я и так мчался во всю прыть, забыв и про жгучую боль в ногах, и про страх, всего лишь несколько секунд назад едва не лишивший меня воли, а, может быть, и рассудка.

Стоп! Я на миг остановился, потрясенный неожиданной мыслью. А если все, что сейчас происходит, и есть безумие? Почему я бегу вперед, навстречу верной гибели? Угрызения совести? Чепуха. Я и вправду знал, на что шел, убивая Маргарет Тревор, да и сидя в тюрьме, не раз приходил к мысли, что повторил бы это снова и снова, ибо по-другому поступить просто не мог.

Тогда отчего я стал действовать вопреки своему «я», вопреки логике? Лишь потому, что сам испытал животный страх перед возможностью оказаться трупом? Нет, тогда бы я ни за что на свете не встал во весь рост под пули. Здесь что-то не клеилось, не попадало в четкие рамки, определяющие обычные границы моего поведения. Я совершал поступки, которые не мог совершить ни при каких обстоятельствах, как будто бы чья-то невидимая рука подталкивала меня.

Впрочем, нет. На этот раз рука оказалась видимой и довольно тяжелой. Сержант со всей силы толкнул меня в спину, и я едва не упал на каменистую осыпь.

– Вперед, скотина! – орал Брэг. – Иначе я тебя…

Но я так и не узнал, что он собирался со мной сделать. Снова загрохотали выстрелы. На этот раз стреляли совсем близко, и пули лишь чудом не зацепили ни меня, ни сержанта.

Мы почти одновременно рухнули на землю. Брэг без промедления открыл ответный огонь. Я же лежал, не шевелясь, вжимая голову в плечи как можно глубже.

– Стреляй, падаль! – прорычал сержант в краткий миг затишья.

– Но я… я…

– Что ты там бормочешь, вошь казарменная?

– Я… я не знаю, как им пользоваться? – кивнул я на автомат, зажатый в руке.

– Проклятье! – выругался Брэг. – Присылают сопляков безмозглых, учи их.

Он выстрелил несколько раз вверх по склону, потом вновь повернул ко мне голову.

– Сними с предохранителя и жми на курок.

– А где предохранитель?

– Да вон же, тупица, у тебя палец на нем лежит.

– Какой?

– Дерьмо собачье, – застонал Брэг. – Безымянный! Опусти собачку и пали со всей дури по тем кустам, иначе я сейчас сам из тебя мозги вышибу!